Гиленсон Б.А.:Античная литература. Древний Рим. Книга 2
Глава XIX. Ювенал.

Глава XIX. Ювенал.

Не нужно мне гремящей лиры,

Вручи мне Ювеналов бич.

1. Биография. Общий характер творчества. 2. Первый период: обличительные сатиры. 3. Второй период: сатиры философско-морализаторские. 4. Стиль Ювенала. 5. Ювенал в веках

Крылатое пушкинское выражение «ювеналов бич» с афористической силой выражает природу римского поэта. Он – обличитель, нетерпимый к порокам. Ювенал – первый римский писатель, к которому применимо понятие сатирика в «чистом виде».

1. Биография. Общий характер творчества.

СУДЬБА САТИРИКА.

Жизнеописание Децима Юния Ювенала (Decimus Junius Juvenalis), как и некоторых других римских литераторов, пестрит «белыми пятнами». Поэт родился в 50–60-е годы, по-видимому, при императоре Нероне, а умер после 127 г. н. э. Детство Ювенала прошло в небольшом городке Аквина, где его семья владела скромным земельным наделом. Затем Ювенал переехал в Рим; там он, как и многие литераторы, учился в риторической школе, получил неплохую подготовку, но на первых порах прозябал, прирабатывая выступлениями, декламацией стихов, а также оказывая мелкие юридические, адвокатские услуги малосостоятельному люду. По признанию Ювенала, он «почти до половины своей жизни» отдавал дань декламации ради денег. В молодые годы ему пришлось соприкоснуться с нуждой, с исполнением унизительных клиентских обязанностей. Удел бедняка был ему знаком не понаслышке. Зато он обогатился ценным жизненным опытом, запасом наблюдений, которые позднее питали его сатиру.

Ювенал, младший современник Федра и Марциала, дебютировал как автор сатир сравнительно поздно, после 96 г.: ему тогда было, видимо, около сорока лет, возраст, когда иные большие поэты уже прошли пик творчества. Возможно, что эти произведения Ювенал написал много раньше, но осмелился обнародовать после смерти императора Домициана, известного свирепым нравом и нетерпимостью к любым критическим суждениям. Император же Траян, сменивший убитого Домициана и правивший с 98 по 117 гг., отличался большей терпимостью и взвешенной политикой. Ювенал продолжал работать как сатирик и при императоре Адриане (117–138). Существует версия, правда, не подтвержденная, что в конце жизни Ювенал испытал на себе высочайший гнев и подвергся ссылке то ли в Египет, то ли в Британию. В это время ему было около 80 лет. После 127 г. его следы теряются: видимо, вскоре он умер.

Всего Ювенал написал 16 сатир (satirae) объемом от 150 до 300–500 стихов каждая. Они составляют пять книг. При этом с очевидной отчетливостью сатиры распадаются на две главные группы, соответствующие двум этапам его творчества. К первому относится 10 сатир, обличительных, направленных против общественных пороков. На втором этапе, совпадающем с правлением Адриана, обличительный пафос ослабевает: в этих сатирах, с 11-й по 16-ю, преобладает не осуждающее, а философско-морализаторское начало.

ЮВЕНАЛ И РИМСКАЯ САТИРА.

В римской литературе, как уже подчеркивалось, было отчетливо выражено сатирическое критическое начало. Оратор и ритор Квинтилиан утверждал: «Сатира – целиком наша». Конечно, неправомерно отрицать влияние греческой литературы, давшей миру Аристофана и Лукиана. Но уже в римском фольклоре решительно сказалось смеховое начало, например, в фесценнинах, шуточных песнях во время земледельческих праздников; в триумфальных песнях, распеваемых воинами, в порядке вещей были насмешки и колкости по адресу победоносного полководца. Римская стихотворная сатира (в ней использовался гекзаметр) была специфически национальным явлением, не имевшим аналога у греков. Само слово «сатира» (satura) означало «смесь», что предполагало тематическую, стилевую многослойность подобного жанра: это могла быть и путевая зарисовка, и нравственное поучение, и дружеское послание или обращение, и философское размышление, и критическая инвектива. В жанре ранней сатиры такого рода выступали Луцилий и Энний, от которых сохранились лишь незначительные фрагменты. Жанр стихотворной сатиры на более высоком эстетическом уровне разрабатывал, как уже писалось, Гораций: его критика была «мягкой», «спокойной», сочеталась с морализаторством в духе его философии «золотой середины». Сатирическое начало с элементами юмора присутствовало и в драматургии Плавта, и в романе Петрония «Сатирикон». Образец стихотворной сатиры – «Отыквление» Сенеки, едкая насмешка над умершим императором Клавдием…

«МУЗА, ИДУЩАЯ ПО ЗЕМЛЕ».

