Штаерман Е. М.
СВЕТОНИЙ И ЕГО ВРЕМЯ
Текст приводится по изданию: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. Москва. Издательство "Наука", 1993. Перевод М. Л. Гаспарова.
Издание подготовили М. Л. Гаспаров, Е. М. Штаерман. Отв. ред. С. Л. Утченко. Ред. изд-ва Н. А. Алпатова.
Когда Светоний около 120 г. н. э. опубликовал наиболее известную из своих книг — "Жизнь двенадцати цезарей", римская империя существовала уже полтора века. За 150 лет до того приемный сын и наследник диктатора Гая Юлия Цезаря, Цезарь Октавиан, получивший затем почетное имя Августа, разбил при Акции своего последнего соперника Антония и стал единственным правителем огромной римской державы. Окончились длившиеся почти 20 лет гражданские войны, окончилась и эпоха римской республики.
Падение республики было вызвано рядом экономических, социальных и политических причин. В результате трех столетий почти непрерывных войн Рим, некогда сравнительно скромный город-государство, подчинил себе весь Средиземноморский бассейн. Под его владычество попали народы с самым различным уровнем социального и культурного развития: Греция, уже давно пережившая расцвет; Малая Азия, Сирия, Египет, где формы собственности и эксплуатации, господствовавшие еще на древнем Востоке, сочетались с развитыми рабовладельческими отношениями; Северная Африка, Галлия, Испания, разделенные на множество областей и племен, часть которых уже знала развитое рабство, торговлю, городскую жизнь, часть же еще жила общинно-родовым строем или подчинялась родовой аристократии, закабалявшей обедневших соплеменников.
Союзником Рима в его завоеваниях всегда была местная рабовладельческая аристократия. Остальные слои провинциального населения жестоко страдали от власти Рима. Нахлынувшие из Италии откупщики налогов, ростовщики, торговцы выжимали из провинциалов все соки. Римские наместники со своим штатом грабили их бесконтрольно и безнаказанно. Недаром, по словам Цицерона, все провинции ненавидели самое имя римлян и готовы были восстать при первом удобном случае. И они действительно восставали и истребляли римских граждан. Правда, всякий раз после более или менее длительной войны римляне восстанавливали свою власть и жестоко карали восставших. Но чем более разрасталась римская держава, тем яснее становилась ненадежность римских позиций в завоеванных областях. Укрепить их римляне могли, лишь расширив там свою социальную базу. Такой базой мог стать крепнущий класс мелких и средних провинциальных рабовладельцев — купцов, собственников имений и ремесленных предприятий. Но привлечь их можно было только предоставив им известные права, открыв перед ними перспективу уравнения в правах с победителями, дав провинциям возможность развивать свою экономику, ограничив их эксплуатацию. Урегулирование отношений с провинциями было одной из насущнейших задач для Рима, ставшего мировой державой.
Не менее остры были и другие проблемы. Огромный приток драгоценных металлов, рабов, продуктов ремесла и сельского хозяйства из покоренных стран стимулировал развитие всех видов италийского производства и предпринимательства, усиливал обогащение одних и разорение других. Обострились социальные и политические противоречия. Власть в Риме находилась в руках сенаторского сословия. Это были, в основном, потомки древних знатных родов, обладатели многочисленных земель, домов, рабов, патроны многих клиентов — арендаторов, отпущенников, всяких "маленьких людей", которым они оказывали покровительство и которые должны были за это составлять им свиту и поддерживать их в народном собрании. В борьбе за влияние, власть и доходы с провинций с сенаторами соперничало второе привилегированное сословие Рима — всадники, — включавшее, в основном, крупных дельцов, откупщиков, а также и земельных собственников, иногда не менее значительных, чем сенаторы. Эти два сословия не желали ни с кем делиться своими привилегиями. На проникавших иногда в их среду "новых людей", выходцев из других сословий, смотрели косо, все попытки ограничить в пользу неимущих граждан крупное землевладение, а в пользу провинциалов — произвол сенаторов-наместников и всадников-дельцов встречали их ожесточенное сопротивление.
— вилл, хозяйства которых в те времена были наиболее передовыми по применявшимся в них орудиям, методам обработки земли и организации рабского труда. Сенатское правительство все менее оказывалось способным обеспечить этим рабовладельцам покорность их рабов. Рабы бежали, переходили на сторону врагов Рима, устраивали заговоры и мятежи, достигшие высшей силы в великом восстании Спартака. "Домашних" средств для подавления сопротивления рабов становилось недостаточно, а для общих мер сенатский государственный аппарат был слишком слаб. Богатые сенаторы в междоусобной борьбе за власть нередко сами вооружали своих рабов. Рядовые рабовладельцы все более оказывались в оппозиции к существующему строю.
