Р. В. Гордезиани
«ИЛИАДА» И «ОДИССЕЯ»—
ПАМЯТНИКИ ПИСЬМЕННОСТИ
Были ли поэмы Гомера устным творчеством или письменным — это, пожалуй, одна из самых спорных проблем в изучении этих знаменитых памятников античности. Не столь значительна техническая сторона вопроса — кто, где и когда мог фиксировать поэмы письменно. Более важно выяснить, какой принцип лежит в основе поэмы — устный или письменный. Это означает установление критериев, согласно которым нам удается найти существенное различие между этими видами творчества — между литературными памятниками древности, созданными на разной основе. Как показывает дискуссия вокруг Гомера, в современной классической филологии такие критерии еще г:е найдены 1.
Можно с уверенностью сказать, что и те, кто поддерживают теорию Пэрри — Лорда об устном Гомере, и те, которые не принимают эту точку зрения, оперируют в основном аргументами стилистико-языкового характера. М. Пэрри понимал, с какой осторожностью следует выставлять критерии для концепции устного Гомера. По его мнению, основным признаком может служить наличие в произведении большого количества эпических формул. Согласно М. Пэрри, формула это «выражение, регулярно употребляемое в одних и тех же метрических условиях для того, чтобы выразить некую существенную мысль» 2.
Устными эпическими произведениями Пэрри предлагал считать те, которые используют множество подобных формул; письменными те, в которых формулы вообще отсутствуют.
В этом теоретическом противопоставлении: много формул и ни одной формулы. Однако можно допустить, что использование формул более или менее характерно и для письменного эпоса. Но тогда перед нами встает вопрос: где же количественная грань, позволяющая говорить об устном или о письменном произведении. Но, как выяснилось, использование формул характерно для многих, явно письменных античных эпических произведений, и для большинства средневековых поэм, создание которых письменным путем не вызывает никаких сомнений 3.
Пока не найдена та грань, о которой мы только что говорили, интенсивность использования формул не может считаться надежным критерием для определения того, каким способом созданы произведения.
А. Диле предлагает несколько иной метод для различия устного и письменного стилей 4. Он приходит к выводу, что в «Илиаде» можно выделить несколько частей, основой которых может быть лишь письменная концепция. Для него критерием является высокая частотность употребления единичных слов и редких выражений в отдельных частях поэмы; например, в так называемой гомеровской «Энеиде» и в сцене обольщения Зевса. Хотя это наблюдение весьма интересно, мы все же не можем принять его за строгий критерий, так как трудно выделить в гомеровских поэмах места, где вовсе отсутствуют единичные слова и редкие выражения. И, кроме того, надо точно определить, сколько подобных выражений характерно для предлагаемых устных эпизодов поэм и после какой числовой грани надо говорить о письменных частях. Как показывает анализ всего дошедшего до нас раннегреческого эпоса, в его словаре весьма значительна доля единичных слов. Они составляют приблизительно 30% 5. Это, как мы увидим ниже, имеет довольно четкое объяснение.
Не являются убедительным аргументом в пользу устного Гомера и доводы о повторяемости типов моделирования отдельных сцен Гомера 6. В данном случае упускается из виду индивидуальность реализации идентичных принципов в многочисленных сценах, отличающихся художественной неповторимостью.
Приверженцы письменного Гомера признают, что Гомер имел непосредственное отношение к традициям устного творчества, однако сделал шаг к использованию письма в своем творчестве 7. Думаем, наиболее полно аргументы в пользу письменного Гомера представлены в последней работе В. Шадевальдта 8. Они вкратце сводятся к следующему: «Илиада» — монументальный эпос, который не мог возникнуть простой приставкой маленьких поэм друг к другу; у «Илиады» четкая архитектоника; в «Илиаде» много неформульных, индивидуальных элементов; даже казалось бы традиционные элементы используются в ней нешаблонно; в «Илиаде» есть указания на то, что было и что будет, а это связывает отдаленные друг от друга части поэмы; «Илиада» являет собой органическое единство, в котором единичное и целое являются взаимосвязанными и дают возможность выявить индивидуальность поэта, его оригинальность. По мнению Дж. Хеинсуорфа, «величие архитектуры поэм кажется необычным для типичной устной поэзии. Оно больше соответствует драме» 9.
В последнее время все больше внимания стали уделять драматическому единству «Илиады», индивидуальности гомеровской поэтической техники 10. Однако, думаем, что все это хотя и весьма убедительно показывает индивидуальность творца, все же недостаточно для критерия письменности. Пока никому не удалось определить границы возможностей устного творчества, памяти поэта, его способности индивидуализировать свое творчество. Поэтому лишь то, что известные нам устно созданные поэмы во многом уступают своим поэтическим значением поэмам Гомера, вовсе не означает, что поэт не может создать устные поэмы, имеющие высокий художественный уровень и приближенные своей поэтикой к принципам письменной литературы.
