«ОБЛАКА»
В 423 г. до н. э. на Великих Дионисиях Аристофан ставит комедию «Облака». В ней он осмеивает новую софистическую философию и новую систему воспитания и обучения юношества.
Комедия эта успеха не имела. Аристофан, как уже говорилось, позже переработал ее, имея в виду новое представление, но оно так и не состоялось. Комедия дошла до нас уже в этой переработке. Быть может, некоторая сложность пьесы, являющейся настоящей комедией идей, и оказалась причиной того, что она не была по достоинству оценена афинянами. Зато в последующее время эта комедия получила полное признание и считается одной из лучших.
Главой школы софистов выведено в комедии историческое лицо, знаменитый философ Сократ.
Драматург строит фабулу комедии на противопоставлении и столкновении носителя ложной мудрости Сократа и носителя здравого житейского опыта, зажиточного афинянина Стрепсиада, покинувшего счастливую деревенскую жизнь по настоянию своей родовитой жены. Мудрость Сократа оказывается в конечном счете бессильной перед всем строем чувств и понятий, впитанных Стрепсиадом вместе с молоком матери, хотя в пьесе он показан человеком, уже подвергшимся дурному влиянию города. Однако сын Стрепсиада, бездельник и мот, оказывается очень восприимчивым к лжеучению Сократа и под конец пьесы превращается в достойного ученика своего учителя.
Название «Облака» комедия получила оттого, что хор в ней состоял из двадцати четырех женщин-Облаков 14. Проскений изображал фасады двух соседних домов — Стрепсиада и Сократа. Действие пьесы начинается на рассвете.
Стрепсиад и его сын Фидиппид лежат на крыльце. Сын спит спокойно, отцу же, наоборот, не спится. Его тревожат мотовство и долги сына, увлекающегося бегами. В конце концов, Стрепсиад придумывает средство избавиться от долгов. Он будит сына и требует, чтобы тот пошел учиться к Сократу, который в своей «мыслильне» (φροντιστήριον— столь же диковинное словечко, как и русское «мыслильня») учит выигрывать правые и неправые дела. Если сын научится этой неправой науке, отцу не надо будет платить долгов. Но Фидиппид наотрез отказывается идти в «мыслильню», к этим босоногим и бледнолицым шарлатанам, и старик после некоторых колебаний сам решает поступить в обучение к Сократу.
Спустившись с крыльца, Стрепсиад стучится в дверь «мыслильни». Дверь раскрывается, и старик видит внутри помещения учеников философа, бледных и изнуренных. Виден и сам Сократ, висящий в воздухе в плетеной корзинке. На вопрос Стрепсиада, что он там делает, Сократ важно отвечает:
... Бессильна мысль
Проникнуть в тайны мира запредельного,
В пространствах не повиснув и не будучи
Соединенной с однородным воздухом 15.
Спустившись на землю, Сократ спрашивает Стрепсиада, зачем тот пришел к нему. Старик излагает свою просьбу и клянется богами, что хорошо заплатит за учение. Бросив замечание о богах, что эта монета здесь не в ходу, и получив от старика заверение, что тот действительно желает познать божественные дела и беседовать с Облаками, богинями надо всеми, Сократ соглашается взять его в науку. Он сажает Стрепсиада на священное ложе, надевает венок и сыплет на его голову муку. Это — церемония посвящения в науку. Сократ молится при этом светлому Эфиру, окружающему со всех сторон землю, и богиням-Облакам, посылающим людям гром и молнии. После призыва Сократа среди ударов грома слышится из-за сцены пение хора, а затем на орхестру медленно вступают Облака.
Оказывается, что облака — это символ той выспренней беспредельности и утонченной пустоты, которые представляются Аристофану общими чертами культуры.
... Это вот кто питает ученых
И врачей, и гадателей, франтов в кудрях,
с перстеньками на крашеных пальцах,
Голосистых искусников в скучных хорах,
Вот кто кормит бездельников праздных,
а те прославляют их в выспренних песнях 16.
Пока за сценой происходит обучение, хор выступает с парабасой. Обращаясь к зрителям, корифей от имени хора упрекает их за то, что они не оценили комедии 17, которую сам поэт признает лучшим из всех своих произведений. Но теперь он вновь хочет показать эту пьесу, стоившую ему так много труда. Комедия отличается от тех грубоватых пьес, которые пишут соперники поэта. Ее действующие лица не носят фалла, в ней не смеются над исполнителями кордака (танец с неприличными телодвижениями); в ней нет старика, который, декламируя стихи, бьет палкой того, кто находится близ него, чтобы вызвать грубые шутки.
