Приглашаем посетить сайт

Гиленсон Б.А.:Античная литература. Древний Рим. Книга 2
Глава XIII. Овидий

Глава XIII. Овидий

Искусство смягчает нравы.

До окончанья веков славу даруют стихи.

Овидий



1. Жизненный путь. 2. Раннее творчество. 3. «Метаморфозы». 4. «Фасты». 5. Позднее творчество. 6. Пушкин и Овидий

Есть книги, с которых в детстве начинается наше знакомство с той или иной национальной литературой. Древняя Греция впервые открывается нам в поэмах Гомера. К римской словесности мы приобщаемся чаще всего в «Метаморфозах» Овидия. Если это не сами его поэтические тексты, то уж сделанные на их основе пересказы знаменитых «хрестоматийных» мифов. Позднее мы узнаем о его любовных элегиях, о фривольной изящной книге «Искусство любви», о его горестной судьбе и о стихах, сочиненных в изгнании. И Овидий становится особенно близок и понятен, потому что его любил Пушкин…

1. Жизненный путь.

Биография Публия Овидия Назона (Publius Ovidius Naso) (43 г. до н. э. – 18 г. н. э.) известна нам сравнительно подробно. Этому счастливому обстоятельству мы обязаны самому поэту, который, находясь в ссылке, в «Скорбных стихотворениях» ностальгически вспоминает свое детство, ранние годы, путешествия. О себе он, «рассказчик любовных историй», говорит так:

Сульмон – мой город родной, ледяными богатый ключами,

Рим от него отстоит на девяносто лишь миль.

 

СТАНОВЛЕНИЕ ПОЭТА. ШКОЛА РИТОРИЧЕСКОГО ИСКУССТВА.

Овидий родился в небольшом городке Сульмон, в горной местности к северу от Рима, в состоятельной старинной семье всадников. Теперь в этом городе установлена статуя: поэт – римлянин в тоге со свитком в руке. Сам он считал, что «Овидий» – слово, метрически не очень удобное, и называл себя Назон. По-латински: naso – нос. Поэтому на античных изображениях он обычно давался в профиль с крупным носом.

Семья была не бедной, отец радел о воспитании чад. Проучившись несколько лет в местной школе, постигнув начатки знаний, будущий поэт, уже выделявшийся художественной одаренностью, приехал с отцом и братом в Рим, чтобы продолжить там свое образование. «С малых лет стали учить нас у лучших наставников Рима», – писал он позднее. Отец собирался направить сыновей на адвокатскую или политическую стезю, а потому братья приступили к овладению тайнами красноречия в специальной школе. Преподаватели в ней были отменные, их называли «богами», у двух из них – Ареллия Фуска и Порция Латрона – и проходил выучку Овидий. Помимо обсуждения разных юридических казусов ученикам вменялось выступать с речами и комментариями по поводу предложенных им неординарных ситуаций, демонстрируя как убедительность аргументации, так и ораторские умения.

 

Например, наставник изложил такую ситуацию: весталка, жрица богини Весты, обязанная безупречно блюсти обет целомудрия, потеряла невинность Ее должны сбросить со скалы, она же обращается с отчаянной молитвой о помощи к богине. Когда это не помогает и ее все же сбрасывают, она чудом ока зывается невредимой. Обвинители требуют, чтобы казнь была повторена. Ученикам вменялось обсудить вопрос: надо ли ее низвергнуть со скалы вторично или нет. На долю Овидия выпало произнести речь в защиту весталки.

А вот другая заданная им ситуация. Согласно римским законам, муж обладает правом убить жену, уличенную в измене. Муж, храбрый суровый воин, возвратился домой, потеряв обе руки. Он застает жену с любовником, но не может лишить ее жизни. Тогда он просит сына свершить казнь над матерью. Сын отказывается, а отец от него отрекается. Как оценить поступок отца, прав он или нет?

 

Руководителем школы был Сенека старший, отец Сенеки младшего, философа и драматурга. Это был человек и в глубокой старости изумлявший феноменальной памятью: он мог воспроизвести две тысячи слов, сказанных в его присутствии. Сохранилось его свидетельство об Овидии, как о «хорошем декламаторе», обладавшем «приятным, мягким и гармоничным дарованием», сила которого была не в аргументации, а в искренности и силе чувств. После окончания школы Овидий отправился в двухлетнее путешествие по Греции, Малой Азии и Сицилии, знакомился с памятниками эллинской культуры и словесности, побывал в местах, овеянных дыханием мифов и преданий. Это помогло в дальнейшем создать прославленные «Метаморфозы».

По возвращении в Рим он должен был принять решение касательно дальнейшей судьбы. Карьера воина его не вдохновляла. Некоторое время он исполнял мелкие судебные и административные обязанности. Но неспешное продвижение вверх по служебной лестнице его не прельщало. Конечно, потомок старинного рода, он имел перспективы стать заметным государственным мужем, о чем мечтал его отец. Но как признавался поэт: «Тайно меня за собой Муза упорно влекла». Он постоянно ловил себя на том, что самые тривиальные фразы непременно складываются в стихи. В 25 лет он решает отдать себя поэзии и служить ей до конца.

ВЕХИ ТВОРЧЕСТВА.

Чтобы стать заметной фигурой на поэтическом поприще, надлежало обладать немалым талантом. Увлечение поэзией в «век Августа», как уже писалось, захватило Рим, сделалось модой у состоятельных людей.

 

«Сегодня нет ни одного молодого человека, который не умел бы написать довольно изящную элегию, песнь или оду, посвященную Лидии. На пирах, во время игр, в городе, на Форуме заключается пари, кто может написать больше любовных стихов, стоя на одной ноге!».

Обогащались хозяева книжных лавок: они содержали большое число рабов-переписчиков, принимая заказы от честолюбивых стихотворцев, и не только не платили им гонорары, но брали деньги за выпуск в свет сочинений. Те же, кто не мог издаваться за собственный счет, пробавлялись декламацией своих сочинений в кругу знакомых или снимая для этого специальные залы.

 

В сонме поэтов выгодно выделялся Овидий: изящный, остроумный, любезный молодой человек, лишенный претензий и внешней импозантности; аристократы, «балующиеся» стихами, имели обыкновение унизывать пальцы множеством колец и перстней. Его манера была сдержанной и неброской. Сама тематика его ранних стихов, лишенных тяжеловесной историко-мифологической учености, посвященных всей гамме любовных перипетий, импонировала слушателям. Его «аполитичность», жизнелюбие, изящный налет эротики, столь контрастировавшие с официальной линией Августа, желавшего навязать обществу строгую мораль, – встречают понимание. Овидий становится популярным поэтом, стихи которого отвечают внутренним устремлениям общества. Он входит в кружок Мессалы Корвина, бывшего полководца, богача, человека широких взглядов, покровителя поэтов. В отличие от Мецената, проводника августовских взглядов, Корвин если и не был оппозиционером, то, во всяком случае, держался независимо от принцепса. В его кружке поэты культивировали один жанр: любовную элегию.

Овидий дебютирует сборником стихов «Песни любви» (иногда название переводится как «Любовные элегии»), выступая в маске изнеженного эпикурейца и слуги Амура. Сборник показал, что поэт удачно осваивает модную тему. Далее следует новая книга «Героини» это поэтические письма литературных и мифологических героинь своим возлюбленным. Пишет он также и трагедию «Медея» на сюжет Еврипида, произведение, до нас не дошедшее. Сохранились лишь лестные отзывы о нем.

Известность Овидия растет. Он выпускает дидактическую поэму «Искусство любви», в которой предлагает исчерпывающие практические советы по части завоевания женщин. За ней следует продолжение «Средства от любви» , рекомендации тем, кто хочет избавиться от неразделенной страсти.