Естественно встает вопрос, а можно ли вообще при исследовании древнего эпоса найти те критерии, согласно которым нам удастся различить произведения, созданные устным или письменным путем? Думаю, что на данном этапе такие критерии можно найти лишь для тех произведений, которые следует рассматривать как большие системы. По нашему мнению, речь может идти лишь о произведениях, не предназначенных для одноразового исполнения автором и для одноразового восприятия аудиторией. Для таких произведений характерно то, что они состоят из множества более или менее завершенных частей, которые имеют свое структурное единство и значительное информационное, смысловое и эстетическое значение в пределах цельного произведения. В процессе репродуцирования и восприятия таких произведений необходима пауза или паузы.
эпоса, в данном жанре этот объем можно определить самое меньшее 5000—6000 строк. Беспрерывное репродуцирование и восприятие такого текста заняло бы около 10 часов, что более чем достаточно для одноразового исполнения. Этот отрезок содержит приблизительно 40 000 слов, и это дает возможность говорить о внутренних закономерностях языковой организации текста.
Гомеровские поэмы намного превосходят указанные объемы, и по отношению к ним, думаем, можно найти интересующие нас критерии. Необходимо исследование гомеровских поэм как систем.
В таких больших системах, какими являются «Илиада» и «Одиссея», мы имеем дело с многообразными взаимоотношениями многочисленных элементов. Теоретически такие системы можно разделить на два основных типа,
а) Система с нестрого организованной структурой, что означает поверхностное единство элементов в пределах целой системы. В художественном произведении это выражается в немногосторонних реляциях между микроструктурами и макроструктурами, когда наличие или отсутствие той или иной части для целого не имеет особого значения, ибо эти части связаны друг с другом лишь единством общей сюжетной линии или одним действующим лицом,
б) Система со строго организованной структурой, что означает органичное единство элементов в пределах целой системы.
В художественном произведении это выражается полным единством микро- и макроструктур, когда наличие той или иной части для целого является строгой необходимостью, когда мы имеем дело с далеко идущими и многозначными реляциями между элементами. К таким произведениям могут относиться лишь те, которые формировались согласно единой поэтической концепции и в результате тщательной работы автора над текстом. Если к первому типу систем могут относиться как устные, так и письменные памятники, то второй тип может представлять лишь памятники, созданные на основе письменной концепции.
Почему мы считаем, что строгая организация структуры больших систем может быть характерной только для произведения, созданного на основе письменной концепции?
Дело в том, что перед устным поэтом не стоит проблема строгой организации текста своего произведения. В больших устно созданных поэтических системах такая организация не будет иметь функции и, следовательно, перед устным поэтом не возникает подобная необходимость. Ведь его поэма представляет лишь поэтическое, а не текстуальное единство. И, действительно, в устном эпосе самым непостоянным элементом является текст 11. И сюжетная линия, и основные действующие лица, и главные конфликты здесь, как правило, остаются более или менее неизменными, но текст постоянно меняется, ибо без четкой фиксации он не может сохранить полного единства. Части большого эпоса исполняются не в беспаузном промежутке времени и между исполнениями отдельных частей иногда довольно большое временное расстояние, и строгая организация цельного текста поэмы здесь лишена функции. Именно поэтому в каждой устно сформированной большой поэме, независимо от того, осуществлялась ли запись ее при жизни певца или нет, мы имеем дело с нестрого организованной системой, позволяющей довольно свободную импровизацию, без особых помех для структуры целого.
Систему, как единство взаимоотношений элементов, в зависимости от того, какой нас интересует аспект, можно рассматривать с разных точек зрения.
Одним из важнейших аспектов в этом отношении является композиционная организация текста. У нас была уже возможность показать в нашей книге 12, что, несмотря на отдельные различия структурного характера, и «Илиада » и «Одиссея» построены на основе двух композиционных принципов. Блоки действия поэм соотносятся друг с другом в цельном построении поэм согласно принципу круговой композиции, а сцены, составляющие эти блоки, по принципу параллельного деления. Что дает это наблюдение для понимания организованности структур «Илиады» и «Одиссеи» как больших систем?
Вся схема структурной симметрии поэм строится на принципе своего рода балансирования. Спецификой этого принципа является то, что каждый блок действия с составляющими его сценами в общей структуре поэмы имеет свое структурно-смысловое соответствие. Он не является с текстологической и структурной точки зрения независимым единством, он должен найти свое завершение в блоке, который сбалансирует его. Лишь допущение того, что для поэта «Илиады» и «Одиссеи» тексты поэм являлись органичным и неделимым единством, может дать объяснение представленной в нашей книге картины структурной симметрии.
Следует отметить, что идея баланса в микроструктурах на низких уровнях может быть характерной для поэтических произведений разных эпох и разного происхождения; более того, она весьма свойственна для примитивного эпоса 13. Однако, когда дело касается больших систем, то строгий принцип балансирования в построении всего текста не будет иметь функции в устном произведении, ибо оно поэтом и аудиторией воспринимается не как текстуальное, а лишь как поэтическое единство.