Резко обострялись и противоречия между имущими и свободной беднотой. Бедность, тяжелая задолженность, презрительное отношение "благородных" к "черни" вызывали почти непрерывные волнения римского плебса. Народ требовал демократизации политического строя, сложения долгов, наделения землей неимущих граждан, но добиться улучшения не удавалось. Единственным выходом из нужды для бедноты была военная служба. Помимо добычи и жалованья она давала надежду обзавестись землей: дослужившийся до законной отставки ветеран получал в надел земельный участок. Наделить землей ветеранов должен был тот полководец, под командой которого они служили; и это обычно приводило его к конфликту с сенатом, не желавшим выделять для отставных солдат землю. Тем самым интересы италийской бедноты тесно переплетались с интересами войска: политический деятель, программа которого устраивала римский и италийский плебс, пользовался любовью солдат, готовых сражаться за его интересы.
Так самые различные слои населения римского мира объединились в борьбе против власти сената. Они обеспечили победу Юлию Цезарю в воинах с помпеянцами; затем захватившим после смерти Цезаря власть триумвирам Октавиану, Антонию и Лепиду — над республиканцами; и, наконец, Октавиану — в его последней войне с Антонием.
В наибольшем выигрыше от исхода гражданских воин оказались средние землевладельцы и рабовладельцы Италии. Триста тысяч солдат получили от триумвиров и Августа земельные участки с необходимыми для их обработки рабами и инвентарем. Для предотвращения движений рабов и устрашения непокорных были приняты меры. Многих из рабов, бежавших во время гражданских войн, Август вернул господам или казнил. Созданные им полицейские части должны были охранять порядок в Риме и Италии. По его инициативе был издан закон, согласно которому в случае насильственной смерти господина все рабы в его доме предавались пытке и казни. Все это способствовало расцвету италийского рабовладельческого хозяйства и италийских городов. Городские магистраты и члены городских советов, выбиравшиеся из местных зажиточных землевладельцев, постепенно образовывали особое сословие декурионов, занимавшее третье место после сенаторов и всадников. Наиболее богатых и видных из декурионов Август зачислял в сословие всадников; его преемники открыли им и дорогу в сенат.
Выгодным оказалось установление империи и для провинциальных рабовладельцев. Уже Цезарь, а за ним и триумвиры широко раздавали права гражданства и различные привилегии провинциальным городам и отдельным лицам, помогавшим им во время гражданских войн. Жесткие законы Цезаря карали злоупотребления провинциальных наместников. Во многих провинциях, как и в Италии, произошло некоторое перераспределение земельной собственности: большие поместья, принадлежавшие сторонникам республиканцев, были конфискованы и распределены между колонистами и арендаторами. Все эти меры, так же как наступивший наконец относительный мир, способствовали быстрому развитию в провинциях сельского хозяйства, ремесла, торговли, строительства, распространению эллинистической и римской культуры. Особенно быстро романизировались юго-восточные области Испании, южная и центральная Галлия. С начала I в. н. э. в сенат начинают принимать уроженцев Испании, со времени Клавдия — галлов; несколько позже в сенате появляются и выходцы из восточных провинций.
профессии, соседей и т. п.), игравших большую роль в политической жизни. При Тиберии в Риме перестает созываться народное собрание; не играли народные собрания особой роли и в городах Италии и провинций. Императоры и декурионы городов заботились лишь о том, чтобы нужда не доводила народ до мятежей. Многочисленные постройки давали заработок ремесленникам и поденщикам. Неимущим на средства государства раздавалось зерно, масло. Роскошные зрелища и угощения должны были обеспечить преданность народа правителям. Вместе с тем жизнь плебса была поставлена под строгий контроль. Коллегии можно было создавать лишь по специальному разрешению и под надзором высокопоставленных лиц, которых члены коллегий "выбирали" своими патронами. В трактирах, где обычно собиралась беднота, было запрещено продавать вареную пищу, чтобы посетители там долго не задерживались. Агенты правительства доносили о подслушанных разговорах, выявляли недовольных. Особенно тяжело было положение крестьян, не пользовавшихся даже теми преимуществами, которые имел городской плебс. В провинциях их оттесняли на худшие земли, перелагали на них основное бремя налогов и повинностей. В Италии многие теряли свои участки, становились арендаторами и страдали от постоянной задолженности землевладельцам и ростовщикам.