Отойдя от несколько фривольной трактовки любовной темы, поэт переходит к новой фазе. Он пробует силы в крупной форме, демонстрируя одновременно искусство рассказчика. Создает знаменитую поэму «Метаморфозы»своеобразный каталог, свод мифологических преданий, поэтически обработанных. В этот момент на него обрушивается несчастье.

МЕСТЬ АВГУСТА.

«остепенился». Ему шел уже 51 год. Его авторитет как поэта был прочен. Неожиданно он был вызван к Августу, испытал его гнев, получил приказ покинуть Рим и отправиться в изгнание. Причины высочайшего недовольства до сих пор не вполне выяснены. Сам Овидий говорит о двух: «стихи» и некий «проступок». На этот счет написано множество специальных исследований, выдвинуты разные версии.

Одна причина прозрачна. Август был недоволен общим направлением ранних стихов поэта, их легкомысленным содержанием, шедшим вразрез с его законодательством, имевшим целью укрепление морали. Более того, в стихах «просвечивала» ирония, даже пародирование строгих законов Августа, осуждающих «прелюбодеяние», супружеские измены, безбрачие. Сам Овидий, в сущности, признает свою «вину» в сочинении стихов, хотя исключает какой-либо злой умысел. Попутно он упоминает и о еще какой-то «тайне», которую не может раскрыть.

Почему Овидий на протяжении всех последующих лет не приоткрыл завесу над этой «тайной», говорил о ней туманными намеками, доставлявшими головную боль его биографам и комментаторам? На этот счет существуют разные гипотезы и точки зрения. Возможно, «тайна» имела касательство к обстоятельствам семейной жизни принцепса, как уже писалось, далеко не благополучной. Тема эта была для Августа болезненной. Уже упоминалось, что Август должен был отправить в ссылку дочь Юлию, которой инкриминировалось «безнравственное поведение». Подверглась изгнанию по тем же мотивам и внучка Августа, Юлия младшая. Возможно, Овидий имел какое-то отношение к внучке или к ее окружению, людям, безусловно, «диссидентского» склада, оппозиционно настроенным по отношению к Августу. Не исключено, что Овидий также знал о каких-то неблаговидных вещах, творившихся за стенами императорского дворца, был в курсе тайных хитросплетений Палатинского холма. Предполагают, что Август удалил Овидия как нежелательного свидетеля: ведь поэт не нарушал закона, не был противником режима. В пользу такой версии говорят строки Овидия: «Случай сделал меня свидетелем гибельного зла». «Зачем я что-то увидел? Зачем провинились глаза мои? Зачем, недогадливый, узнал я о чьей-то вине?» – вопрошает сам себя в другом месте. (В этой связи вспоминается, как совсем в другую эпоху, другой диктатор, Сталин, устранял людей, единственная вина которых состояла в том, что они «слишком много знали».)

Во всяком случае, каковы бы ни были конкретные причины ссылки поэта, – это был яркий пример произвола власти, пример расправы с писателем. Событие, оставшееся в истории мировой литературы.

В ССЫЛКЕ.

Известие о предстоящей ссылке, повергло в шок Овидия, человека ранимого. Он думал наложить на себя руки, но друзья удержали. Поэт был уже немолод, ему пошел шестой десяток, его вырвали из семьи, из привычного круга общения, литературной среды и отправили на «край земли». Свой отъезд из Рима и путешествие к месту ссылки он позднее описал в самых мрачных красках. Корабль, на котором он плыл, едва не был поглощен морской стихией.

Изгнанник был поселен в маленьком городке Томы на берегу Черного моря. Ныне на его месте – румынский порт Констанца. Тогда Томы входили во Фракийское царство, вассальное Риму. В городке жили представители местных народностей – геты и сарматы, а также небольшое количество греков, усвоивших нравы и даже одежду варваров. Никто не говорил по-латински. За Дунаем обитали воинственные кочевые племена, неподвластные Риму, которые нередко вплотную подступали к самым стенам Том. Связь с Римом была скверной, сообщения о том, что происходило в столице, Овидий получал нерегулярно. Трудно представить себе худшее наказание для впечатлительного, немолодого, оторванного от семьи поэта, лишенного культурной «подпитки», творческого общения. В этих обстоятельствах спасительной отдушиной оставалась для Овидия поэзия. Но тональность ее, по сравнению с прежними книгами, решительно меняется. Это были стихи новаторские, каковых до него не писалось ни в греческой, ни в римской поэзии. Стихи очень личные, автобиографические. Два сборника: «Скорбные элегии» и «Письма с Понта», написанные в изгнании, прочно вошли в сокровищницу мировой лирики.

Из своего заброшенного «далека» поэт многократно обращается к Августу. Льстит принцепсу, молит о прощении, просит возвратить его в Рим, но тщетно. В 14 г. н. э. Август умирает. У Овидия возрождается надежда. За него хлопочут друзья. Но, когда взошедший на трон Тиберий, сын Ливии, стал демонстрировать свой жесткий, непреклонный нрав (который когда-то пугал его приемного отца, самого Августа), Овидию стало очевидно, что уповать ему не на что. Последней попыткой вырваться из Том стала для Овидия работа над книгой «Фасты», которую поэт собирался поднести Германику, полководцу, приемному сыну Тиберия, человеку высоких нравственных качеств, ценителю поэзии. Но Овидий не успел этого сделать. Поздней осенью 17 или в начале 18 г. Овидий умер. В Томах он и был похоронен, а его желание, чтобы «на юг перенесли его тоскующие кости», так и не осуществилось. В Констанце, в Румынии (где имя Овидия окружено глубочайшим уважением) возвышается памятник поэту, на котором начертана эпитафия, им сочиненная:

Я, здесь лежащий, я тот, кто шалил, любовь воспевая,

Даром погублен своим. Имя поэта Назон.

Ты же, мимо идущий, коль сам любил, ты промолви:

«О да будет легка праху Назона земля».

2. Раннее творчество.

«Метаморфозы».

«ПЕСНИ ЛЮБВИ» (Amores).

Жанр любовной элегии, как не раз писалось, был поистине расхожим в римской поэзии «золотого века»: в нем с успехом трудились старшие современники Овидия – Тибулл и Проперций. С большой искренностью они рассказывали о своих переживаниях: Тибулл страдал от неверности Делии и Немесиды, а Проперций не менее пронзительно отзывался на «вероломство» той, которую увековечил под именем Кинфии.

Как и было принято в любовной элегии, Овидий адресовал свои стихи возлюбленной, которая выступает под именем Коринна. Так звали знаменитую греческую поэтессу, которая соперничала с самим Пиндаром и даже брала над ним верх на соревнованиях стихотворцев. Но кем конкретно была овидиева Коринна, знатной ли дамой или великосветской куртизанкой, нам неведомо.

В свои стихах Овидий не чужд юмора, иронии, фривольности. Уверяет, что может одновременно любить двух женщин, ибо если одна неотразимо красива, то у другой – свои приятные достоинства. Он признается в любви Коринне, но не прочь увлечься и рабыней, которая расчесывает ее волосы. Если и не обещает Коринне богатства, то, безусловно, прославит в стихах. Посылает ей кольцо и завидует собственному подарку, поскольку оно столь близко к возлюбленной. О себе он отзывается как о «жертве страстей», которые швыряют его, словно утлый челн. Он – не однолюб, не отделяет себя от римской молодежи, от искателей жизненных удовольствий. Ему претит роль сурового моралиста.

Я никогда б не посмел защищать развращенные нравы,

Ради пороков своих лживым оружьем бряцать.

Я признаюсь – коли нам признанье проступков на пользу, —

Все я безумства готов, все свои вины раскрыть.

 

Подшучивает он и над ревнивыми мужьями, которые шпионят за женами, что лишь разжигает вожделение их любовников. Добродетельной же позволительно считать ту женщину, которую удерживает не страх, не принуждение, а внутренняя порядочность. Такова гомеровская Пенелопа. Муж, не доверяющий жене, сам подталкивает ее на адюльтер.