В обширном произведении, предназначенном для многоразового исполнения отрывками, без наличия фиксированного текста отпадает всякая необходимость четкого балансирования элементов, отдаленных друг от друга тысячами строк частей, которые почти никогда не будут исполняться в одно и то же время. Следовательно, с точки зрения композиционной организации, основой которой является последовательное проведение принципа баланса в цельных произведениях, гомеровские поэмы, безусловно, следует считать системами со строго организованной структурой.
Большое значение для определения степени организации текста имеет и изучение принципа построения действия в гомеровском эпосе. Основой этого принципа, как отмечал уже Аристотель в своей «Поэтике», является стремление передать цельное явление (например, всю Троянскую войну, возвращения всех ахейских героев) посредством связанного с ним конкретного события (гнева Ахилла, возвращения Одиссея), которое с точки зрения развития действия едино.
Для достижения этой цели Гомер использует принцип интенсификации отдельных элементов до такой степени, что они вызывают ассоциации со всем ходом троянской войны. Так, в «Илиаде» образы центральных героев и мотивы начала битв, похищения Брисеиды, единоборства Париса и Менелая, гибели Гектора и др. интенсифицированы до такой степени, что они вызывают иллюзию всего течения событий у Трои от начала до конца 14. Такую роль эти интенсифицированные элементы могут выполнять лишь в пределах единой и строго организованной системы. Если мы рассмотрим их лишь в контексте одной конкретной части «Илиады», то они полностью лишатся этой функции, ибо иллюзия течения всей войны в «Илиаде» создается не только интенсификацией, но и определенной последовательностью этих элементов.
Исследователями признается, что в основе построения действия гомеровского эпоса лежит драматический принцип, особенность которого заключается в концентрации действия до такой степени, что поэмы кажутся предназначенными для беспрерывного исполнения в течение одного определенного промежутка времени перед одной и той же аудиторией. Эта черта не может с функциональной точки зрения быть характерной для больших эпических произведений, созданных устным путем. На строгую организацию гомеровского текста указывает и изучение закономерностей распределения информации в гомеровском эпосе. На всех уровнях распределения информации: экспонирование героев, представление сведений антилиаки и постилиаки, координация между информативными элементами двух поэм и т. д.— в гомеровском эпосе преобладает принцип экономичности и четкого взаимоучета15.
гомеровского эпоса.
До сих пор исследователи не могут прийти к единому мнению относительно характера языковой структуры гомеровского эпоса. По мнению М. Пэрри и его сторонников, сущность этого языка определяют повторяющиеся формулы. Но Хаинсуорф довольно убедительно показал, что эти формулы не столь уж стабильны и обнаруживают весьма высокую степень варьирования 16. Учитывая именно данное обстоятельство, М. Наглер, сторонник Пэрри, пришел к выводу, что сущность гомеровского языка определяется потенциальными формулами, в которых повторение стилистико-языковых структур обусловлено единством доязыковых архетипов 17. М. Наглер замечает: «Если мы формулу дефинируем как нечто конкретное, то будем вынуждены сказать, что устный поэт ту или иную конкретную фразу или структуры фраз запоминал, но если мы скажем, что формула, которую он заучивал, была доязыковым образом, то этот процесс заучивания будет напоминать языковую установку, а не заучивание наизусть» 18.
Думаю, что гомеровский эпос с точки зрения языковой структуры представляет собой многослойную систему, в которой сосуществуют и традиционные, хранящиеся в памяти певца формулы, и языковые клише, и стабильные, созданные самим поэтом формулы, и регулярно повторяющиеся схожие словосочетания, и языковые структуры, моделированные соответственно доязыковым архетипам.
И все же на вопрос, что же определяет в гомеровских поэмах и вообще во всей архаической эпической традиции греков сходства, которые являются глубинными и легко заметны невооруженным глазом, мы можем ответить лишь однозначно: связь между стилистико-языковыми конструкциями, обусловленная идентичностью лексических единиц. Это можно объяснить или наличием единого поэтического языка, или влиянием одного поэта на творчество других и весьма редко случайностью, ибо вероятность того, что из многих тысяч слов спонтанно могут формироваться идентичные словосочетания, незначительна.
Именно поэтому лишь выявление, на основе каких закономерностей реализуются эти языковые элементы в цельной структуре, может дать ответ на вопрос: какова основа языковой организации гомеровского эпоса — письменная или устная.
Рассматривая с этой точки зрения проблему языковой организации гомеровского эпоса, естественно, следует учесть, какую стадию взаимосвязи поэта (передатчика) и аудитории (приемщика) может представлять гомеровский эпос. Как известно, в художественном творчестве после возникновения фонетизированной системы письма между двумя способами реализации поэтического языка— устным и письменным — в разных эпохах были разные соотношения, в которых можно выделить три основные фазы:
1) связь между передатчиком (поэтом) и приемщиком (аудиторией) устанавливается в основном устным путем. Для этой фазы характерно, что письменный стиль в принципе не различается с устным в сфере языкового нюансирования, и, следовательно, на этом этапе трудно найти четко сформировавшийся индивидуальный поэтический язык; языковая индивидуальность здесь больше может быть характерной чертой какого-то отдельного жанра в целом, чем определенного поэта;
2) связь между передатчиком и приемщиком устанавливается приблизительно одинаково как устным, так и письменным путем. На данном этапе начинается процесс индивидуализации поэтического языка уже не только на уровне отдельных жанров, но и на уровне отдельных авторов;
3) связь между передатчиком и приемщиком устанавливается главным образом письменным путем. На этом этапе дифференциация поэтического языка в произведениях индивидуальных авторов принимает сформировавшийся характер.