Таким образом, из социальных групп, обеспечивших победу новому режиму, плоды ее пожали италийские и провинциальные мелкие и средние рабовладельцы, ставшие истинным оплотом империи. Однако крушение республики далеко не сразу сломило оппозицию сенатской знати, все еще довольно сильной своими традициями, корпоративным духом, богатством, которое часть старых сенаторов сумела сохранить, а часть новых получила от самих императоров. Август, великий мастер социальной демагогии и политических компромиссов, еще умел найти достаточно гибкие формы взаимоотношений с сенатом, постоянно подчеркивал свое уважение к нему, смотрел сквозь пальцы на робкие попытки отдельных сенаторов заявить о своей самостоятельности, не обострял отношений репрессиями против недовольных и внешними знаками своего превосходства. При его преемниках, императорах династии Юлиев-Клавдиев, положение изменилось. Снова начало расти в Италии и провинциях крупное сенаторское землевладение. Окрепнув экономически, сенаторы стремились к более активному участию в государственных делах. Подняла голову оппозиция, восхвалявшая времена республики и павших за нее Помпея, Катона, Брута. Правда, даже самые заядлые панегиристы былых времен и нравов не рассчитывали на восстановление республики. Несколько слабых попыток в этом направлении наткнулись на решительное сопротивление войска. Поэтому, несмотря на республиканскую фразеологию, подлинной целью сенатской оппозиции было возвести на престол такого правителя, который полностью бы зависел от сената и сохранял за сенатом то же исключительное положение, какое он имел при республике. Сенаторы времен Юлиев-Клавдиев всеми силами препятствовали расширению прав италиков и провинциалов, хотя отцы многих из них сами вышли из италийских городов; они требовали несгибаемой суровости по отношению ко всем низшим, будь то рабы, римский плебс или провинциалы. Недовольная знать действовала самыми разнообразными способами, начиная от анонимных памфлетов против императоров и их придворных и кончая заговорами с целью убить императора и передать власть сенатскому ставленнику или поднять мятеж в войсках.
На оппозицию императоры отвечали террором. Уже Тиберий возобновил древний закон "об оскорблении величества римского народа", некогда каравший государственную измену, а теперь направленный против всех, кто словом или делом оскорблял величие императора. По этому закону принимали доносы даже от отпущенников и рабов обвиняемого, что шло вразрез со всеми традициями рабовладельческого общества и держало господ в вечном страхе. Доносчики получали щедрую награду из конфискованного имущества лица, уличенного или подозреваемого в непочтительном отзыве о цезаре, в колдовстве, заговоре. Вместе с виновными гибло множество невинных, и конечно не только из числа знати. Имущество осужденных поступало в казну, постепенно слившуюся с личным имуществом цезарей, ставших крупнейшими землевладельцами империи, что усиливало их позиции в борьбе со знатью. Сенат был почти полностью отстранен от участия в государственных делах. Всем ведал созданный императорами новый бюрократический аппарат, в котором большую роль играли императорские вольноотпущенники. Многие из них были люди дельные и способные, но гордые "потомки Энея" не могли смириться с тем значением, какое приобретали в государстве бывшие рабы. Огромную власть получили и назначавшиеся обычно из "новых людей" начальники преторианцев, личной гвардии императоров, созданной Августом и усиленной Тиберием. Преторианцы были не только исполнителями воли цезарей, орудием в их борьбе с недовольными, но часто сами возводили императоров на престол или убивали их. Всесильный временщик Тиберия, префект преторианцев Сеян и сам пытался стать императором: Тиберию лишь большим напряжением сил удалось победить этого противника, гораздо более опасного, чем все сенатские ставленники.
Наибольшей остроты конфликт между кругами, поддерживавшими политику цезарей, и сенатской знатью достиг при Нероне. Он усугублялся недовольством провинциалов. Народ страдал от бремени налогов и все еще не изжитых злоупотреблений наместников; верхушка добивалась более эффективного участия в политической жизни империи наряду с римлянами и италиками. Отдельные восстания в провинциях, руководимые потомками местной знати, вспыхивали на протяжении всей первой половины I в. При Нероне они приняли угрожающий характер. Восстали Британия и Иудея, затем от Нерона отложились Галлия и Испания, где был избран императором Гальба; одновременно подняли восстание несколько галльских и германских племен во главе с Цивилисом. Началась гражданская война, в которой активное участие приняли пограничные войска, недовольные привилегированным положением преторианцев. После низложения Нерона и быстро сменившихся Гальбы, Отона и Вителлия к власти пришел выдвинутый наиболее сильной иллирийской армией Веспасиан.