придуманные с большим искусством и ни в чем не похожие друг на друга. После парабасы обучение Стрепсиада продолжается на глазах у публики. Но старик оказывается совершенно неспособным к сократовскому лжеучению, он сразу же забывает все, чему его учат, и Сократ прогоняет Стрепсиада. Тогда по совету Облаков Стрепсиад посылает учиться к Сократу правой и неправой науке своего сына Фидиппида.
Затем начинается обычный агон. Из дома Сократа выходят Правда и Кривда (точнее говоря, Справедливое и Несправедливое слово; по-гречески «логос» — слово — мужского рода). Они вступают в перебранку, и каждый старается перетянуть молодого человека на свою сторону. Хор предлагает Правде рассказать о том, как воспитывали молодых людей раньше, а Кривде о том, каково новое учение.
Правда начинает похвалу прежнему воспитанию с оценки такого качества, как скромность. Прежде считалось неприличным, чтобы дети возвышали голос. Чинно шли мальчики к учителю музыки, легко одетые, даже если валил снег. Они пели старинные песни, завещанные еще от предков. Неприхотливость и суровое воспитание дало воинов Марафона. Правда зовет Фидиппида к себе и обещает ему:
Презирать ты научишься рыночный шум,
ненавидеть цирюльни и бани,
от насмешек грозой загораться,
Перед старшими с места учтиво вставать,
поднимаясь при их приближенье,
И почтительным сыном родителю быть,
18.
Возражая Правде, Кривда говорит, что никогда еще и нигде нравственная чистота не приносила пользы. Пусть Фидиппид подумает о невыгодах скромности; она лишает нас всех удовольствий: женщин, игр, праздников, вина и веселья. Положим, молодой человек вступил в связь с чужой женой и затем попался; он погиб, если не сумеет защитить себя. Другое дело, если он будет уверять мужа, что ведь и Зевс поддается любви к женщинам, а может ли смертный быть сильнее бога? 19 В конце концов победителем в агоне выходит Кривда.
Фидиппид хорошо обучился у Сократа всем тонкостям его науки. Стрепсиад счастлив, он уверен, что выиграет теперь все процессы. Действительно, благодаря науке сына Стрепсиад легко отделывается от двух своих кредиторов. Они удаляются, угрожая судом. Но почти в тот же момент обнаруживается, что сократовская наука падает на голову самого Стрепсиада.
Стрепсиад выбегает из дома, призывая к себе на помощь соседей, родственников и всех граждан. Оказывается, за обедом Фидиппид побил отца, поспорив с ним о достоинствах старой и новой поэзии. Отец стоял за Симонида20 — за Еврипида. Отец возмущается поведением сына, но Фидиппид доказывает отцу, что он имел полное право его побить. Если отец бил его в детстве, желая ему добра, то почему же сын не может также бить отца, желая ему добра? Если дети плачут, то отчего же не плакать и отцам? Может быть, отец скажет, что закон допускает бить детей? Но ведь старик — вдвойне ребенок. Стало быть, гораздо справедливее наказывать стариков, чем молодых. На замечание отца, что не существует такого закона, который допускал бы, чтобы били отца, сын отвечает:
А кто обычай старый ввел, тот не был человеком?
Так почему же мне нельзя ввести обычай новый,
Чтоб дети возвращать могли родителям побои? 21
Стрепсиад приводит еще один довод:
Когда родится твой же сын.
На это Фидиппид резонно отвечает:
— А если не родится?
Так, значит, бит я даром, ты ж в гробу смеяться будешь? 22
«логикой» сына, Стрепсиад все же раскаивается в том, что отправил сына учиться к Сократу. Теперь он желает отомстить всем софистам. Он кричит слуге, чтобы тот принес лестницу, взял топор и изрубил крышу «мыслильни», сам, схватив факел, лезет на крышу и поджигает ее. На вопрос перепуганного сократовского ученика, что он делает с домом, Стрепсиад отвечает, что рассуждает о тонких материях с бревнами. На такой же вопрос Сократа Стрепсиад отвечает, воспроизводя дословно слова философа, сказанные при первой их встрече:
Парю в пространствах, мысля о судьбе светил 23.
Комизм такого ответа усиливается сходством ситуации. Только вначале Сократ был вверху, подвешенный в своей корзинке, а Стрепсиад вопрошал его снизу, теперь же Стрепсиад стоит вверху, на крыше, а Сократ и его ученики задают ему вопросы, находясь внизу, выглядывая, вероятно, из окон «мыслильни».