В ранних стихах заметен мотив шутливой игры. И это не могло не импонировать римской молодежи. Поэт не устает сравнивать влюбленного с воином, который сражается за предмет своей страсти. И даже подвергается большей опасности, чем на настоящем поле брани. Подобный мотив не мог не восприниматься как ирония по адресу главной римской добродетели: гражданин обязан быть защитником отечества, воином.

 

Каждый любовник – солдат, и есть у Амура свой лагерь.

Мне, о Аттик, поверь: каждый любовник солдат.

Стыдно служить старику, стыдно любить старику.

 

Нет силы, могущественнее Амура. Сколько поэтов – от Сапфо и Анакреонта до «александрийцев» – писали об этом! И Овидий признается:

 

Я терзаем Амуром,

Или подкрался хитрец, скрытым искусством вредит?

Да, это так. Уже в сердце сидят тонкоострые стрелы:

Душу мою, покорив, лютый терзает Амур.

 

«ГЕРОИНИ» (Heroides).

И во второй книге Овидий обнаружил новую грань своего таланта – способность проникать в мир женской души. Опираясь на литературный и мифологический материал, «соревнуясь» с великими мастерами, он должен привносить в уже готовые сюжеты свою фантазию, воображение. Но при этом с большей полнотой показывать переживания своих героинь.

В первом сборнике Овидий предстает неплохим знатоком как женской психологии, так и нравов аристократического Рима. Но нетрудно заметить, что любовь, о которой он пишет, нередко – светское развлечение, участники которого как праздные молодые люди, так и матроны или гетеры. Конечно же, Овидия интересовали и иные, более серьезные чувства, женщины сильных и глубоких страстей.

Книга «Героини» оригинально построена – как серия писем женщин, персонажей мифов и героинь прославленных литературных произведений Гомера, Еврипида, Вергилия.

Они пребывают в разлуке со своими мужьями и возлюбленными. Глубинный мотив писем – горечь разлуки, тоска, одиночество, ревность, тревога.

В книге «Героини» 15 писем, написанных от лица женщин. Новизна их в том, что письма, близкие по жанру к посланиям, сохраняя глубоко личную интонацию, исповедальный тон, облечены в блестящую поэтическую форму.

При этом их авторы по своему психологическому облику напоминают современных Овидию римлянок, знатных матрон. Открывает, и не случайно, эту галерею женщин гомеровская Пенелопа, олицетворение верной супруги. Не была ли она для Овидия идеалом на фоне бесконечных разводов, супружеских измен, семейных скандалов – этой приметы светской жизни в Риме?

 

Шлет Пенелопа, тоскуя, скитальцу привет Одиссею;

Ей не поможет ответ: сам поскорее явись.

 

Шутливая, ироничная интонация «Песен любви» исчезает. Глубокие чувства требуют серьезной тональности:

 

Все мне ужасно, большой дан моим страхам простор.

 

Еще одна героиня Овидия – знаменитая поэтесса Сапфо. Овидий отталкивается от легенды о несчастной любви Сапфо к прекрасному юноше Фаону, которого богиня Афродита сделала красивейшим из смертных. Согласно легенде, не добившись взаимности, Сапфо бросилась в море с Левкадской скалы и погибла. В своем послании Сапфо описывает те места, где она бродила вместе с Фаоном. Поэтесса одинока и с тоской вспоминает «счастье былое».

 

Вот и знакомый мне дерн: нашу тяжесть он часто изведал,

Вижу, былинки его все еще криво стоят.

 

Среди овидиевых героинь – нимфа Энона, возлюбленная Париса, которую он оставил, увлеченный прекрасной Еленой, женой Менелая. Уязвленное самолюбие, ревность терзают Энону, которая всячески желает унизить соперницу:

 

Пусть она блещет красотой: не пристала красавице гордость,

Ей, что пришельцем пленясь, брачных забыла богов!

 

Да и сам Парис напоминает римского щеголя, который, используя служанку Елены, находит дорогу к сердцу возлюбленной, да еще унижает ее мужа Менелая.

Муки страсти – в письме Дидоны, героини «Энеиды», адресованном Энею. Недолго длилось их счастье. Боги повелели Энею оставить карфагенскую царицу, чтобы отплыть в Италию и основать там римское государство. Для Дидоны же нет ничего желаннее, чем быть вместе с возлюбленным:

 

Если стыдишься жены, зови не женой, а хозяйкой;

Только б остаться твоей, всем бы готова я быть.

 

В отчаянии Дидона сообщает Энею, что готова уйти из жизни, бросившись на меч:

 

Если б тебе повидать, как это пишу я посланье;

Пишет рука, на груди ж меч уж троянский лежит;

Слезы, стекая с ланит, по стали бегут обнаженной;

Вот-вот заместо тех слез кровью окрасится сталь.

 

Среди овидиевых героинь – Брисеида, рабыня, наложница Ахилла, которую отнял у него Агамемнон; неистовая Медея, еврипидовская героиня, оставленная мужем Ясоном и одержимая жгучей жаждой мести; Федра, другое создание Еврипида, которая уподобляет равнодушного к ней Ипполита римским франтам, пагубным для женских сердец.

Трогательна мифологическая Ариадна, дочь Критского царя Миноса. Когда афинянин Тезей прибыл на Крит, чтобы сразиться со страшным быком Минотавром, он был приговорен к смерти и заточен в подземелье. Благодаря Ариадне, с помощью ее легендарной нити, он выбирается вместе с пленниками из лабиринта. С Ариадной Тезей отправился в обратный путь и остановился на острове Наксос. Ночью во сне к Тезею явился Дионис и приказал отправиться в дальнейший путь. Когда поутру дочь Миноса проснулась, то помяла, что покинута. Ее письмо, обращенное к Тезею, исполнено тоски, хотя Ариадна чувствует, что вряд ли оно дойдет до адресата.

 

Я, не успев пробудиться, со сладкой истомою в членах, —

Нету его. И вторично тянусь я, и дальше хватаю,

Дальше по ложу всему, бедная: нету его!

 

В сущности, каждый женский монолог в книге Овидия – драматическая история. Заключенный в них накал переживаний давал благодарный материал для инсценировок, которые делались по книге Овидия. Голоса его героинь взволнованно звучали с римской сцены. Помимо 15 героинь в книге были добавлены еще письма знаменитых мужей, обращенных к любимым: среди них Парис, Леандр, Аконтий. Ученым удалось доказать их принадлежность перу Овидия.

«ИСКУССТВО ЛЮБВИ» (Ars amatores).

«Певец любви, певец богов», как назвал его Пушкин, Овидий запечатлел разные грани любовного чувства. Каждая его новая книга не повторяла предыдущую, отличалась свежей трактовкой темы. На этот раз поэт пишет о любви как о предмете, достойном изучения, анализа. Себя он представляет экспертом, знатоком, излагающим свои советы и рекомендации в назидательной форме. Иногда название книги переводится не только как «искусство», но и «наука» любви.

В античной поэзии заметную роль играл дидактический элемент: об этом свидетельствует поэма «Труды и дни» Гесиода. Активно прибегали к поэтической дидактике и римляне: таковы земледельческая поэма «Георгики» Вергилия, философский эпос «О природе вещей» Лукреция, изложение в стихотворной форме наиглавнейших вопросов мироздания. В эпоху Овидия дидактические поэмы, а также «руководства», причем на самые экзотические темы, читались с большой охотой. Они появлялись в немалом количестве: стихотворные трактаты о лечении змеиных укусов, игре в кости, косметических средствах, приеме гостей, сервировке столов и т. д.