Веспасиан и его сыновья (так называемая династия Флавиев) учли уроки кризиса конца 60-х годов. Со времени их правления провинциальные рабовладельцы окончательно сливаются с италийскими в один монолитный господствующий класс. Веспасиан пополнил сенат новыми людьми из италийских муниципиев, а также из провинциалов. К концу правления Флавиев старая знать составляла в сенате не более одной восьмой части. Широко раздавали Флавии и права гражданства. Так, при них все города Испании получили латинское право, открывавшее доступ к римскому гражданству. Получали римское гражданство и провинциалы, отслужившие срок во вспомогательных частях армии; кроме того, ветеранам было даровано освобождение от податей, беспошлинная торговля и другие привилегии, а Домициан на треть повысил солдатам жалованье. Теперь ветераны, становясь привилегированными землевладельцами в своих провинциях, нередко попадая в число декурионов, делаются надежными и преданными проводниками римской политики, римской культуры и римских форм жизни среди соплеменников. Примирение провинциальных собственников с Римом было, наконец, полностью достигнуто. Какова была его база, ярко показывает речь полководца Петилия Цереала, подавлявшего восстание Цивилиса, к представителям галльских племен. "Вы сами, — говорил он, — часто командуете нашими легионами, вы сами управляете провинциями: нет ничего у нас от вас отдельного… Ведь по изгнании римлян — от чего да сохранят нас боги! — что другое произойдет, как не войны всех народов между собой?.. Но самая большая опасность настанет для вас, у которых есть золото и богатство, главная приманка всяких войн. Поэтому любите и почитайте мир и Рим, который принадлежит в силу одного и того же права побежденным и победителям".
свободы, сколько им дают императоры, и что большего им иметь и не нужно. Если бы высшая сила (т. е. Рим) не обуздывала и не наказывала "дурных", города бы погибли от смут и мятежей. По его мнению, теперь, когда всюду воцарились мир и спокойствие, не следует раздражать римское правительство своеволием и претензиями на излишнюю самостоятельность, не следует волновать народ речами о прошлых великих деяниях греков: лучше напомнить ему о гибельных последствиях восстаний и междоусобиц.
Мысль о том, что спокойствие под сильной властью лучше, чем свобода, влекущая "своеволие черни", становится общим местом у многих тогдашних представителей провинциальной общественной мысли. Для них речь идет уже не о выборе между республикой и монархией — последняя безоговорочно признается лучшей формой правления, — а о том, каким должен быть хороший монарх в отличие от плохого — тирана. На тему об "истинной царской власти" и "тирании" много писал известный оратор и философ Дион Хрисостом. По его словам, настоящий монарх, избранник самого царя богов Зевса, — это мудрейший, лучший, справедливейший из людей. Его главная забота — благо подданных. Он не присваивает чужого имущества — ведь и так ему по существу принадлежит все, — не окружает себя роскошью, прост и доступен. За это он пользуется благоговейной любовью народа и покровительством богов. Напротив, тиран заботится только о себе, ненасытно алчен, жесток; он окружает себя стражей и все же живет в вечном страхе; боги от него отступаются, подданные ненавидят.
По мере изменения состава сената, а также под влиянием угрожающих событий, восстаний и гражданских войн, ознаменовавших конец правления Нерона, те же идеи распространяются и среди сенатской знати Рима. Республиканские идеалы меркнут, их заменяет идеал "хорошего" правителя. Отчасти ему соответствовал Веспасиан, но между ним и сенатом имелся один важный пункт расхождения: Веспасиан хотел сделать своими наследниками сыновей, сенат же опасался, что наследственный монарх будет чувствовать себя слишком независимым, и предпочитал, чтобы преемником императора стал человек, усыновленный им с одобрения сената и, следовательно, вынужденный считаться с сенатом. Конфликт обострился в правление Домициана. Опять начались заговоры, процессы по обвинению в оскорблении величества, приверженности к чужеземным и недозволенным религиям, казни. Опять подняли головы доносчики и льстецы. В глазах недовольных Домициан являл собой законченный образец тирана, и недаром он с крайним недоверием относился к писавшим на политические темы философам, многие из которых были казнены, другие, в том числе и Дион Хрисостом, высланы.
