С. Н. Сергеева
К вопросу об обвинении Эсхила в нечестии
Жебелевские чтения-I (научные чтения памяти академика С. А. Жебелева). Тезисы докладов научной конференции 28-29 октября 1997 г
Публикации Центра антиковедения СПбГУ.
Сведения об обвинении Эсхила в нечестии весьма ограничены и противоречивы. Наиболее ранним источником, из которого мы знаем о связи поэта с религиозным преступлением, является рассуждение Аристотеля в "Никомаховой этике" о том, что некоторые люди вполне справедливо могут утверждать, что "не знали, что разглашают неизреченное, например, Эсхил - таинства (Aristot. Eth. Nic., III, 2; Aspasius. Comm. Aristot. Eth. Nic., III, 2).
Этот туманный намек Аристотеля привлекает внимание более поздних авторов, которые, стремясь прокомментировать этот отрывок, приводят увлекательные романтические подробности этого факта. Так, например, Гераклид Понтийский пишет, что несчастный автор, опасаясь гнева толпы, вынужден был искать спасения возле алтаря Диониса, находящегося в центре орхестры (Heracl. Pont., fr. 170 Wehrli), и только члены Ареопага убедили поэта предстать перед гелиэей, которая оправдала Эсхила в память о доблести его брата, проявленной в битве при Марафоне (Heracl. Pont. l. c.). Это благополучное избавление от смертельного наказания Клемент Александрийский объясняет тем, что поэт, дело которого разбиралось членами Ареопага, смог доказать, что, являясь уроженцем Элевсина, он тем не менее не был посвящен в таинства (Clem. Alex. Strom., II, 14). Элиан рассказывает, что Эсхил был обвинен в нечестии, усмотренном зрителями в каком-то из его произведений. Афиняне были столь возмущены, что угрожали побить святотатца камнями (Aelian. Hist. Var., V, 19). Однако поэт был оправдан после того как "... младший брат Эсхила Аминий, отбросив гиматий, показал свою по локоть отрубленную руку... Судьи, взглянув на руку Аминия, вспомнили о его доблести и помиловали Эсхила" (Aelian. l. c.). Относительно того, в чем же заключалось преступление поэта, единственное объяснение приводится у Афинея, который пишет, что Эсхил "подражая, открыл красоту и торжественность столы, которую одевают гиерофант и дадух..." (Athen. I, 21).
Попытаемся выделить историческую основу поздних версий этого события. Во-первых, остановимся на первом, бросающемся в глаза противоречии наших источников: Гераклид Понтийский рассказывает, что Эсхил был оправдан гелиэей, а Клемент Александрийский утверждает, что дело разбиралось в Ареопаге. Свидетельство Гераклида вызывает сомнения: что мог пообещать Эсхилу Ареопаг, как он мог гарантировать справедливый приговор, если судить виновника предстояло не самому Ареопагу, а суду присяжных? Кажется более вероятным, что члены Ареопага убедили Эсхила не просто отказаться от убежища возле алтаря, но и довериться суду, беспристрастность которого они могли обещать - их собственному суду. Упоминание Ареопага Клементом Александрийским подтверждает это предположение.
Итак, дело Эсхила разбиралось Ареопагом. Следовательно, мы можем, хотя бы приблизительно, указать время этого скандального судебного процесса. По-видимому, он произошел до 462 г. до н. э., то есть до реформы Ареопага, проведенной по инициативе Эфиальта. Поскольку это судебное разбирательство состоялось задолго до отъезда Эсхила в Сицилию, прийдется отказаться от предположения о бегстве поэта, обвиненного в нечестии, от справедливого возмездия и остановиться на каком-либо другом объяснении (см., например: Suid., s. v. Ai[sculo" ), тем более, что источники единодушны в том, что Эсхил был оправдан.
уважением к доблести его брата Аминия (Aelian. Hist. Var., V, 19). Конечно, возможно, это и было достаточной причиной для судей. Однако следует помнить, что всего несколько десятилетий тому назад в Аттике шли сражения с персами, и, наверняка, почти в каждой семье был свой герой Марафона. Скорее всего и среди ареопагитов были ветераны и даже инвалиды, получившие свои увечья во время греко-персидских войн. Так могло ли появление брата Эсхила произвести на них столь сильное впечатление, чтобы простить поэту разглашение элевсинских тайн? По-видимому, причину оправдания следует искать в другом.
Клемент Александрийский считал, что Эсхил не был наказан за профанация мистерий, поскольку сделал это не умышленно, будучи сам не посвящен в таинства (Clem. Alex. Strom., II, 14). Вспомним однако, что речь идет об отпрыске одного из древних аристократических элевсинских родов, представители которых имели обыкновение посвящать детей в мистерии еще в детстве, в ходе особого обряда "возле алтаря". Но даже если поэт не был посвящен в таинства будучи ребенком, неужели возможно, чтобы поэт добровольно в течение всей своей жизни отказывался от зрелища, производившего неизгладимое впечатление на современников.
Георг Томсон, анализируя творчество Эсхила, приходит к выводу, что источником вдохновения для поэта во многом служили мистические традиции его родины. Заметим к тому же, что и современники также считали творчество поэта пронизанным элевсинскими мотивами. Недаром Аристофан, описывая состязание Эсхила и Еврипида в подземном царстве, вкладывает в уста элевсинского поэта торжественное обращение к Деметре (Ran., 883-884):
Демера-матерь, разум мой вскормившая,
Твоих мистерий даруй мне достойным быть!
быть действительно серьезные причины.
Предположим, что поэт, повинуясь порыву, вызванному сильным впечатлением, которое, вероятно, должны были произвести на него таинства Деметры, действительно мог, не желая того, придать сценическим костюмам некоторое сходство с мистериальными. Это должно было возмутить благочестивых и богобоязненных зрителей. Однако нужно было провести следствие, сравнить детали костюмов. Поскольку это дело касалось исключительно обрядовой стороны культа, возможно, в нем принимал участие особый "суд Эвмолпидов", о котором упоминает Демосфен, перечисляя различные виды судебных разбирательств, существовавших в его время в Афинах (Demosth., XXII, 27). Сравнив детали костюмов, судьи, вероятно, решили дело в пользу поэта, несколько увлекшегося, но не желающего намеренно оскорбить элевсинские святыни. Ареопаг же подтвердил решение столь компетентного суда.
Все эти предположения могут отчасти пролить свет на этот загадочный процесс и объяснить противоречивость источников тем, что ход расследования и его результаты вряд ли в этом случае предавались широкой огласке.