В книге «Искусство любви» сорокалетний поэт демонстрирует такие свои качества, как наблюдательность, знание мужской и женской психологии, остроумие, сочетание шутливого и серьезного тона. Он – эрудит в истории и мифологии. Добавим еще и явленные им навыки ритора, декламатора. Свои наставления Овидий «систематизирует».

Он наставляет молодых людей в трех главных вещах: во-первых, как и где искать предмет любви; во-вторых, как его завоевать; в-третьих, как удержать возлюбленную. Женщины в трактате Овидия – это великосветские гетеры, связи с которыми – в порядке вещей в аристократическом Риме.

Поэма состоит из трех книг. В первой книге поэт объясняет, что девушек следует искать на общественных праздниках, в театрах, цирках, во время гладиаторских боев, других общественных представлений, на модном водном курорте в Байях. Он иногда называет девушек «дичью», а юношей «охотниками». Претендуя на «научность», поэт постоянно подкрепляет свои поучения ссылками на мифологические и исторические примеры. Его эрудиция по этой части не уступает его поэтической технике. Он исходит из того, что женщины посещают театр, «не только чтобы посмотреть, но чтобы на них посмотрели».

Что до завоевания женских сердец (вторая книга), то поэт предлагает наиболее надежные приемы. Для этого мужчине необходимо увериться в собственной неотразимости. Удачливому любовнику следует модно одеваться, демонстрировать любезность и остроумие. Сближение с дамой полезно начинать со знакомства с ее служанкой, с которой также уместно завязать интригу. Начинать следует с обещаний, но при этом избегать разорительных расходов. Производит впечатление любовное письмо, изящное и пропитанное тонкой лестью. Если на подобное письмо не последует ответа, надо продолжать писать в аналогичном духе.

слезы, тоску. Нельзя пренебрегать настойчивостью при срывании поцелуя. Влюбленный может быть уподоблен тому, кто добивается выгодной должности и ради своей цели прибегает к заискиванию и подкупу.

Овидию явно не по душе те, кто уповают на успех, полагаясь лишь на силу денег. Истинное украшение влюбленного – не его толстый кошелек, а живой интеллект, простота и естественность поведения. «Будь всегда внимателен к любимой женщине», – напоминает Овидий. Выгодно маскировать любовь и преподносить ее под видом дружбы. Необходимо скрывать избранницу от близких и особенно от друзей, которые из зависти не преминут отбить ее. Вообще же, любовной науке противопоказан шаблон. Каждая женщина – неповторима, а потому средства ее покорения должны варьироваться в зависимости от ее возраста, характера и темперамента.

Особое искусство – сохранить любовь женщины. Следует помнить: если ты достоин любви, то и будешь любим. Внешность мужчины, его привлекательность – существенны. Но они преходящи, подвержены времени. Красота с годами тускнеет, годы ее не щадят, после увядания розы на стебле остаются лишь шипы.

Зато нравственные, моральные качества гораздо долговечнее. Влюбленному следует расширять свои познания, воспитывать чувства, обогащать внутренний мир. Духовное богатство – главный капитал. Любовь должна быть «мудрой». Влюбленный да не устанет восхищаться прелестями женщины, но при соблюдении чувства меры: «Искусство помогает, если оно скрыто». Женщину полезно приучить к тому, что поклонник всегда при ней, но порой стоит «инсценировать» и легкое охлаждение. Пробудить ревность, подозрение относительно возможной соперницы, памятуя, что за размолвкой следует пламенное и сладостное примирение.

Поэт рекомендует отдавать предпочтение женщине среднего возраста перед юной: старое вино лучше молодого. Многоопытная женщина способна полнее разделить страсть любовника.

Тема третьей книги выражена в словах: «Ныне наука твоя женщинам помощью будь». Овидий дарует читательницам «оружие» для «любовного сражения». Кажется, ни одной детали не упускает находчивый поэт: советует, как холить свою красоту, пользоваться косметикой, расчесывать волосы, скрывать с помощью одежды природные недостатки, работать над голосом, над манерами.

 

Женская поступь – немалая доля всей прелести женской,

Женскою поступью нас можно привлечь и спугнуть.

 

Подобные и многие другие ухищрения играют немалую роль в жизни галантных римлянок. Женщину украшает умение играть на музыкальных инструментах, знание литературы, особенно любовной лирики, сочинений Сапфо, Тибулла и Проперция. То же относится к искусству сочинения любовных признаний. Расчетливой женщине пристало выбрать верный подход к любовникам: брать деньги с богатых, а поэтов, обычно малосостоятельных, – щадить. Ведь поэты обладают неоценимым достоинством: они способны обессмертить возлюбленную в стихах.

«Искусство любви» – наиболее фривольная книга Овидия. Поэт перечисляет приемы соблазнения мужчин, которыми пользуются гетеры. Особенно притягательны женщины многоопытные. На них полезно ориентироваться юным дамам полусвета. Завершается поэма стихами весьма откровенного содержания, описанием различных видов интимных отношений и обращенным к дамам настоятельным советом: «Женщины, знайте себя!»

Поэт уверен, что его советы окажутся более чем продуктивны:

 

Пусть же юношам вслед напишут юные жены

На приношеньях любви: «Был нам наставник Назон»!

 

Игривый тон поэмы не мешает Овидию оставаться знатоком человеческой психологии и тонкостей любовной сферы. В поэме рассеяно немало афористических строк: «Чтобы любовь заслужить, мало одной красоты»; «Лучше всего привлекает сердца обходительность в людях»; «Не был красивым Уллис, а был он красноречивым»; «Женщина к поздним годам становится много искусней»; «Чтобы оставаться с тобой, должна твоя женщина помнить, что от ее красоты стал ты совсем без ума»; «Путь к овладению – мольба»; «Любит женщина просьбы мужские – так расскажи ей о том, как ты ее полюбил».

«СРЕДСТВО ОТ ЛЮБВИ» (Rcmedium amores).

Поэма «Искусство любви» имела успех, хотя Овидию пришлось услышать и упреки в непристойности. Тогда поэт обнародовал своеобразное продолжение своего сочинения, небольшую поэму «Средство от любви». На этот раз поэт дает советы тем мужчинам, которым любовная связь причиняет страдания. Любовь – вид болезни. И Овидий перечисляет лекарства от нее, не менее эффективные, чем те, которые были рассчитаны на разжигание взаимной любви.

Путь к выздоровлению – избавление от несчастной любви: «Противься началу: поздно применять целебные средства, хотя болезнь от времени усилилась». Помогают излечению какие – то практические дела: отъезд в деревню и труд в саду или в поле; воспоминание о коварном нраве возлюбленной, о ее физических недостатках; пребывание в обществе, спасающем от одиночества; отказ от чтения эротической поэзии. Но самое надежное, проверенное средство – завести себе новую возлюбленную.

3. «Метаморфозы».

В истории римской поэзии эпический жанр представлен двумя «вершинными» произведениями: это «Энеида» Вергилия и «Метаморфозы». Книга Овидия, его наиболее масштабное произведение, отлична по характеру от шедевра Вергилия. Вместе с тем опыт автора «Энеиды» Овидий, конечно же, учитывал. – это эпический размах. Но Овидий был далек от того, чтобы сочинить национальную героическую поэму по примеру Вергилия; она не отвечала его творческой индивидуальности. Подвиги на поле брани не были его стихией. Но то, что он написал, было не менее весомо.

После выхода трех книг, насыщенных любовной тематикой, Овидий, вступивший в новый этап творчества, придает ему новое направление. «Метаморфозы» – это обширное произведение, написанное дактилическим гекзаметром, объемом около 12 тысяч стихов, составляющих 15 книг. «Метаморфозы», буквальный смысл: превращения. Перед нами примерно 250 мифов, увлекательных и многокрасочных, о различных превращениях людей, мифологических героев, зверей в растения, камни, звезды, в различные предметы. Работе над этим сочинением Овидий отдал почти семь лет и успел завершить труд как раз в канун злосчастной ссылки.