Когда в 96 г. в результате очередного заговора Домициан был убит, с согласия сената императором был провозглашен старик Нерва из знатной семьи, выдвинувшейся при первых цезарях. Нерва вернул сосланных и заключенных, раздавал владельцам и их наследникам конфискованное при Домициане имущество. Однако вскоре первые восторги улеглись: ведь огромное большинство сенаторов сами выдвинулись в правление "тирана" и, активно или пассивно, участвовали в его делах. Начавшееся движение против доносчиков и пособников покойного императора могло погубить не одну репутацию. К тому же в войсках, любивших Домициана, назревало недовольство. Прошлое, с молчаливого согласия заинтересованных сторон, было предано забвению, и выработан устраивавший всех компромисс. С одобрения сената и к удовольствию армии, Нерва усыновил известного военачальника, наместника Верхней Германии Ульпия Траяна, который вскоре после смерти Нервы и стал императором.
Первый провинциал на троне цезарей, Траян был родом из Испании. Новый император и его ближайшие преемники: Адриан, Антонин Пий и Марк Аврелий (так называемая династия Антонинов) почти полностью отвечали представлению новой сенатской знати об "идеальном правителе". Пожиная плоды политики Юлиев-Клавдиев и Флавиев, направленной на истребление консервативной римской аристократии, возвышение провинциальных рабовладельцев и укрепление императорской власти, они могли теперь отказаться от репрессий и, по словам Тацита, "примирить единовластие со свободой", дав возможность хотя бы господствующему классу "думать, что хочешь, и говорить, что думаешь", — конечно, в известных рамках. И Нерва и Траян, принимая власть, поклялись не казнить и вообще не наказывать сенаторов без суда и согласия сената. Они, как в свое время Август, ни в коей мере не умаляя своей власти, оказывали сенату уважение, не пытались ограничивать рост частного землевладения, всячески подчеркивали свою скромность и доступность. Доносы от рабов более не принимались, обвинения в оскорблении величества прекратились. Первые Антонины постоянно подчеркивали, что с "тиранией" навсегда покончено, и всячески противопоставляли себя цезарям из династий Юлиев-Клавдиев и Флавиев, чтя лишь память Августа и, частично, Веспасиана и Тита. Как "хорошие цари", они даже признавали, конечно теоретически, право подданных восстать против тирана. Всеобщее умиление вызвали слова Траяна, произнесенные при вручении новому префекту преторианцев знака его власти — меча: "бери этот меч, чтобы пользоваться им для моей защиты, если я буду править хорошо, и чтобы воспользоваться им против меня, если я буду править плохо". В текст обычных ежегодных молений о вечности империи и благе императора была включена новая формула: "если он будет править хорошо и в общих интересах".
"непобедимого" римского оружия. Однако участившиеся к концу правления Траяна восстания на всем Востоке заставили его преемника Адриана отказаться от всех территорий, захваченных у парфян, и решительно перейти от наступательной политики к оборонительной. Но богатая Дакия, сразу наводненная предприимчивыми дельцами со всей империи, осталась в системе римского государства. И Траян и Адриан проявляли большую заботу о благосостоянии провинций и провинциальных городов. Правда, их автономия все более ограничивалась: известный писатель, сенатор Плиний Младший, назначенный Траяном наместником Вифинии, должен был запрашивать, можно ли жителям города Прусы выстроить новую баню, дозволит ли император организовать новую пожарную команду и сколько гостей имеют право приглашать местные декурионы на свои семейные торжества. Но эта мелочная опека не вызывала раздражения городской верхушки. Потеря даже видимой самостоятельности в ее глазах вполне искупалась подавлением народных движений, щедрыми пожертвованиями на городские постройки, большим сложением недоимок при Адриане и доступом к всаднической и сенатской карьере, открытой теперь перед самыми богатыми и знатными провинциалами Востока и Запада.
Особым покровительством цезарей стала пользоваться тесно связанная с господствующим классом интеллигенция. Адриан, человек блестяще и разносторонне образованный, проявлял большое внимание к культурной жизни Афин, лично входил в интересы афинских философских школ. Недавно гонимые философы, поэты, ученые приглашались теперь ко двору как, друзья и собеседники. Преподаватели риторики и философии получали жалованье и различные привилегии от правительства.