Своеобразие сатиры Ювенала – в ее резком обличительном пафосе. Ему чужда рассудительная сдержанность Горация. В первой сатире Ювенал декларирует свое эстетическое кредо. Он не одобряет велеречивых поэтов, воспевающих мифологических героев, вместо того чтобы отзываться на животрепещущие темы, вырастающие из современности. А она «аккумулирует» столько несправедливостей и пороков, поистине, кричащих, что поэту трудно оставаться равнодушным.

«трудно сатиру не писать», а потому «рождается стих возмущенный». Тема его сатир – вся многообразная жизненная реальность.

Но одновременно поэт сатирик обречен на осмотрительность. Если он и называет какие-то имена, то исключительно усопших.

Как отмечалось, за греческими музами «закреплялись» разные виды поэзии: за Каллиопой – эпическая, за Эвтерпой – лирическая, за Эрато – любовная. Видимо, у греков не было надобности изобрести музу, «отвечающую за сатирическую поэзию». Но она в большей мере была надобна римлянам. Гораций называл ее «музой, идущей по земле», т. е. ориентированной на поэзию, обращенную к жизненным, бытовым реалиям.

2. Первый период: обличительные сатиры.

ПРОТИВ СОЦИАЛЬНОЙ НЕСПРАВЕДЛИВОСТИ.

В сатирах Ювенала за риторическими эскападами и историческими экскурсами вырисовываются конкретные реальные картины, типы и характеры. Он сопереживает бедняку, заброшенному в огромном, пропитанном кричащими пороками городе, где он – жертва несправедливостей и унижений. В 3-ей сатире, например, Ювенал повествует о своем старинном приятеле Умбриции, покидающем Рим, потому что там нет возможности честно трудиться из-за интриг новоприбывших из Греции и стран Востока, из-за наглости богачей, засилья жриц любви, бандитов и воров. У бедняка же одна «свобода»: «битый, он просит сам, в синяках весь, он умоляет». Умбриций спешит в деревню, чтобы обрести там желанный покой. Ему остается лишь мысленно уноситься в старые времена:

В 5-й сатире Ювенал, продолжая тему, присутствующую во многих эпиграммах Марциала, размышляет об унизительной доле клиента, пробавляющегося подачками высокомерного патрона. Лучше пребывать в нищете, чем сносить издевательства, когда «сам» приглашает клиента на званный обед. При этом даже за столом сохраняется оскорбительная грань между богатыми и неимущими: последние не только потчуются отвратительным вином, худшей пищей. Даже блюда подаются так, чтобы бедняк понял, что он – из людей второсортных. Возмущение сатирика обращено не только против обнаглевшего богача, но и клиента, позволяющего так собой помыкать.

Не щадит Ювенал и самих императоров, но, конечно, уже умерших. Квинтэссенцией безумств и преступности остается для него Нерон. Подстать ему и «лысоголовый Нерон», т. е. Домициан, перед которым Рим «пресмыкался».

В 4-й сатире изложена история, обнажающая нравы императора и его присных. Любимец Домициана Криспин, «развратник», «нечестивец», «злодей», «гнусная личность», «угодничая перед хозяином», потчевал того диковинными рыбами внушительных габаритов, за которые выкладывал из казны немалые суммы. Однажды императору была преподнесена камбала таких размеров, что не умещалась ни на одном блюде. Для решения обозначившейся «проблемы» был созван совет вельмож, на котором вполне серьезно обсуждалось, резать ли рыбу на куски или подавать ее целиком. В итоге постановили изготовить невиданное доселе блюдо, могущее вместить данный экземпляр. Описывая подобное высокое заседание, иронизируя над его участниками, Ювенал давал понять, до какого пресмыкательства перед императором, замаранным преступлениями, дошла римская знать.

). Богачи, не жалеющие средств на собственные извращенные прихоти, отказывают в материальной поддержке поэтам, историкам, адвокатам, риторам и знатокам грамматики. Ювенал упоминает Стацила, автора поэмы «Фиваида», имевшей успех, вынужденного перебиваться сочинением низкопробных либретто для мимов; риторов Лесимаха и Секунда Карринатского, из которых первый повесился от голода, а второй отравился. Единственно, на кого остается уповать Ювеналу, так это на императора Адриана.

