Орлин СТЕФАНОВ
Тeтралогия Софокла фиванского цикла.
Неразгаданные значения
В мировом драматургическом наследии известность фиванского властителя Эдипа вполне соизмерима с популярностью датского принца Гамлета.
«парадигмы», которые основываются на злоключениях этого героя, взаимно исключаются. С одной стороны, нам внушают, будто все действия мудрого правителя предопределены Роком. То есть его усилия избежать предсказанных бед безрезультатны. Яркая личность терпит крах, но, тем не менее, Эдипа величают как спасителя фиванцев от Душительницы Сфинги. Фивы погибают от смертельного мора, но поскольку он-де разгадал загадку, его ставят в ряд «культурных героев».
Никто не подсказывал Эдипу, что это за существо, которое утром ползает на четвереньках, днем ходит на двух, а вечером на трех ногах, и за это ему воздают хвалу. Но почему же не возникают сомнения в его мудрости, если он все время просит совета у дельфийского оракула? Впору сомневаться в его проницательности, если Эдип не догадался, что Пастух солгал, будто Лай и его телохранители убиты в стычке со многими бандитами. Нетрудно ведь понять, что, вернувшись в Фивы, Пастуху пришлось оправдываться, поэтому и сочинил он эту версию. Не признаваться же ему, что он, спасая собственную шкуру, спрятался за каким-нибудь кустом или в овраге у дороги?
…Идеализация Эдипа проявилась наиболее наглядно в том, что название «Эдип тиран» переводят как «Эдип царь». Значение прозвища в заглавии (а это единственное место, где автор может прямо высказать свое мнение) превращается в диаметральную противоположность – в титул!
Предвижу возражение, что в античную эпоху «тиранами» назывались правители, которые взошли на трон не по наследству. Эдип в Фивах пришелец, но надо оградить властителя от негативных внушений, и современному читателю преподносится нейтральное слово – «царь». Предвидел ли Софокл, что нас будут вводить в заблуждение такими увертками? Гадать не приходится, так как в любом случае Хор оглашает сентенцию, которая категорически отбрасывает подмену в заглавии:
Гордыней порожден тиран.
Чужда и пользы и добра.
(850-852, перевод С. Шервинского.)
Обычно царь является именно тираном, гордецом и насильником. Убийца людей на перекрестке, обвинитель Креонта и Тиресия в несуществующем заговоре, вполне соответствует высказанному фиванскими старцами описанию. Конечно, истину они изрекают в тот момент, когда самого властителя нет рядом. Когда не слышит никто из его родственников или сподвижников, можно высказать вслух мнение о гнетущей город тирании. И факт, что мы преклоняемся перед великим драматургом, но заметаем под ковер его проницательность, прямо-таки скандален!
Не соответствует истине мнение, будто Эдип жертвует собой для того, чтобы спасти своих подданных. Во-первых, людские потери и смута не могут радовать властителя. Тем более, когда жрец угрожает ему потерей власти:
Так лучше людным, не пустынным правь.(54-55)
Напомним так же, как он успокаивает просителей: поимка преступников сохранит его собственную жизнь:
Кто б ни был тот убийца, он и мне
Рукою той же мстить, пожалуй, станет. (139-140)
Можно задаться вопросом, почему наказ оракула изгнать «скверну из земли фиванской» (97) истолковывают как требование раскрыть убийство Лая? Это сугубо «придворное» объяснение, потому что «скверным» является само управление, ибо ему присуща гордыня, когда вместо пользы и добра, тирана интересует только его власть!
Такого рода нюансы мы находим при вдумчивом чтении, но оно возможно, только если будут отброшены верхоглядские представления о Древней Элладе. Лубочная идеализация эпохи абсурдна, и точно так же неверно утверждение, будто основные герои в античных трагедиях статичны, что по ходу перипетий и узнаваний только раскрываются изначально цельные характеры.
Как же так, если Эдип в конце концов выколол себе глаза, а перед этим бросился убивать Иокасту, вырвав меч у телохранителя? Разве в «Эдипе в Колоне» слепой скиталец не говорит о глубочайшем перевороте в своем сознании:
К терпению приучен я страданьем,
Или взять Креонта, отменившего свой приказ. Ведь он собственными руками совершает обряд погребения полуразложившегося трупа Полиника. Можно ли сказать, что нет развития в характере Иокасты? В свое время она взяла в мужья молоденького скитальца, а когда вокруг свирепствует эпидемия, внушает Эдипу:
Жить следует беспечно – кто как может… (954)
Так вот, беспечность неосуществима, и когда всплывает правда о кровосмесительном браке, она накладывает на себя руки.