Все недовольные тираническим режимом Домициана могли теперь вволю изливать свое негодование, уверенные, что их творения встретят самый благосклонный прием. Плиний Младший в консульской речи противопоставлял времена Домициана счастливому веку Траяна, ниспосланного Юпитером римлянам. Ювенал в своих исполненных яда и желчи сатирах рисовал мрачные картины вырождения римлян минувшего века: народ, жаждущий лишь хлеба и зрелищ; поэтов и ученых, пресмыкающихся перед богатыми невеждами; женщин, развратных и жестоких; выскочек, пробившихся бесчестными путями; сенат, безропотно унижаемый сумасбродными деспотами. С огромной силой заклеймил ужасы минувших времен Тацит. Его негодование в равной мере вызывают и полубезумные, опьяненные властью, золотом и кровью цезари, и раболепные сенаторы, потомки великих предков, некогда славных своей суровой добродетелью. "О люди, созданные для рабства!" — восклицает Тиберий, выходя из сената.
преторианских префектов Септиция Клара, служивший одно время при Адриане советником по переписке, Светоний целиком разделял господствовавшие при первых Антонинах взгляды. Хорошо знакомый с трудами своих предшественников и с материалами государственных архивов, он, не обладая гением Тацита, поставил себе целью собрать то хорошее и плохое, что можно было, с его точки зрения, сказать о цезарях из родов Юлиев-Клавдиев и Флавиев. Как человек своего времени и своего круга, он был уверен, что судьбы империи целиком зависят от доброй или злой воли государей и что все подробности их биографии и характера представляют самый животрепещущий интерес.
В общей оценке своих героев Светоний не оригинален. К его времени уже сложились их традиционные образы, которые, несмотря на расточавшуюся этим императорам при жизни непомерную лесть, скорее напоминали карикатуры, чем портреты. Дело в том, что большинство императоров приходили к власти в результате насильственной смерти предшественника. Стремясь упрочить свое, в начале несколько шаткое, положение, они в первые месяцы или даже годы правления заигрывали с сенатом, удаляли наиболее ненавистных приближенных предшествующего принцепса, официально, как Калигула, или официозно, как Нерон, осуждали его жестокости и злоупотребления и клялись, что будут править совершенно по-другому. Своих приближенных и советников они обычно выбирали из числа лиц, прежде терпевших гонения, и те, давая выход накопившемуся за прошлые годы озлоблению, а также желая угодить правящему императору, всячески чернили устраненного "деспота". Все сплетни и слухи о постыдных и кровавых тайнах дворца, еще недавно сообщавшиеся шепотом лишь самым надежным и близким друзьям, становились достоянием гласности, смаковались, заносились в сочинения по истории, мемуары, сатиры. Так создавались гротескные образы, вошедшие и в римскую и в новую историографию ранней империи. И лишь кропотливая критика источников позволила историкам нашего времени отвлечься от личных свойств Тиберия, Калигулы и Нерона и проследить ход истории, нисколько не зависевший от их воли.
на конкретных примерах теорию глубокого различия между "хорошим правителем" и "тираном". Так, под влиянием решительного поворота от наступательной политики к оборонительной, ознаменовавшего начало правления Адриана, Светоний не только уделяет очень мало внимания войнам, преимущественно занимавшим внимание предшествующих античных историков, но и осуждает правителей, которые начинали воевать без крайней необходимости, одобряя, напротив, тех из них, кто проявлял мудрое миролюбие и не стремился к новым завоеваниям (Юл., 24; Авг., 21; 48; Тиб., 37; Нер., 13). Некоторое исключение в этом смысле сделано лишь для войн с дакийцами, видимо, с целью подчеркнуть значение побед Траяна (Юл., 44; Авг., 21; Дом., 6). Вместе с тем в соответствии с вниманием, уделявшимся Траяном и особенно Адрианом состоянию армии, Светоний хвалит тех цезарей, которые поддерживали в войске железную дисциплину, строго карали провинившихся и выдвигали отличившихся солдат (Юл., 67; Авг., 24-25; Тиб., 19; Весп., 8). Безусловной заслугой принцепсов Светоний — и в этом одно из отличий идеологии сенатской знати его времени от аристократии I в. — считает заботу о благосостоянии провинций: жесткий контроль над наместниками, помощь провинциальным городам, сложение недоимок, щедрую раздачу римского гражданства, включение наиболее достойных провинциалов в всадническое и сенаторское сословие. Напротив, излишнее отягчение провинций податями и чинимые им несправедливости Светоний решительно осуждает (Юл., 54; Авг., 46-47; Тиб., 32, 49; Весп., 17; Дом., 9).