Вполне очевидно, что творчество Гомера следует отнести к первой из перечисленных фаз взаимоотношений поэта и аудитории. Естественно допустить, что уже на данной фазе, если текст произведения для поэта представляет собой твердо фиксированную единицу, в произведении должны быть более или менее четкие попытки индивидуализации языка, но в основном не на уровне языкового нюансирования, т. е. попыток отличиться от других какими-то определенными фонетическими, морфологическими, синтаксическими особенностями, а на уровне распределения языковых фактов, создания новых лексических формирований.
Учитывая все это, мы постараемся ниже рассмотреть вопрос языковой организации гомеровского эпоса в нескольких, по нашему мнению, наиболее важных аспектах.
1. Для исследования нашего вопроса, думаю, особый интерес представляет общий характер языка древнегреческого эпоса. Как неоднократно отмечалось уже другими исследователями, эпический язык не является идентичным с каким-либо конкретным, разговорным греческим диалектом. Его мы должны рассматривать как своего рода наддиалект, который играл для всего греческого эпоса роль литературной нормы 19. Этот язык в известной для нас поэтической традиции полностью сформирован и показывает удивительное единство и прочность во всей греческой эпической продукции. Надо полагать, что после формирования этого диалекта, безусловно, существовал какой-то сдерживающий фактор, который противился дальнейшему развитию и изменениям этого языка. Таким фактором может являться лишь фонетизированное письмо. Именно при широком использовании письма мог остаться литературный эпический язык неизменным на протяжении довольно длительного периода.
Если нам удастся обнаружить, что формульный язык используется не только для конструирования отдельных выражений и фраз, но имеет и функцию вполне сознательного установления связи между отдаленными частями произведения, то мы можем утверждать следующее: использование формул в системе подчиняется единому и всеобъемлющему поэтическому плану, что является характерным лишь для строго организованных текстов.
Результаты машинного анализа повторений в ранне- греческой эпической поэзии, проведенного в последнее время, показывают, что спонтанная повторяемость в гомеровском эпосе не играет уж столь значительную роль 20. После правильной классификации повторений (цитация, установившиеся формулы, повторения, вызванные единством образа и т. д.) окажется, что количество гомеровских повторений вовсе не является недопустимым для письменной литературы.
Привлекает внимание и то обстоятельство, что лишь четвертая часть повторений является общей для «Илиады» и «Одиссеи». Естественно, если считать язык повторений полностью традиционным, который функционирует спонтанно и не регулируется в раннегреческом эпосе, то тогда будет трудно объяснить эту разницу между двумя поэмами. Весьма интересно то обстоятельство, что повторения в пределах одной поэмы подчиняются вполне четкому принципу распределения.
Из этого делается вполне логичный вывод, что повторения в целом не являются готовыми формулами, которыми поэт пользуется или которые воспроизводит спонтанно в любое время 21.
Эти наблюдения дают возможность сделать следующие выводы:
а) язык Гомера куда более индивидуален в распределении повторений, чем традиционен;
б) части находившегося в нашем распоряжении текста поэм создавались постепенно, приблизительно в той последовательности, которую они имеют в настоящее время.
Можно сказать, что это уже делает тезис о наличии полностью традиционного эпического языка и, самое главное, его традиционного функционирования весьма сомнительным. Однако это еще не означает, что текст устного поэта не может показывать те же закономерности. Ведь все то, что дала подобная статистика, относится к сфере подсознательного, а здесь пока никому не удалось показать всю специфику устного творчества в интуитивном распределении языкового материала.
— устного или письменного. Однако эта статистика вполне определенно указывает на то, что необходимо изучение гомеровского эпоса с точки зрения установления закономерностей распределения языковых факторов. Для установления критериев письменности или устности в сфере языковой организации, думаем, особое значение следует придать выявлению закономерностей сознательного распределения элементов в системе.
Естественно, отдельные случаи сознательного взаимоотражения в отдаленных друг от друга частях могут быть иногда характерными и для устно созданного эпоса. Так, в киргизском устном эпосе «Манас», у одного из аэдов «неизменно в одних и тех же выражениях описывается падение врага с коня после сокрушительного удара Манаса» 22.
Это выражение становится формульным. Однако в обширном устном эпосе, как в цельной системе, закономерное и регулярное применение метода сознательного языкового взаимоотношения в отдаленных друг от друга частях лишено функции и, следовательно, не может быть типичным явлением.