ОБЩИЙ ХАРАКТЕР ПОЭМЫ.

Овидий подарил соотечественникам, да и последующим поколениям поэтический свод множества мифологических сюжетов. В этой поэме, новаторской по замыслу и структуре, – синтез достижений римской поэзии. Здесь тонкое описание человеческих чувств, одухотворенные картины природы, символика и верования; наглядные живые детали и подробности. Главное же – духовная жизнь древнего мира. Это была поэма, не похожая ни на «Илиаду» Гомера, ни на «Энеиду» Вергилия, ни на «О природе вещей» Лукреция. Произведение в жанровом отношении не имеет аналогов в античной поэзии.

ИСТОЧНИКИ.

Работая над своей поэмой, погружаясь в библиотечные фолианты, консультируясь с учеными филологами, поэт овладел целым сводом знаний по мифологии. Особенно полезны оказались для него сочинения греческих авторов, по большей части эллинистической эпохи, предлагавших обработки легендарно-мифологических сюжетов. Мотив превращений любили художественно осваивать поэты эпохи эллинизма: Эратосфен писал о превращении людей в звезды; Бойс – в птиц; присутствовал подобный мотив у Каллимаха в его главном сочинении «Причины», сборнике стихотворений элегического настроения. В дальнейшем многие использованные Овидием тексты были утрачены; лишь благодаря ему мифы и дошли до нас. Однако не только сведения, добытые из книг, питали поэта.

Еще в юности, во время странствий по Греции, Малой Азии и Сицилии, Овидий побывал в тех местах, где, как считалось, развертывались события и эпизоды, запечатленные в мифах и легендах. Так, в Фессалии он видел реки, на берегах которых резвилась прекрасная нимфа, обращенная в лавр; в Сицилии – пещеру, войдя в которую Плутон унес Прозерпину в подземное царство; около Сиракуз – источник Аретузы, нимфы, любви которой домогался влюбленный в нее Алфей.

Добавим к этому, что Римские матроны, например, считали, что янтарные бусины из их ожерелий – это капли окаменевшего сока. Они вытекли из тополя, и являли собой слезы сестер Фаэтона, которые были превращены в тополя. Другая деталь украшений – кораллы. Существовало мнение, что это – побеги подводных растений, отвердевающих, если их извлечь из воды. Произошло же это потому, что когда-то герой Тезей положил на них голову страшной Медузы, взгляда которой было достаточно, чтобы предмет, на который она взглянула, окаменел.

Мифы, составившие прославленную книгу Овидия, – плод фантазии людей в далекой древности. Для эллинов эпохи Гомера многое в мифах было живым, реальным предметом веры. Для современников Овидия, живших в иное историческое время, это были во многом лишь красивые сказки. Вряд ли они верили в подобные превращения. Значит ли это, что Овидий написал сочинение, имеющее лишь историческую ценность?

Думается, что это не так. Подлинная энциклопедия мифов, им накопленная, – это не только сокровищница сюжетов. В пестрых, красочных сюжетах заключался общечеловеческий смысл. За легендой и сказкой просвечивала правда человеческих индивидуальностей и отношений. В них было все: любовь и ревность, коварство и великодушие, трогательная дружба и супружеская привязанность, материнская нежность и властолюбие и многое другое.

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ОБРАБОТКА МИФОВ.

Чтобы все это донести до читателя, необходим был гибкий, сильный поэтический дар Овидия. Многие сюжеты были хорошо знакомы его современникам, находились «на слуху». Овидий не просто стремился их воспроизвести. Он их эстетически преображал, придавал им наглядность, красочность и достоверность.

С этой целью он проводил необходимый отбор материала, отсекал все лишнее. Крайне важна была для него акцентировка деталей, подробностей наиболее значимых, которые он мог и расширить и углубить. Это придавало его легендарно-сказочному миру осязаемость и конкретность. Он мог также трансформировать отдельные сюжетные линии мифа, чтобы добиться большей впечатляющей силы.

Так, художественно освоен им миф о Пигмалионе, один из самых поэтичных. Древняя легенда гласила, что царь Кипра Пигмалион был влюблен в сделанную из слоновой кости статую богини Венеры, которую он считал живым существом. У Овидия в легенду внесены коррективы. Царь Пигмалион превращен в скульптора. Он сам сотворил дивную статую, причем не богини, а смертной женщины. Наконец, поэт заставляет статую ожить от любви ее создателя.

У Овидия миф обретает философское наполнение. Тема этой прелестной миниатюры – природа художественного творчества, глубоко близкая Овидию. Сказочный сюжет убеждает: только те творения искусства совершенны и жизненны, созданию которых художник отдал вдохновение, жар души. Скульптор Пигмалион был оскорблен пороками женщин, которых за их непристойное поведение Венера обратила в камень. Пигмалион жил «холостой, одинокий» и ложе его «лишено было долго подруги». Вот как описывает Овидий его творческий процесс:

Резал слоновую кость. И создал он образ – подобной

Женщины свет не видал, – и свое полюбил он созданье!

Девушки было лицо у нее; совсем как живая,

Будто бы с места сойти она хочет, да только страшится.

Вот до чего было скрыто самим же искусством искусство!

Диву дивится творец и пылает к подобию тела.

Часто протягивал он к изваянию руки, пытая,

Тело ли это иль кость? Нет, это не кость! – признается.

Деву целует и мнит, что взаимно.

 

Влюбленный в свое создание, скульптор приносит богам жертвы, молит их дать ему жену, которая была бы похожа на гу, что из кости. Богиня Венера слышит его мольбы. Мрамор смягчается. «Тело пред ним – под перстом нажимающим жилы трепещут». Статуя оживает.

 

Уста прижимает

Он наконец к неподдельным устам – и чует лобзанья

Дева: краснеет она и, подняв свои робкие очи

Светлые к свету, зараз небеса и любимого видит.

Гостьей богиня сидит на устроенной ею же свадьбе.

 

В поэтической версии проявилось мастерство Овидия. Не случайно этот миф, именно благодаря Овидию, многократно становился источником художественного воплощения едва ли не во всех видах искусств: здесь и знаменитая комедия Б. Шоу «Пигмалион», и популярный мюзикл Ф. Лоу «Моя прекрасная леди», и кантата И. Баха, и оперы Рамо и Керубино, и оперетта Зуппе «Прекрасная Галатея», и многие другие.

КОМПОЗИЦИЯ.

Кажется, что в овидиевых «Метаморфозах» нет четкого плана: один миф «перетекает» в другой. Однако это не так: обширный материал, собранный и обработанный поэтом, подчинен внутренней логике и общей философской концепции, а также целесообразно выстроен.

Пифагора (VI в. до н. э.), знаменитого греческого философа, основателя собственной философской школы, своеобразного братства учеников, т. н. пифагорейцев. (Ученый был также математиком, и школьники знакомятся с основами геометрии, осваивая теорему Пифагора.) Овидий, возможно, не без влияния Лукреция, следующим образом художественно формулирует для читателя закон вечного изменения.

 

…Обновляя

Вещи, одни из других возрождает обличья природы.

Не погибает ничто – поверьте! – в великой вселенной.

Разнообразится все, обновляет свой вид; народиться —

Значит начать быть иным, чем в жизни былой; умереть же —

Быть, чем был, перестать; ибо все переносится в мире

Вечно туда и сюда: но сумма всего – постоянна.

 

«Метаморфозах» сгруппирован в исторической последовательности . И об этом «зачин» в первой песне поэмы:

 

…Боги – ведь вы превращения эти вершили, —

Дайте ж замыслу ход и мою от начала вселенной

 

ОСНОВНЫЕ МИФЫ.

Превращения начались уже в древнейшее время. Мир пребывал в состоянии бесформенного хаоса , который стал обретать постепенно более гармоничные и упорядоченные очертания. Далее четыре традиционных века, как полагали древние: золотой, серебряный, медный и железный, за которыми следовал потоп.