Объект обличения Ювенала – преступность, которая приобрела угрожающий размах, выражаясь в поджогах, клятвопреступлениях, святотатстве (13-я сатира); кровожадность, доходящая до людоедства, при полном отсутствии сострадания, того, что отличает человека от зверя (15-я сатира); привилегии, которые даруются военным (неоконченная 16-я сатира).

Бичуя укоренившиеся в обществе пороки, Ювенал видит причины в особенностях столичной жизни; она порождает алчность и тщеславие, властолюбие и скаредность. Основа же многих нравственных уродств в том, что общество поклоняется новому богу – деньгам, которые «спасают от бесчестья» и «побеждают». Поэт иронизирует:

ПРОТИВ МОРАЛЬНОГО РАЗЛОЖЕНИЯ.

В поле зрения Ювенала процесс морального разложения, поразивший римское общество, с которым, как писалось, безуспешно пытался бороться в законодательном порядке Август. Эту тему затрагивал в осторожной форме в сатирах Гораций. Ювенал же дает волю гневу. 2-я сатира направлена против лицемерия, пропитавшего общественную жизнь: распутники прикидываются философами: «порочность громят словесами Геракла, о добродетели речи ведут – и задницей крутят». Безнравственность не осуждается и не наказывается, ибо «кроет разврат круговая порука». Дело доходит до всякого рода извращенных браков и бесстыдства: хваленые добродетели Рима, удостоверенные подвигами на поле брани, безнадежно забыты. Нравственное падение римлян могло бы смутить даже покоренных ими варваров.

Эта тема развивается в 6-й сатире, где Ювенал обличает женщин, погрязших в пороках. Замужние матроны «блудят» с актерами и гладиаторами, осаждают певцов и музыкантов, «прелюбодействуют», демонстрируя «извращенную похоть», забыли о стыдливости. Они исполнены самомненья, непостоянны, властолюбивы, жадны до роскоши, склонны к мотовству. Светские дамы озабочены исключительно собственной наружностью, подвергают настоящим пыткам служанок своими многочасовыми, изнурительными туалетами. Не желают рожать детей, обременять себя семейными обязанностями. В моде суеверия, разного рода зелья, с помощью которых жены дурманят мужей, вытягивают у них деньги, а иногда вгоняют в могилу.

«Сатирикона» Петрония. Символом грязи являются для него уже упоминавшаяся Мессалина, одна из жен императора Клавдия. Она не только при живом муже откровенно меняла любовников; любительницу острых ощущений, ее можно было встретить в самых низкопробных борделях.

Первый период творчества Ювенала завершается 10-й сатирой, «переходной» по своему характеру: в ней намечается философско-назидательная тональность, отличающая второй период творчества поэта. Ювенал констатирует неспособность многих людей познавать истинные блага, отличить их от ложных и «сбросить всех заблуждений туман». Пример тому – человеческие молитвы, в которых люди просят того, что может оказаться для них и излишним, и губительным. Таковы мольбы о богатстве, власти, таланте оратора или полководца, долголетии или красоте детей. На самом деле, как это иллюстрируется многими историческими и мифологическими примерами, в каждой из названных добродетелей – своя негативная сторона. Тот, кто просит у Юпитера о долгих годах, забывает о «тяжких невзгодах» глубокой старости, о том, как безобразится внешний вид человека. Желающий красоты своему чаду не должен забывать об опасности, исходящей от развращенных богачей, – немало юных красавцев было загублено ненасытностью Мессалины. Необходимо уповать на богов, просить у них крепкого духа в здоровом теле. Надежды же возлагать на то, что она, Фортуна, посчитает для тебя полезным.

3. Второй период: сатиры философско-морализаторские.

ФИЛОСОФИЯ «ЗОЛОТОЙ СЕРЕДИНЫ».

В поздних сатирах обличительные мотивы уже сочетаются с модными сентенциями, размышлениями в духе философии «золотой середины». Здесь Ювенал близок к Горацию. Бескомпромиссный обличитель в ранних сатирах, он теперь не одобряет крайности во всем. В 11-й сатире, посвященной пирам, поэт рассуждает о том, что угощение должно соответствовать достатку, что простая трапеза в сельской тиши много приятней роскошного городского чревоугодия вкупе с непристойными представлениями. Именно на такое скромное угощение, на котором прозвучат стихи Гомера и «родного Марона», т. е. Вергилия, зовет Ювенал своего друга.