Как же обстоят дела в этом отношении в гомеровском эпосе? Хотим заранее заметить, что многочисленные случаи сознательного языкового взаимоотражения в отдаленных друг от друга, но структурно или идейно взаимосвязанных частях, как показал анализ, имеют здесь характер системы. В данном случае мы выберем лишь те факты так называемого сознательного дистанционного взаимоотражения, которые засвидетельствованы лишь двукратностью повторения. Это резко уменьшает вероятность случайности или спонтанности в представленных нами встречах.
Эти стилистико-языковые взаимоотражения мы можем разделить на две группы:
2) взаимоотражения, которые реализуются посредством варьирования. Рассмотрим более подробно эти группы:
Во взаимоотражениях, выраженных прямым повторением, исходным для нас является принцип текстуальной идентичности, который на уровне сознательного может быть реализован:
а) в случаях цитации одного пассажа в другом,
б) в случае подчеркивания идентичности или полярности ситуации,
В гомеровском эпосе нередки случаи цитации произнесенных одним героем слов в речах другого героя.
В целом ряде случаев место цитации отдалено от сцены произнесения речи героем многими тысячами строк. Так, в XI песне «Одиссеи» (122—136) душа Тиресия дает наставления Одиссею, что он должен сделать после истребления женихов. В XXIII песне (269—283) Одиссей вполне сознательно цитирует слова Тиресия, чтобы рассказать Пенелопе, что его ожидает еще впереди. Здесь дословно повторяется речь Тиресия, но Одиссей прямую речь XI песни заменяет в XXIII косвенной, для чего естественно пришлось провести соответствующие изменения глагольных и местоименных форм. То же самое можно сказать и о словах Минелая в IV песне (333—350) и их цитировании Телемахом в XVII песне (124—141).
Здесь перед нами факт дословной цитации 18 строк. Естественно, такие факты текстуальной идентичности оправданы лишь в письменно фиксированном тексте.
В гомеровском эпосе немало встреч между целыми пассажами, целью которых нередко является подчеркивание идентичности или полярности ситуаций. Так, в
—345) «Илиады» описывается картина атаки троянцев и бегство ахейцев, а в XV песне (1—3) ситуация меняется — атакуют уже ахейцы, а бегут троянцы. Здесь перед нами факт дословного повторения пассажа, изменены лишь вполне логично имена атакующих и бегущих и обозначение места, где отступающие остановились. В VI песне (230—234) «Одиссеи» описывается, как Афина перед встречей с Навсикаей всячески разукрашивает Одиссея, в X X I I I песне (157—161) в сцене встречи с Пенелопой дословно повторяется пассаж VI песни.
Весьма интересные результаты может дать и исследование речей героев гомеровского эпоса с точки зрения повторения фраз, характерных лишь для этих персонажей и являющихся в некоторой степени ключевыми для мотивации их действия или же индивидуальной оценки ими факта. По этим фразам мы можем узнать героя, так как они обычно соответствуют характеру, образу мышления индивидуального героя. Так, например, в своей известной речи к Андромахе Гектор мотивирует свое решение остаться на поле битвы следующей ключевой фразой (VI, 442):
«Стыжусь троянцев и троянок, влачащих одежду».
В схожей ситуации Гектор в своем известном монологе мотивирует решение остаться на поле битвы той же фразой ( XXII , 105), которую можно считать фразой Гектора. Естественно, здесь повторение носит сознательный характер, что подчеркивает и то, что эпитет «влачащий одежду» засвидетельствован во всем гомеровском эпосе лишь в речах Гектора (VI, 442; VI , 297; XXII 105). Можно назвать и другие, собственно гекторовские фразы, повторение которых в «Илиаде» вполне сознательно ( III , 39 = XIII , 769, VI I , 540 - 41 =XIII , 827 - 828 ) .
То же самое можно сказать и относительно собственных фраз Агамемнона. Так, во II песне известную речь в сцене испытания войск Атрид начинает с вступления относительно роли Зевса в развитии событий у Трои (111 — 119) и завершает эту речь призывом (139—141).
—29). Несмотря на то, что некоторые из этих строк являются так называемыми строками-формулами и они могут неоднократно повторяться в поэме вместе как мотивация возвращения на родину, они предстают в этих двух принципиальных для стоящего перед выбором Агамемнона моментах. Особенно изобилуют так называемыми индивидуальными словами и выражениями речи Ахилла. Например, свою непримиримость к Агамемнону Пелид мотивирует одной и той же фразой, обращенной к Аяксу (IX, 648) и Патроклу (XVI, 59).
Отношение Ахилла к Агамемнону определяется фразой, которую Пелид произносит перед Фетидой (I, 411 — 12) и мирмидонцами ( XVI , 273—274). Все подобные повторения в гомеровском эпосе указывают на весьма высокую степень языковой организации.
Еще более значительными являются многочисленные примеры сознательного взаимоотражения, которое реализуется языковым варьированием. В эту группу входят такие параллельные части гомеровского эпоса, которые имеют вполне определенные связи друг с другом. Сходство между такими пассажами никогда не достигает той степени, когда оно могло бы перейти в идентичность, но и разница между ними никогда не является столь значительной, чтобы она могла вполне замести [следы близости. Приведу два примера.