Да и вообще не чувствует себя спокойно царствующая чета. Супруги встречают известие об освободившемся коринфском престоле настороженно: «Как? Разве власть уж не в руках Полиба?» (916) – выпаливает уточняющий вопрос Иокаста. Догадка Эдипа: «Убит он? Или умер от болезни? » (935) свидетельствует об этом страхе с еще большей силой. На первом месте – мысль о насильственной смерти. Вестник в недоумении напоминает: «Чтоб умереть, немного старцу нужно. » (936)
«Придя к концу своего расследования, Эдип восклицает: «Увы, все стало ясно!» Его трагедия – трагедия знания, а не трагедия рока», – читаем у известного знатока античности В. Ярхо. В сущности, это наглядный пример силлогистики. Ведь человек может осознать грех невежества, а не просто факт незнания. Буквально такую же подмену видим в учебнике по античной литературе И. Тронского. В своем тексте он говорит о незнании, а в сноске процитирован К. Маркс, с его точным наблюдением: трагики вскрывали трагическую силу невежества…
В загадке Сфинги сокрыто противопоставление философских взглядов. Просматривается спекулятивная максима софиста Протагора о человеке как мере вещей. Но она не берет в расчет, что люди бывают самыми разными! В песне Хора фиванских старейшин из «Антигоны» четко указано, что дела людей отнюдь не всегда прекрасны. На двух ногах или с посохом, человек может заслужить восхищение, но порой люди хитрят, обманывают и нарушают божественные законы. Чего стоит только решение Креонта умертвить Антигону, как бы не убивая ее:
Живую спрячу в каменной пещере,
Оставив мало пищи, сколько надо,
Чтоб оскверненью не подвергнуть град. (986-988)
…Когда Сократ вводит уточнение: человек как мыслящий – мера всех вещей, он указывает, что здесь налицо проблема, поскольку разные люди могут исповедовать противоположные взгляды. Физиологическая данность недостаточна, запросы духа выдвигают свои императивы. В конечном счете наши силы иссякают, и это зафиксировано в загадке Сфинги:
Все же заметь: чем больше опор его тело находит,
Тем в его собственных членах слабее движения сила.
(См.: Софокл. Трагедии. М., 1954, с. 457.)
Тут не приходится искать ответа, а надо внять предупреждению: в ставке на силу и красоту личность в конечном счете терпит фиаско. Еще в конце девятнадцатого века Владимир Соловьев обратил внимание на то, что опьянение эстетизмом, которое пропагандирует его современник Ницше, беспочвенно и бесплодно. Увы, в своем желании оправдать «благородных» ниспровергателей нравственности немецкий философ черпает аргументы именно в идеализированном представлении об Эдипе.
«Эдипе в Колоне» мы видим, что убийца Лая превратился в немощного старца. Слепец с посохом предчувствует свою скорую смерть. Когда Тесей предаст его бренную плоть земле, прибавятся еще мириады опорных точек. Останется сила вынесенного сквозь страдания духовного опыта.
Эту трагедию Софокл сочинил незадолго до своей смерти, о ней либо не упоминают, либо объявляется, будто «по существу» она беспроблемна. Но это не так. Обещание Тесея защитить нищего сродни состраданию короля Лира. Царь Афин даже «превосходит» его в этом – ведь его самого никто не прогонял! Просто властитель прославленного города сознает бренность человеческой жизни и поэтому не возвеличивает себя. Более четырехсот лет до рождения Спасителя высказана мысль, которая предвосхищает ценности христианства:
Я от такого странника как ты
Не отвернусь, от бед тебя избавлю.
Я – человек, не боле, и на «завтра»
Не надо забывать, что о Судьбе как о высшей божественной инстанции говорит только главный герой трагедии «Эдип тиран». Ему нужна версия о собственном происхождении, чтобы прикрыть раскрывшуюся истину: для усыновления в Коринф передан неизвестно откуда появившийся младенец, и властителю приходится ссылаться на высшие силы:
Я сын Судьбы, дарующей нам благо,
И никакой не страшен мне позор.