Весьма важную роль в его характеристике принцепсов играет их отношение к сенату. Похвалы заслуживают те императоры, которые оказывали сенаторам уважение, относились к ним как к равным, запросто посещали и принимали их, выносили на обсуждение сената некоторые дела, помогали из своих средств обедневшим не по своей вине сенаторам, не прибегали к массовым казням и конфискациям, не принимали доносов от рабов и вообще не поощряли доносчиков. И наоборот, те императоры, которые преследовали сенат, истребляли сенаторов, требовали неумеренных почестей, являются тиранами, ненавистными всем порядочным людям. Особое место здесь занимает у Светония животрепещущий вопрос о конфискациях и других методах увеличения императорского имущества за счет частного. Дурные принцепсы преследуют богатых людей, чтобы иметь предлог присвоить их достояние; требуют, чтобы все мало-мальски состоятельные лица завещали им часть имений, обездоливая законных наследников; отбирают у городов и предпринимателей различные привилегии и монополии. Хорошие правители, наоборот, не только не зарятся на чужое добро, но щедро помогают нуждающимся и заботятся о благосостоянии подданных. Так, например, в заслугу Домициану Светоний ставит его указ о передаче в частную собственность участков земли, оставшихся без хозяев при выведении колоний. Хвалит он и тех императоров, которые при вступлении на престол общим актом утверждали все пожалования, произведенные их предшественниками (Авг., 66; Тиб., 49; Кал., 38-42; Нер., 32; Тит, 8; Дом., 9).
никаких политических прав, они старались предотвратить возможные мятежи различными экономическими мероприятиями. Крупные средства были выделены для наделения бедняков-италиков землей и для помощи их малолетним детям. С той же целью такие же (так называемые алиментарные) фонды учреждались частными богатыми собственниками в провинциальных городах. Большие средства расходовались на постройки и зрелища. Так, например, празднества по случаю окончательной победы над дакийцами продолжались 121 день. Вместе с тем императоры всячески подчеркивали свою скромность и доступность любому простому гражданину. Адриан прогуливался пешком по улицам Рима, запросто беседуя со встречными. Рассказывали, будто раз, желая избавиться от какой-то назойливой старухи, приставшей к нему с просьбой, Адриан сказал, что у него нет сейчас для нее времени и пошел своей дорогой. "Если у тебя нет времени, не будь императором!" — закричала ему вдогонку старуха. Адриан устыдился, вернулся и разобрал ее дело. Поэтому у Светония подчеркивается простота и доступность достойных принцепсов, и он неизменно отмечает постройки, раздачи и зрелища, осуществлявшиеся как хорошими, так и плохими императорами. Последние отличались от первых в этом смысле тем, что ублажали народ не на свои, а на награбленные средства и львиную долю тратили на прихоти, роскошь и разврат. Вместе с тем Светоний одобряет меры, принимавшиеся не только для подавления мятежей, но и репрессии против проповедников непризнанных государством религиозных учений, волновавших народ. Он ставит в заслугу Клавдию изгнание из Рима восставших "по наущению некоего Хреста" иудеев; а Нерону казнь христиан, "приверженцев нового и зловредного суеверия" (Клав., 25; Нер., 16):
Императорские отпущенники, вызывавшие столько негодования у знати, продолжали играть большую роль, но теперь несколько замаскированную. На некоторые главные должности бюрократического аппарата Адриан стал назначать всадников. Плиний в своем панегирике специально отмечал, что Траян держит своих вольноотпущенников в чести, но не ставит их в исключительное положение, а потому и все граждане готовы от чистого сердца воздавать должное их заслугам. Ходил анекдот о поступке Адриана с одним из его приближенных рабов: увидев, как он прогуливается в обществе двух сенаторов, император приказал дать ему пощечину и передать, чтобы он впредь не смел вести себя как равный с людьми, рабом которых он еще может стать. Антонины раз навсегда отказались принимать доносы от рабов, прекратив, таким образом, по словам Плиния, "рабскую войну", освободив господ от страха перед "домашними обвинителями" и принудив рабов к "почтительности и повиновению". При Траяне был и значительно усилен закон, каравший рабов в случае убийства господина. Вместе с тем в связи с обострением противоречий между рабами и рабовладельцами, опасаясь возможных восстаний, Адриан, а затем его преемники предприняли ряд мер, направленных на известное ограничение произвола господ: запрещено было убивать рабов без суда, держать их пожизненно в оковах, заточать в рабские тюрьмы-эргастулы; Адриан даже сослал на пять лет знатную матрону за слишком жестокое обращение с рабынями. Соответственные отклики мы находим и у Светония. Он резко осуждает цезарей, дававших чрезмерную власть своим отпущенникам, принимавших отпущенников в число сенаторов и особенно поощрявших рабов к доносам на господ. Но он с похвалой отзывается о милостивом отношении Августа к отпущенникам и рабам (Авг., 67) и ставит в заслугу Клавдию изданный им закон, согласно которому больные рабы, покинутые господами, в случае выздоровления становились свободными (Клав., 25).