Как известно, сцена с дуалисами в IX песне (182—198), где Агамемнон посылает к Ахиллу посольство с просьбой о примирении, имеет много общего с аналогичной сценой в I песне (327), где Агамемнон посылает вестников к Ахиллу с поручением похитить Брисеиду. Совершенно очевидно, что при описании этих двух миссий поэт пользуется принципом сознательного взаимоотражения, который находит интересную реализацию и на языковом уровне. Здесь поэт пользуется методом языковых и стилистических вариаций, что подтверждается множеством соответствий, которые создают ось для указанных сцен 23.
В сравнительно маленьких сценах с дуалисами сконцентрировано такое количество языковых встреч с вариациями, что здесь можно говорить лишь о весьма тонком языковом взаимоотражении. То же самое можно сказать и о сцепах прихода Хриза к Агамемнону (I песнь) и Приама к Ахиллу ( XXIV песнь). И здесь, помимо общего духа взаимоотражений24
Следовательно, в гомеровском эпосе, как в цельной системе, стилистико-языковые взаимоотражения во многих случаях выходят за рамки случайных встреч и показывают закономерности, характерные для строго организованной системы.
В заключение рассмотрим вопрос о языковой организации в гомеровском эпосе с позиций лексикостатистики. Начнем с того, в какой степени допустимо, чтобы язык Гомера был языком повторяющихся в одной и той же метрической позиции слов и словосочетаний. Необходимые для этого данные у нас имеются. Мы знаем, что словарь гомеровского эпоса содержит около 10000 лексических единиц, и он обслуживает приблизительно 28000 гексаметрических строк, т. е. весь текст гомеровского эпоса состоит приблизительно из 200000 слов 25. Если мы допустим, что вероятность появления каждого слова одинакова, тогда средняя частота повторения каждого отдельного слова равняется 20, и, следовательно, каждое слово в одной и той же метрической позиции может повториться 3 раза. Но, как показывает анализ гомеровского словаря, слова, которые могут появиться более чем 1 раз в одной и той же метрической позиции в гомеровском эпосе, составляют лишь около 25% всего словаря. С другой стороны, эта группа слов покрывает приблизительно 89% всего текста, а так называемые редкие слова, которые составляют 75% словаря Гомера, покрывают лишь 11% текста.
Средняя частота появления каждого из так называемых многократных слов во всем гомеровском эпосе равняется 70, а в одной и той же метрической позиции каждое из этих слов может появиться приблизительно 10 раз. Что же касается редких слов, то средняя частота их появления во всем гомеровском эпосе — 3, а в одной и той же метрической позиции — 0,4. Именно поэтому нет ничего удивительного в том, что в гомеровском эпосе, с одной стороны, так велико число повторений, а с другой — и число единичных и неповторяющихся в одной и той же метрической позиции слов. Но для суждения о степени организации текста требуется более глубокий анализ. Мы для этого избрали прилагательные, казалось бы самый традиционный элемент гомеровского языка, и исследовали, как они распределяются во всех речах трех центральных героев «Илиады» — Ахилла, Агамемнона и Гектора.
26. Трудно усомниться в том, что большинство этих эпитетов-прилагательных являются или принадлежностью традиционного эпического языка или становятся традиционными уже в самом языке конкретного эпического произведения. Для нашего анализа мы избрали те случаи, в которых в качестве определяющего засвидетельствованы не только прилагательные, но и в ряде случаев существительные. Для упрощения процедуры все эти так называемые определительные формы мы будем ниже условно называть прилагательными.
Целью нашего анализа является установление принципов распределения прилагательных в гомеровском эпосе.
Словарь эпоса состоит из определенного количества прилагательных, которые появляются в эпосе с определенной частотой. Естественно, эти прилагательные как-то распределяются в цельном тексте эпоса. Если мы допустим, что текст эпоса — результат устного творчества, то в распределении прилагательных будет преобладать стихийная упорядоченность. Если же мы допустим, что текст поэмы является результатом письменного творчества, то тогда в распределении прилагательных можно ожидать преобладание регулируемой упорядоченности, которая может быть характерной лишь для данного поэта и данного произведения.
Для выяснения соотношения стихийности и регулируемости в распределении прилагательных весьма важно правильно избрать материал. По нашему мнению, наиболее удобным в данном случае является анализ речи героев на протяжении всей поэмы. Здесь мы имеем дело, с одной стороны, с единством, ибо все речи, произнесенные одним и тем же героем в произведении, объединяются одним персонажем, а с другой — с текстуальной разобщенностью, ибо эти речи в тексте поэмы могут быть отдаленными друг от друга многими тысячами строк.