Вот кто мне мать! А Месяцы мне братья…
Как мы знаем, на Эдипа обрушился невиданный позор, относительно благ тоже вышла катастрофа. Заклинания не помогли преступнику, но почему-то загипнотизировали интерпретаторов. Слишком сильное давление оказывает догматика, выдвинутая Аристотелем в его «Поэтике», будто в облике Эдипа дан образец для подражания. Этот воспитатель величайшего завоевателя всех времен весьма тенденциозно отклоняет обсуждение «Антигоны», заявляя, что не трагично, если герой намеревается совершить поступок, а потом отказывается. Дескать, Гемону захотелось убить Креонта, да раздумал. Поскольку в этой трагедии нет возможности списать самодурство тирана на Судьбу, Стагирит подсовывает нам меченую колоду. Действительно, отцеубийство не состоялось, только виновник самоубийства Антигоны просто спрятался. Вот рассказ Вестника, пробирающий нас до дрожи:
Ни слова не сказал, извлек свой меч
Двуострый. В ужасе бежит отец –
Налег – и в бок всадил до половины. (1235-1240)
Попытка Аристотеля подменить неподдельный трагизм вполне тенденциозна, и объясняется теми пристрастиями и ценностями, которые он исповедовал. Его придворный статус, апологетика реставрации и закрепления институтов рабовладения подталкивали его на эту фальсификацию. Вообще, он заведомо ложно утверждает: серьезные авторы сочиняют трагедии, а несерьезные – комедии. Мы же знаем, что великие драматические поэты Эсхил, Софокл и Еврипид прибавляли к трем трагедиям и сатировские драмы, и на материале одного и того же мифологического цикла получались тетралогии. Для фиванского цикла Софокл представил события, когда Эдип спас Фивы от вещуньи с ее загадкой о человеке. Но в учебниках по античной литературе перестали упоминать о том, что существовала сатировская драма. Фаддей Зелинский говорит о ней в комментариях к многотомному изданию Софокловых произведений, выпущенному в начале двадцатого века. Однако он признается, что не представляет себе, какие-такие смешные, притом, с «фаллическими» подробностями события изображались – если в них участвует мудрый, героический и возвышенный Эдип?
Лично я полагаю, что сатировские драмы выпадали из тетралогий отнюдь не случайно. Их уничтожали, чтобы официозная серьезность не подвергалась осмеянию и принижению. Ведь по мнению С. Аверинцева, можно говорить о «приравненности Сфинги и Иокасты». В его статье «К истолкованию символики мифа об Эдипе» указано, что «в поздних изводах мифа предполагаются эротические отношения между Эдипом и Сфингой». Следовательно, Эдип смог уцелеть, потому что разгадал человеческие инстинкты у Иокасты. Ей пришлось прикинуться зооантропоморфным существом, чтобы найти себе сожителя. Нетрудно понять, что семейное счастье с Лаем было немыслимым, так как его страсть распалялась не женщинами, а юношами. Именно за то, что он совратил и увез с собой Пелопсова сына Хрисиппа, разгневанный отец выкрикнул вдогонку уплывающему кораблю свое проклятие. Ясно также, что первоначальная бездетность царской семьи объясняется единственно и только пороком Лая. Его «смертный грех» обсуждается не только у Эсхила, но и в трактате Платона об идеальном государстве.
Соперничество с холеным и развратным братцем подтолкнуло его вступить в рискованную для него связь с царицей. Иначе говоря, как раз биологический отец избежал смерти на перекрестке, а погибли только юридический «родитель» и его «бодигарды». Или «сердечные друзья»? Можем даже представить, что Эдипа разъярили отправленные ему непристойные намеки. От такой компании можно ожидать все, что угодно! Надо думать, что фиванцы, да и сама Иокаста вздохнули с облегчением и потому не стали расследовать подробности своего избавления.
…Подводя итоги, мы можем заключить, что пора порвать с застывшими догмами и экзальтациями. Они зиждутся на неверных предпосылках, на желании сгладить «острые» углы, забывая, что драма – это не оратория. И если в 1918-м году революционные солдаты отправлялись прямо на фронт после просмотра «Эдипа царя», то такая же героизация была нужна и Аристотелю. Возлагая всю ответственность на «предначертания» Судьбы, идеологи рассчитывают очистить нас от аффектов страха и сострадания. Таким образом они стремятся превратить нас в суровых воинов, безоговорочно исполняющих их приказы. Роль же высокого искусства состоит в том, чтобы люди становились более человечными. Чтобы мы проникались богобоязненностью и сострадательностью.
Как непревзойденный Тесей, взявший под защиту нищего бродягу в ясном сознании, что «завтра» у всех нас – РАВНЫЕ ПРАВА!
© Орлин Стефанов СТЕФАНОВ, доктор филологии, София, Болгария, ул. «Кораб планина» 73, тел.: 02 862 77 44; 0885574927,