От древности Овидий переходит к современности, к Юлию Цезарю, превратившемуся в комету. Но исторический принцип не выдерживается до конца. В дальнейшем мифы и тематики. В книгах III и IV излагаются старинные мифы фиванского цикла, связанные с такими известными фигурами, как Кадм, Гармония, Тиресий.

НАРЦИСС.

Редкой красоты юноша, сын речного бога Кефисса, Нарцисс отверг любовь за что был наказан богами. Они побудили его влюбиться в собственное отражение в воде студеного ручья.

 

Жажду хотел утолить, но новая жажда возникла:

Воду он пьет, а меж тем – захвачен лица красотою,

Любит без плоти мечту и призрак за плоть принимает.

Юным похожий лицом на изваянный мрамор паросский.

 

Терзаемый неразделенной страстью, герой мифа умирает и превращается в нарцисс, в «шафранный цветок с белоснежными вокруг лепестками». Этот персонаж дал название психологическому явлению, т. н. нарциссизму, т. е. самолюбованию. Овидий предложил поэтическую версию одного из самых популярных и поэтичных античных мифов, который послужил источником для пьес Кальдерона и Руссо, опер Скарлатти, Глюка, Масснэ, картин Тинторетто и Пуссена.

ПИРАМ И ТИСБА.

Немалый успех выпал и на долю мифа о Пираме и Тисбе. Он был распространен на Востоке, обыгрывал традиционный мотив любви, оказавшейся сильнее смерти. Овидий расцветил его своей фантазией. Влюбленные молодые люди жили в двух домах, примыкавших друг к другу, но брак им запретили отцы. Пирам и Тисба могли разговаривать, видеть друг друга, пользуясь узкою шелью в стене. Бессильные бороться с охватившей их страстью, они решили встретиться на воле, за пределами города, близ гробницы у дерева с плодами белого цвета.

«свежею кровью бычачьей»; Тисба успевает укрыться в пешере, но при этом теряет покрывало. Его хватает львица, рвет на части своей окровавленной пастью. Когда к месту назначенной встречи приходит Пирам, то замечает покрывало с пятнами крови. Его первая мысль: «Львица растерзала Тисбу». Обливаясь слезами, Пирам винит себя в гибели Тисбы. В отчаянии Пирам пронзает себя кинжалом. Его кровь окрашивает в пурпурный цвет ягоды тутового дерева. Вскоре, выйдя из пещеры, Тисба находит умирающего Пирама. Она решает вслед за ним уйти из жизни:

 

Погубили тебя, о несчастный,

Руки твои и любовь! Одинаково смелой рукою

Я обладаю: любовь же моя меня сделает сильной.

Я за тобою пойду и, несчастная, буду считаться

 

Тисба бросается на меч Пирама и умирает. Плоды же дерева хранят цвет крови двух несчастных, которые «покоятся в урне единой». Этот сюжет был использован Чосером в «Кентерберийских рассказах», дан в пародийном ключе в «Сне в летнюю ночь» Шекспира; воплощен в картине Кранаха старшего и опере Глюка.

НИОБА.

Мифы в V–VII книгах относятся ко времени знаменитого похода аргонавтов в Колхиду за золотым руном. Это мифы о Ясоне, Медее, персонажах, памятных по трагедии Еврипида «Медея». Здесь мы встречаем знаменитую новеллу о Ниобе, дочери Тантала, жене царя Фив Амфиона.

Поначалу судьба была к ней благосклонна: она принадлежала к древнему роду, ее муж был могущественным властителем, но всего более Ниоба гордилась своими многочисленными детьми: семью сыновьями и семью дочерьми. В своем материнском тщеславии она позволила себе насмеяться над самой богиней Латоной.

покарать. Одного за другим поражают они стрелами всех сыновей Ниобы; Овидий подробно описывает гибель каждого из них. Убивает себя в отчаянии ее муж Амфимон.

 

Безмерно горе Ниобы, потерявшей и детей и супруга:

О, как Ниоба теперь отличалась от прежней Ниобы,

Что от Латониных жертв недавно народ отвращала

Или по городу шла, по улице главной, надменна.

– А теперь ее враг пожалел бы.

К хладным припала телам; без порядка она расточала

Всем семерым сыновьям в последний раз поцелуи.

 

Затем одна за другой умирают и все семь сестер. В ужасе Ниоба цепенеет, Зевс превращает ее в скалу.

Ниоба остается художественным символом как надменности, так и неизбывного страдания. История гибели ее детей, Ниобидов, сделалась популярной в искусстве. В VI в. н. э. в Риме были обнаружены четырнадцать фигур, изображающих группу Ниобид. Высказывается предположение, что это копия композиции, созданной греческим скульптором Скопасом.

В книгах VIII–IX – мифы, относящиеся ко времени Геракла. Среди них – прославленный миф о Дедале и Икаре. Во время полета с острова Крит со своим отцом, мифическим скульптором Дедалом, юноша Икар пренебрег родительским предостережением и, поднявшись высоко вверх, приблизился к солнцу, после чего воск, скреплявший перья искусственных крыльев, растаял, и Икар упал в море. В этом сюжете, также получившем многообразный отзвук в искусстве, отразилась

ФИЛЕМОН И БАВКИДА.

Исполнен жизненной правды миф о Филемоне и Бавкиде, благочестивой супружеской паре стариков. Когда в ту болотистую местность, где жили герои мифа, спустились инкогнито Юпитер и Меркурий (по греческой версии Зевс и Гермес), их соседи не оказали им достойного гостеприимства. Только Филемон и Бавкида, несмотря на крайнюю бедность, щедро поделилась с пришельцами своими скромными запасами. «Открывшись», растроганные боги решили покарать соседей, но вознаградить стариков. Поля соседей подверглись затоплению, на месте же дома четы стариков вознесся храм, жрецами которого они стали. Отозвались боги и на их нижайшую просьбу: позволить им уйти из жизни одновременно. Так и происходит, после чего они превращаются в два дерева, «от единого корня возросших». Пафос этой истории выражен в словах: «Праведных боги хранят: почитающий – сам почитаем».

Филемон и Бавкида остались в памяти: они – воплощение супружеской любви, «Фауста». У Гёте Филемон и Бавкида символизируют как любовь, так и патриархальность: их скромная хижина гибнет в процессе осушения болота. Старинный быт разрушается в ходе неумолимого экономического прогресса. Образы Филемона и Бавкиды оживают в операх Гайдна и Гуно, в живописи Рубенса и Рембрандта.

ДРУГИЕ МИФЫ.

Среди мифов X книги – мифы об Орфее и Эвридике, о Гиацинте; – мифы о золоте Мидаса, о Пелее и Фетиде, родителях Ахиллеса. В XII–XIII книгах собраны мифы, связанные с троянской войной, с историей Ифигении в Авлиде Гекубы.

Воспроизвел Овидий и историю любви циклопа Полифема и нимфы Галатеи, Феокрита.

БОГАТСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОГО МИРА ПОЭМЫ.

Заключительные книги «Метаморфоз» (XIII–XV) переносят читателя уже в мифологическую историю Рима.

римский царь Нума Помпилий, который усваивает уроки мудрости, преподанные Пифагором. Нуме приписывается реализация многих благотворных государственных деяний, законов и решений. Завершается эта тематическая линия историей Юлия Цезаря. Его гибель стала началом его бессмертия.

 

…Благая Венера

В римский явилась сенат и, незрима никем, похищает

В небо уносит. И там помещает средь вечных созвездий.