— 3 7 3. Прилагательные у Ахилла составля ют 10,2% всех слов, употребляемых в его речах, у Агамемнона и Гектора соответственно по 10,6%. Трудно отрицать, что эти данные указывают на единство текста «Илиады» в применении прилагательных. В гомеровском гимне к Гермесу прилагательные составляют уже 16,3% всех слов. Разница между «Илиадой» и гимном к Гермесу, если оценить эти числовые данные применением формулы квадратичного отклонения доли27, значительна, не случайна.
Можно пойти еще дальше. Рассмотрим в «Илиаде» закономерность использования однократных прилагательных, т. е. тех, которые в речах одного и того же героя встречаются лишь однажды. В речах Ахилла из общего числа прилагательных (364) 260 однократных и лишь 104 многократных. У Агамемнона 190 однократных и лишь 60 многократных, у Гектора 163 однократных и 63 многократных прилагательных. Применение к этим данным вышеуказанной формулы показало, что расхождение долей однократных прилагательных у Ахилла, Агамемнона и Гектора случайно. Следовательно, и здесь мы имеем дело с единством принципа распределения.
Не менее интересна и другая сторона анализа — насколько далеко идет поэт в сторону индивидуализации речей отдельных героев. Как было сказано, словарь Ахилла состоит из 364, Агамемнона 250, а Гектора из 226 прилагательных.
Что могут дать эти данные? Анализ показывает, что при нерегулируемом, обычном распределении прилагательных в «Илиаде» каждый отрезок, содержащий 690 прилагательных (как у Ахилла), обслуживается словарем, состоящим из 185—190 лексем; содержащий 386 (как у Агамемнона) — из 110—115; содержащий 373 (как у Гектора) — словарем из 105—110 лексем. Следовательно, количество прилагательных-лексем у Ахилла, Агамемнона и Гектора превосходит эту норму почти в два раза. Весьма интересные результаты дает и сопоставление речей указанных трех героев. Выясняется, что если при сравнении двух равномерных частей «Илиады» прилагательные, отличающие их друг от друга, составляют в среднем 20—25% общего числа прилагательных, то при сравнении речей этих героев так называемые отличительные прилагательные составляют уже 40,9% всех прилагательных.
прилагательные применяют эти герои к одним и тем же существительным. В данном случае можно ограничиться примером того, как характеризуют эти герои друг друга, точнее, какие эпитеты-прилагательные применяют друг к другу?
Как предстает Гектор в речах Ахилла и Агамемнона в контексте этих эпитетов? Агамемнон употребляет по отношению к нему фактически два эпитета (όβριμος, хэрЛаιολος/ μέγας κορυθαίολος), Ахилл 10 (αγαθός, άλαστος, άνδρόφόνος, άριοτος, δΤος, κύον, νήπιος, όλετήρ, Πριαμίδης, πολυδάκρυτος). Ахилл и Агамемнон ни в одном случае не совпадают друг с другом в характеристике Гектора. Для Ахилла Агамемнон использует 8 (αγαθός περ έών, αίχμητής, έκπαγλότατ' άνδρών, έπειγόμενος περ'Άρηος, έχθιστος, θεοείκελος, μάλα κάρτερος, Πηληιάδης/Πηλεΐδης), Гектор 13 (άμύμων, άραεπής, δΐος, έκπαγλον σε, έπίκλοπος, έσθλός έών/έσθλός, θεοΐς έτυιεικελ5, Θέτιδος παις ήυκομσιο, Πηλείδης, Πηλείων, Πηλέος υιε, πήμα μέγιστον, ποδώκης Αίακιδης). Они совпадают друг с другом лишь в одном случае. Для Агамемнона Гектор употребляет лишь один эпитет (^Ατρεΐδης), но у Ахилла он представлен гораздо интенсивнее — 22 эпитетами (άναξ ανδρών, αμήχανος μέγας αναιδής, α'ιει/άναιδέιην έπιείμενος, βασιλεύς απηνής, άριστος Άτρεΐδης, \Ατρε'ΐδης, 'Αρτειωνα, δημοβόρος βασιλεύς, 5Ατρε'ιδης εύρυκρειων, 3Ατρε'ίδης ήρως, κερδαλεόφρων, κραδίην δ'έλάφοιο, κρείων, εκηλος, ^Ατρεΐδη κύδιστε, άναξ ανδρών, κυνός δμματ5 έχων, κύνεός περ έών εις ώπα ιδέσθαι, κυνώπα, ο'ινοβάρης, ποιμήν λαών, πολλόν άπιστος εύχεται είναι), из коих 4 имеют, нейтральное, 6 — позитивное и 12 — негативное значение.
Привлекает внимание и то обстоятельство, что так называемые положительные эпитеты в основном сконцентрированы в речах, которые следуют за гибелью Патрокла, т. е. появляются после того, как гнев Ахилла по отношению к Агамемнону угас. Естественно, это, с одной стороны, указывает, как Ахилл в подборе эпитетов субъективен и связан с конкретной ситуацией, а с другой, что поэт «Илиады» вовсе не относится к распределению эпитетов-формул индифферентно, что это распределение регулируется довольно строго при надобности во всей поэме.