В 14-й сатире обсуждается проблема воспитания. Судьба детей, их характер во многом зависят от родительского примера.

И далее:

Пагубно пристрастие к богатым постройкам, тяга к роскоши. От родителей дети способны унаследовать вредоносные суеверия. Огорчительно, если в чадах пробудится скупость, которая принимает патологические формы, побуждая людей «в нищенской доли влачить свою жизнь ради смерти в богатстве». Давно замечено: «жадность к монете растет соответственно росту богатства». Дурные наставления корыстным чадам скверно отзовутся на самих же родителях. Нередки случаи отцеубийств. Богатое наследство, полученное детьми, станет источником новых тревог и забот; придется жить «со страхом», постоянно охранять имущество. Отсюда проистекает совет, сформулированный Ювеналом:

Идеал Ювенала – и в этом он не был одинок среди писателей – «добрые старые» римские нравы. Истинное благородство приобретается достойными делами и утрачивается из-за дурного поведения. История Рима пестрит примерами, когда из среды патрициев выходили люди, себя запятнавшие пороками. Те же, кто прославил свое государство подвигами и самопожертвованием, оказывались плебеями по происхождению. Затронутая здесь тема естественного благородства человека – поистине вечная: она пройдет через всю мировую литературу и с особой силой зазвучит в эпоху Возрождения.

4. Стиль Ювенала.

– его патетика, возвышенная декламационность. Но сила негодования, его одушевлявшая, диктовалась самим предметом, на который он обрушивал свой гнев.

Поэта возмущает в современниках подобная концентрация зла. Отсюда проистекает его склонность к гиперболизации, сгущению красок, которые «пропитывают» его стиль: риторические вопросы, восклицания. Обличительный пафос «соседствует» с натуралистическими подробностями, амплификации, нагнетания впечатляющих подробностей, развернутых сравнений.

Афористичность, как отмечалось, присущая Горацию, Овидию, Марциалу, – приметная черта также ювеналова стиля. Назовем его крылатые выражения, ставшие и сегодня принадлежностью нашей повседневной речи: «В здоровом теле – здоровый дух»; «Если отказывает природа, то ненависть создает стих»; «Священное величие богатства»; «Хлеба и зрелищ» и др. Отметим и некоторые популярные сентенции Ювенала: «И в достойных делах соблюдается мудрыми мера»; «К ребенку следует относиться с величайшим уважением»; «Одна лишь смерть показывает, как ничтожно человеческое тело»; «Надо молить, чтоб ум был здоровым в теле здоровом»; «Коль дарования нет, порождается стих возмущеньем».

5. Ювенал в веках

Поэт становится популярным в эпоху Возрождения, прежде всего у писателей, в творчестве которых решительно проявлялось сатирическое начало (Рабле, Ульрих фон Гуттен). В эпоху Просвещения, когда критика феодального общества обострилась, пример римского сатирика был особенно значим. Его любили многие писатели: Свифт, Вольтер, Байрон, Гейне, Щедрин. «Появились ювеналы, свифты, Вольтеры, в праздничную жизнь врывался злой смех, сеял мрачные мысли и догадки о бессмысленности жизни в ее данных социальных формах».

В России сатиры Ювенала стали известны еще на заре XVIII века; ему подражал Кантемир, он был популярен в декабристской среде (Рылеев, Кюхельбекер Пушкин, «потолковать об Ювенале». В последний год жизни (1836), когда не без влияния Горация был создан «Памятник», Пушкин намеревался заняться переводами из Ювенала, но перевел лишь несколько строк из десятой сатиры и оставил этот замысел. Самый стих Ювенала не подошел Пушкину: «В нем звуки странною гармонией трещат».

Что до критиков революционно-демократической ориентации, то, будучи весьма суровы к Горацию, они по понятным причинам оказались более чем благосклонны к Ювеналу. Белинский «имеет высокое значение высшего нравственного суда над сгнившим в разврате обществом, что и дает ей по преимуществу всемирно-историческое, а следовательно, и никогда не умирающее значение». Сходным образом высказывался и Чернышевский, полагавший необходимым дать русскому читателю хорошие переводы Ювенала.