о пагубности политики тех императоров, которые вместо того, чтобы выбрать наследника из числа лучших людей империи, искали его среди членов своей семьи, как будто им предстояло завещать власть над лично им принадлежащими землями и рабами, а не над сенатом, народом, войском и провинциями. В соответствии с современной ему концепцией природы императорской власти Светоний, отрицая за принцепсом право именовать себя "богом" и "господином", как это позволяли себе делать Калигула и Домициан, тем не менее признает ее божественное происхождение. Рождение и смерть императоров знаменуют всевозможные чудесные явления. Император, избранник богов, и сам приобщен к их сверхъестественной силе, независимо от того, произошел ли он из знатной или из простой семьи. Август еще в детстве заставил онеметь надоедавших ему лягушек. Людей, входящих в дом, где он родился, охватывает священный ужас. Веспасиан, только что провозглашенный императором, исцелил слепого и хромого. Обыкновенные смертные, естественно, должны почитать посланного богами властителя. Но если он забывает свой долг и злоупотребляет данным ему могуществом, подданные имеют право его убить. Поэтому Светоний оправдывает убийство не только таких тиранов, как Калигула, Нерон, Домициан, но и такого выдающегося, имевшего много бесспорных заслуг деятеля, как Юлий Цезарь. Чрезмерные почести, которых он требовал, его презрение к сенату, обычаям и законам, пишет Светоний, показывают, что он был убит по справедливости (Юл., 76).
был выдающимся оратором и писателем (Юл., 55), что Август покровительствовал поэтам, хорошо знал литературу и никого не покарал за свободную речь (Авг., 54; 89). В числе достоинств Клавдия Светоний называет его эрудицию и интерес к истории (Клав., 25). Он хвалит даже столь осмеянные сенатом поэтические наклонности Нерона и его публичные выступления с декламацией собственных стихов. Осуждает он лишь неподобающее императору чрезмерное увлечение театром и бегами и участие в сценических представлениях (Нер., 10; 20-22). Веспасиан, вообще пользующийся большой симпатией Светония, снисходительно относился к "дерзким" выступлениям философов и казнил Гельвидия Приска лишь после того, как он перешел все границы. Не будучи сам тонким знатоком искусства и литературы, он поддерживал талантливых людей и ввел оплату преподавателям риторики (Весп., 13; 15; 18). Напротив, Домициан, став к концу своего правления жестоким и кровожадным деспотом, изгнал из Рима философов (Дом., 10).
магистратов, составили на их основе утвержденный императором так называемый "вечный эдикт". Аналогичное намерение кодифицировать право, включив в несколько книг действующие законы и отменив устаревшие, Светоний приписывает и Юлию Цезарю (Юл., 44).
Светоний не был глубоким и самостоятельным политическим мыслителем. Но его биографии, помимо содержащихся в них фактов, представляют интерес и как документ эпохи, когда формировалась теория "просвещенной монархии". В своей совокупности они дают достаточно ясную и полную программу, которой должен был следовать правитель, желавший заслужить одобрение господствующего класса. Кое-какие ее черты были порождены специфическими тогдашними условиями. Другие казались актуальными и в иные эпохи. Отсюда интерес к жизнеописаниям двенадцати цезарей и в средние века, и в новое время, благодаря чему лишь это одно из многочисленных сочинений Светония дошло до нас почти полностью. Как своеобразный памятник римской культуры, оказавшей столь значительное влияние на культуру европейскую, труд Светония интересен и для современного читателя.