Можно было бы обратить внимание и на следующее обстоятельство. Ни у кого не вызывает сомнений, что центральным героем «Илиады» является Ахилл, а героями, занимающими как бы вторые места после него, Агамемнон и Гектор. Но центральный герой отстранен от хода событий в поэме довольно долго, и может создаться иллюзия, что участие Агамемнона и Гектора должно быть интенсивнее участия Ахилла в действии «Илиады». Однако выясняется, что речи Ахилла занимают почти 1000 (960) строк в «Илиаде», а речи Гектора и Агамемнона приблизительно по 500 строк, т. е. каждый из них говорит почти в два раза меньше Ахилла. Здесь, естественно, прослеживается осознанный принцип поэта — отличить главного героя от других центральных героев интенсивностью участия в реальном действии.
На основе всего вышесказанного гомеровский эпос предстает перед нами строго организованной системой. Это находит свое проявление в удивительно строгой взаимосвязи элементов, составляющих структуры разных уровней. Эти элементы выделяются довольно четко при анализе гомеровского эпоса, и их распределение на идейном, композиционном, языковом и других уровнях показывает полную согласованность.
разными нитями с другими. Этот текст, в отличие от «Махабхараты » или «Манаса», может допустить изменения лишь в весьма ограниченных размерах, так как любое более или менее значительное изменение разрушит стройную систему взаимоотношений. Именно эта полифункциональность частей дает возможность сравнительно безболезненно выделить из построения «Илиады» «Долонию» ( X ) , как более позднюю интерполяцию 28, несмотря на то, что она в сюжетном отношении не противоречит ходу действия в поэме и, в некоторой степени, обнаруживает следы приравнения к остальному тексту поэмы. Именно эта полифункциональность является характерной чертой элементов строго организованной системы, и именно ее лишены элементы нестрого организованной системы.
Все это дает возможность рассмотреть творчество поэта «Илиады» и «Одиссеи» в рамках письменного типа творчества и более четко представить место гомеровского эпоса в культуре Греции V I I I в. до н. э. , большой подъем которой все чаще определяют в современной науке как «ренессанс » 29 гомеровской эпохи.
Примечания.
2 Parry M. L epithete traditionelle dans Homere. Darmstadt — Paris, 1928, p. 16.
3 См.: Стеблин-Каменский Μ. И. Мир Саги. Становление литературы. Л., 1984, с. 145.
4 Dihle A. Homer-Probleme. Opladen, 1970.
5 Strasser Fr. X. Zu den Iterata der frühgriechischen Epik. Königstein/ Ts., 1984, S. 77.
— Hermes Einzelschriften, Hft. 21. Wiesbaden, 1968; Krischer T. Formale Konventionen der Homerischen Epik. Zetemata. Hft. 56. München, 1971.
7 Lesky A. Mündlichkeit und Schriftlichkeit im homerischen Epos.— Festschr. f. D. Kralik. 1954. S 1 ff.
8 Schadewaldt W. Der Aufbau der Ilias. Frankf. / M., 1975, s. 26 ff.
9 Hainsworth J. B. The Griticism of an Oral Homer.— Journ. of Hellen. Stud., V. 90, 1970, p. 98.
10 Griffin J. The Epic Gycle and the Uniqueness of Homer.— Journ. of Hellen. Stud., V. 97. 1977, p. 39—53; Rutherford R. В. Tragic Form and Feeling in the Iliad.— Journ. of Hellen. Stud., V. 102, 1982, p. 145—160; Reucher T. Situative Weltsicht Homers. Eine Interpretation der Uias. Darmstadt, 1983.
12 См.: Гордезиани Р. В. Указ. соч.
13 Hainsworth J. В. Ор. cit.
14 Подробнее см.: Гордезиани Р. В. Указ. соч., с. 25 и сл.
15 Там же.
17 N agier M. Spontaneity and Tradition. Λ Study in the Oral Art of Homer. Berkeley, 1974.
18 Sagler Μ. Oral Poetry and the Question of Originality in Literature.— Act. du V-e Gongr. de TAssoc. Intern, de Lit. Comp. Belgrad, 1969, p. 451 - 459.
19 Тронский И. Μ. Указ. соч.; Гринбаум Η. С. Ранние формы литературного языка (древнегреческий). Л., 1984.
20 Strasser Fr. X. Ор. cit.
22 Ауезов Μ. Киргизская народная героическая поэма «Манас».— Киргизский героический эпос «Манас». М., 1961, с. 65.
23 Gordesiani R. Zur Interpretation der Duale im 9. Buch der Ilias.— Philologus, Bd. 124, 1980, S. 163.
24 На смысловую и структурную связь этих двух сцен давно указывают исследователи. См.: Гордезиани Р. В. Указ. соч., с. 66 и сл.
25 Каждая строка состоит в среднем из 7—7,25 слов.
27 См.: Головин Б. Н. Язык и статистика. М., 1977, с. 37 и сл.
28 См.: Гордезиани Р. В. Указ. соч., с. 81.
29 Coldstreem J. N. Geometric Greece. London, 1977.