И, уносясь, она чует: душа превращается в бога…

 

В «Метаморфозах», может быть «главной книге» Овидия, его художественная палитра обогатилась, засверкала новыми красками. В первых книгах его талант реализовался в изображении переживаний, связанных с разными гранями любви. В поэме встречаются сцены и эпизоды, отражающие трагические, мрачные аспекты бытия. Царь Эгины, например, рассказывает Кефалу о безжалостной эпидемии чумы, обрушившейся на его страну:

 

Ведомо, что и в ключи и в озера проникла зараза,

Многие тысячи змей, ядовитыми делали реки,

В смерти собак, и овец, и быков, и зверей, и пернатых

Явственна стала впервой недуга нежданного сила.

 

Изображал он и людей, согбенных нуждой, нищетой; таково описание богини Голода, поражающее непривычными для Овидия натуралистическими деталями:

 

Волос взъерошен, глаза провалились, лицо без кровинки,

Белы от жажды уста, изъедены порчею зубы,

Кожа тверда, под ней разглядеть всю внутренность можно.

 

Овидий без ложной скромности отдавал себе отчет относительно масштаба своих творческих усилий. Финальный аккорд «Метаморфоз» перекликается с «Памятником» Горация:

 

Не уничтожит, ни меч, ни огонь, ни алчная страсть.

 

Он верит в собственную «метаморфозу». В то, что истинный поэт продолжает жить в своих творениях:

Лучшею частью своей, вековечен, к светилам высоким

Я вознесусь, и мое нерушимо останется имя.

Будут народы читать…

4. «Фасты».

Эта книга осталась неоконченной, она писалась параллельно с «Метаморфозами». «Фастами» называлась книга, в которой римские жрецы отмечали праздничные и непраздничные даты«Фастами», Овидий творил в русле официальной идеологии Августа, который, будучи избран верховным жрецом в 13 г. до н. э., заботился о сохранении и закреплении римской религиозной обрядности, возрождении «славы предков». Свою книгу Овидий намеревался посвятить принцепсу.

Книга – своеобразный месяцеслов; поэт успел написать шесть частей из задуманных двенадцати, в каждой из которых характеризуется один месяц. Например, третий месяц года посвящен Марсу, богу войны, одному из любимых у римлян, известных своей воинственностью. Этот месяц славен также полевыми празднествами. Четвертый месяц – месяц Венеры, богини любви, которую чествовали в Риме самым пышным образом; от нее происходит и Эней, и весь римский народ. Каждая книга включает описание поверий, преданий; они перемежаются экскурсами в историю Рима, прославлением таких великих деятелей, как Юлий Цезарь и продолжатель его дела, многославный представитель династии Юлиев – Август. Особую ценность этому произведению придавало то, что «Фасты» – новое доказательство щедрости таланта и интересов Овидия, который удачно осваивал богатства римского фольклора.

5. Позднее творчество.

В ссылке Овидием написаны две знаменитые поэтические книги: «Скорбные элегии» (Tristia) и «Послания с Понта» (Epistulae ex Ponto), а также ряд мелких произведений. Стихи поры изгнания – глубоко личные, искренние. Они – зеркало переживаний и размышлений поэта в самую несчастную пору его жизни. «Скорбные элегии» создавались в первые три-четыре года пребывания в ссылке. Это собрание стихов, элегических по настроению, составивших пять книг. В каждой книге по 10–15 элегий; в них Овидий близок к стилистике александрийской поэзии. «Послания с Понта» писались позднее, примерно в заключительное пятилетие жизни поэта. Это стихотворные обращения к разным лицам, по преимуществу друзьям и близким поэта; они также образуют пять книг.

«СКОРБНЫЕ ЭЛЕГИИ».

Общая тональность поздних стихов – грустная. В них – настроения тоски, горечи, постоянно упоминаются слезы, нескрываемая душевная боль. Одна из главных внутренних тем – страдания, выпавшие на долю изгнанника. В третьей элегии 1-й книги Овидий вспоминает последнюю ночь в Риме, перед тем как покинуть его, как оказалось, навсегда.

Той, что в Граде была ночью последней моей.

Только лишь вспомню, как я со всем дорогим расставался, —

Льются слезы из глаз даже сейчас у меня.

 

Поэта гнетут тяжелые условия жизни в ссылке, непривычный быт, суровая природа, климат. Для него тяжелы оторванность от друзей, духовный вакуум, неизбывное одиночество.

Другая тема связана с фигурой Августа. Поэт приторно льстив по отношению к императору, неистощим в эпитетах, относящихся к мудрости принцепса, его величию, заслугам перед Римом. Для него, Овидия, Август – бог, главная черта которого – милосердие, на которое поэт уповает. Августу посвящена «Элегия единственная», составляющая 2-ю книгу «Скорбных элегий». Овидий признает свою вину в создании «злосчастных» книжек и стихов, называет трактат «Наука любви» причиной высочайшего неудовольствия. Он готов себя неумеренно корить.

 

Горе! Зачем я учен, зачем родители дали

Образование мне, зачем я узнал!

Я ненавистен тебе моей сладострастной «Наукой».

Не от уроков моих научились жены изменам,

Ибо не может учить тот, кто неопытен сам.

 

Поэт уверяет Августа: его стихи отнюдь не подрывали «нравственность». Да и написаны они не о целомудренных матронах, а о гетерах. А главное, неправомерно изображаемое поэтом переносить на него самого.

 

Верь мне, привычки мои на мои же стихи не похожи:

– безупречно скромна.

 

Подобные оправдания, подкрепленные ссылками на мифологические и исторические примеры, перемежаются неумеренными славословиями в адрес великого Августа. Попутно Овидий перечисляет римских поэтов, воспевавших любовь и наслаждение, среди которых Пропорций, Тибулл, Катулл и другие. Однако никто не собирался их за это наказывать.

«ПОСЛАНИЯ С ПОНТА».

Важное место в этой книге – общение, пусть мысленное, с друзьями. Среди адресатов его посланий – Брут, Фабий Максим, Север, Германик Цезарь и многие другие. Круг его симпатий и привязанностей широк и разнообразен. Дружба – неоценимый дар, и Овидий неистощим, описывая разные формы ее проявления. С некоторыми из адресатов посланий поэт переписывался, находясь в ссылке, и это укрепляло его душевные силы. Среди друзей немало литераторов, разделявших его художественные пристрастия. Он оживляет счастливые моменты их общения и, желая друзьям добра, уповает на их великодушную помощь, на содействие его возвращению. В числе его идеальных друзей – любимая жена. К ней он обращает неподдельные слова нежности. Она – единственная, кто острее всех сострадает поэту. Сознание этого – моральное облегчение для Овидия. И одновременно ему тяжело от того, что он причиняет боль любимому человеку.

ТЕМА ПОЭТА И ПОЭЗИИ.

«сквозная» тема поздних стихов Овидия. Для него она особенно органична и близка. Стихи составляли высший смысл его бытия. Жизнь – скоротечна, люди – смертны, но поэзия – бессмертна. Поэт велик духовным началом, творческим даром.

 

Отнято все у меня, что было можно отнять,

Только мой дар неразлучен со мной, и им я утешен.

 

И в этом даре поэт, несчастный ссыльный, обретает моральную опору. Поэзия – это памятник, благодаря которому его имя останется в веках. Здесь – прямая перекличка с Горацием. В стихах Овидий самовыражается. Его муза – «свидетель» его бедствий, а судьба – содержание его поэзии.

Особенно интересна 10-я элегия 4-й книги, где Овидий, «любви певец шаловливый», поэтически воссоздает детство, юность, учебу, становление его поэтического мастерства. Без ложной скромности утверждает: «Весь мир песни читает мои».

 

И если истина есть в провиденье вещих поэтов,

То и по смерти, земля, я не достанусь тебе.

 

Мысль о бессмертии поэзии – одна из «вечных» в мировой литературе. Овидий поистине выстрадал ее своей судьбой!

Автор «Метаморфоз» – среди самых популярных римских поэтов. Он никогда не был обделен вниманием. Интерес представляли и обработанные им мифологические сюжеты, и сама его поэтическая техника. Особую известность он приобрел начиная с эпохи Возрождения. Его любовная лирика импонировала французским поэтам Плеяды, прежде всего Ронсару. Его жизнелюбие находило горячий отклик у итальянских гуманистов, у Боккаччо и Петрарки. В числе его почитателей были , позднее Шиллер и Гёте. К стихам Овидия обращались художники. Широко известны иллюстрации Пабло Пикассо «Метаморфозам».

Неизменно популярен и любим был Овидий в России, где его знали уже в XVIII веке, а среди его первых переводчиков были Ломоносов, Тредиаковский, ХерасковС. Шервинский, М. Гаспаров.

В 1874 году его сочинения на руском языке вышли в виде трехтомника. В дальнейшем они переиздавались в обновленном виде. Среди римских поэтов «золотого века», столь ценимых Иосифом Бродским

Античность, ее образы и мотивы широко и многообразно представлены в творчестве Пушкина начиная с самых ранних стихов. Уже в лекциях лицейского профессора Н. Ф. Кошанского стала раскрываться перед ним красота греческих и римских авторов: все это находило живой отклик у юного поэта. В числе его любимых авторов были, как уже говорилось, Анакреонт и Катулл, но, конечно же, самый благотворный и глубокий след оставил в пушкинском творчестве Овидий. Правда, в лекциях Кошанского Овидий представал как «чудесный гений», однако несколько легковесный, склонный к изыскам, чуждый «истинному чувству». В лицейские годы в пушкинских стихах имя Овидия встречается нечасто: воспринимается же римский поэт как певец любви в галантно-изящной манере.

В ГОДЫ ЮЖНОЙ ССЫЛКИ.

Пребывание Пушкина на юге в ссылке позволило ему по-новому прочувствовать и судьбу Овидия, и природу его творчества. В это время Пушкин познакомился с произведениями Овидия, сочиненными в изгнании; он читал их на латинском языке с параллельным французским переводом. Размышляя над строками Овидия, Пушкин посещал места, где бывал ссыльный поэт, в частности, селение Овидиополь близ Аккермана. Там он видел остатки надгробий с латинскими надписями. Вообще, в Причерноморье, в Крыму, в дельте Днестра многое дышало античностью, а это делало образ римского поэта осязаемым, близким. Поистине, как гласит известный афоризм: чтобы понять поэта, надо побывать в стране поэта!

Пушкин, естественно, сопоставлял собственную судьбу ссыльного с участью автора «Скорбных элегий». Во время пребывания в Бессарабии, недалеко от тех мест, где жил Овидий, он общался с друзьями из Южного общества декабристов, для которых римский поэт был, прежде всего, жертвой монархического деспотизма. Пушкин не разделял мнения тех своих современников, которые считали, что Овидий, вырванный из привычного образа жизни в Риме, в своих посланиях к Августу лишь «по-женски жалуется», «льстит» императору, выказывает слабость духа.

–1822 гг. Овидий стал для Пушкина поистине «властителем дум». Он сопоставляет себя и автора «Метаморфоз» (стихотворение «В стране, где Юлией венчанный»). В стихотворении «Чаадаеву» (1821) упоминается «прах Овидия», «пустынного соседа». В стихотворении того же 1821 г. «Кто видел край, где роскошью природы», посвященном воспоминаниям о Крыме, имелись в беловом автографе строки, в дальнейшем опущенные:

В моих руках Овидиева мера,

Счастливая певица красоты,

Певица нег, изгнанья и разлуки.

 

«К ОВИДИЮ» ПУШКИНА.

«К Овидию», в котором высказывает глубокий взгляд на судьбу римского поэта.

 

Как часто, увлечен унылых струн игрою,

Я сердцем следовал, Овидий, за тобою!

Я видел твой корабль игралишем валов

И якорь, верженный близ диких берегов,

 

Пушкин не из тех, кто готов укорять «уныние и слезы» римского изгнанника.

 

Кто в грубой гордости прочтет без умиленья

Сии элегии, последние творенья,

Где ты свой тшетный стон потомству передал?

Но понимаю их, изгнанник самовольный.

 

В беловом автографе стихотворения были строки, которые Пушкин должен был скорректировать, памятуя о цензуре.

 

Не славой – участью я равен был тебе,

Но не унизил век изменой беззаконной

 

Мысль о созвучности его удела с Овидиевым – лейтмотив стихотворения.

 

Утешься: не увял Овидиев венец!

Увы, среди толпы затерянный певец,

Безвестен буду я для новых поколений…

 

«еще твоей молвой наполнен сей предел» – это упоминания о тех преданиях, которые слышал Пушкин об Овидии. В стихотворении «К Языкову» (1824), поэт восклицает:

 

Клянусь Овидиевой тенью:

Языков, близок я тебе.

 

Проникновение Пушкина в психологическое состояние римского поэта – знаменательно: слезные послания Овидия свидетельствуют не столько о его слабости, сколько о жестокосердии Августа. Пушкин глубже проник в элегии Овидия, чем многие современники. Правда, в отдельных «южных» стихах Пушкина все же сквозят упреки Овидию в малодушии; этим Пушкин хотел оттенить и собственную позицию поэта, который никогда не унижался перед императором, сославшем его. Пример Овидия и Августа он соотносил с собственной позицией:

 

В стране, где Юлием венчанный

Овидий мрачны дни влачил:

Где элегическую лиру

Глухому своему кумиру,

Он малодушно посвятил.

……………………………

Все тот же я, как был и прежде;

С поклоном не хожу к невежде…

……………………………

Октавию в слепой надежде

 

ОБРАЗ ОВИДИЯ В ПОЭМЕ «ЦЫГАНЫ».

Новый поворот получила тема Овидия в поэме Пушкина «Цыганы» (1824); она писалась уже после переезда из Бессарабии в Одессу и была завершена в Михайловском. В ней устами старика цыгана изложено бытовавшее в Бессарабии предание о поэте (имя его рассказчик позабыл). Говорится, что тот был сослан царем, стар летами, имел «незлобную душу», жил на брегах Дуная, «не обижая никого». Хрестоматийной стала характеристика поэтического дара Овидия:

 

Имел он песен дивный дар

И голос, шуму вод подобный.

 

«святого старика», который к «заботам жизни бедной привыкнуть никогда не мог»:

 

Скитался он иссохший, бледный,

Он говорил, что гневный бог

Его карал за преступленье…

Он ждал, придет ли избавленье.

Бродя по берегам Дуная,

Да горьки слезы проливал,

Свой дальний град воспоминая.

 

Слушая рассказ старого цыгана, Алеко лишь только сетует на судьбу «певца любви, певца богов».

«Евгении Онегине». Говоря о том, что Евгений увлекался «наукой страсти нежной, которую воспел Назон», Пушкин, безусловно, имел в виду книгу Овидия «Наука любви». Судьба римского поэта не перестает его волновать:

 

…страдальцем кончил он

Свой век блестящий и мятежный.

В Молдавии, в глуши степей,

Вдали Италии своей.

 

«Современнике» рецензии на сборник стихотворений Виктора Теплякова «Фракийские элегии» (1836) Пушкин вновь возвращается к книге Овидия «Тристия», которой дает такую характеристику: «Она выше, по нашему мнению, всех прочих сочинений Овидиевых (кроме «Превращений»)…» Пушкин полагает, что в ней «более истинного чувства, более простодушия, более индивидуальности и менее холодного остроумия. Сколько яркости в описании чужого климата и чужой земли! Сколько живости в подробностях! И какая грусть о Риме! Какие трогательные жалобы!»

Образ Овидия Пушкин пронес через все свое творчество. И это уникальное обстоятельство замечательно потому, что оно по-своему характеризует и самый пушкинский гений.