Аристофан ополчается в этой пьесе против философии софистов и говорит об ее развращающем влиянии на нравы общества, и в особенности на юношество. Какие обвинения предъявляет поэт софистам? Прежде всего, это безбожники, отвергающие богов отечественной религии. В качестве новых богов появляются Хаос, Облака, Вихрь и Язык.
Совершенно очевидно, что вся сложность религиозных воззрений софистов этим не исчерпана, но для поэта, желающего показать, к чему приводит отступление от традиционной религии, этого было достаточно. Облака — это символ неясности и расплывчатости мысли представителей новой философии.
С помощью искусно подобранных, но, в сущности, мнимых аргументов некоторые софисты брались доказывать в одно и то же время прямо противоречащие друг другу положения.
В значительной степени начинала вырождаться в это время и риторика, которая служила раньше целям воспитания политического оратора. В руках худших ее представителей она превращалась в своеобразный арсенал, откуда всегда можно было заимствовать хитросплетенные аргументы, научиться использованию в споре с противником различного значения одних и тех же слов и т. п.
Все это хорошо показано Аристофаном в преувеличенно гротесковом виде как на уроках Стрепсиада у Сократа, так и в агоне Правды и Кривды или в споре отца с сыном в конце пьесы. Осмеиваются напыщенные пустые речи новых учителей, их безапелляционный тон и уверенность, что только они обладают прежде всего показан в пьесе Сократ.
Занятия Сократа и учеников уже сами по себе смешны. Смех достигается несоответствием поставленных «научных» задач тем средствам, которые для этого применяются, или самой мелочностью и никчемностью поставленных «проблем». Ничтожность новой науки, ее лжемудрствования особенно ярко воспринимаются по контрасту с вопросами, ответами и репликами Стрепсиада, олицетворяющего своей персоной здравый крестьянский смысл. В комедии он играет роль шута- скомороха, но этот шут много умнее тех, в глазах кого он является дураком.
Все высокие положения сократовской науки он приспосабливает к своим земным целям, обнаруживая в этом случае немалую изобретательность, к которой после пребывания в школе Сократа прибавилась и известная доля наглости. Сценический образ Сократа наделен яркими и выразительными чертами; однако он находится в самом решительном противоречии с исторической истиной. Хотя и можно говорить о «школе Сократа», у него не было школы в смысле особого постоянного, привычного места, где бы он учил своих учеников. Известно, что он беседовал с первыми встречными, почему-либо возбудившими его интерес, прямо на улицах и площадях. Он был беден, но никогда никакой платы за свои беседы не брал.
красота, дружба и т. п. Сократ почитал богов государства и проповедовал подчинение законам отечества. Как известно, приговоренный много позже, в 399 г. до н. э., к смертной казни 24, он отклонил предложение бежать из Афин, так как полагал, что это было бы нарушением законов государства.
Почему же Аристофан именно его выбрал в качестве представителя софистики и разрушительных теорий? Любопытно, что так поступали и другие комики, нападавшие на Сократа в своих пьесах,— Кратин, Эвполид, Дифил.
Очевидно, было что-то в учении и высказываниях Сократа, что сближало его с софистами и с чем не мог примириться Аристофан. Он не мог принять рационализма Сократа, который, как и софисты, полагал, что всякое положение должно подвергать проверке доводами разума; поэтому он считал необходимым подчинить контролю разума все традиции, все принципы, все идеи, которые принимались до сих пор людьми на веру.
На этих началах, по его мнению, надо было перестроить и воспитание юношества, так как прежнее воспитание устарело. Многое в самом методе изложения Сократом своего учения могло напоминать Аристофану о софистах. Сократ великолепно владел диалектикой в античном смысле этого слова, то есть методом сопоставления противоположных взглядов с целью отыскания истины, и эристикой, то есть искусством спора.
На улице он останавливал первого встречного — купца, ремесленника, политика, философа, поэта — и начинал задавать ему вопросы. Случалось, ото, идя по улице, он вдруг останавливался и оставался в застывшей позе, размышляя. Народу он должен был казаться чудаком или маньяком. Аристофан собрал все внешние черты облика Сократа и довел их до гротеска, как это обычно делала древняя комедия.
Интересно отметить, что самим софистам учение Сократа казалось иногда чересчур тонким, слишком софистическим. Понятно, что народ должен был считать Сократа также софистом, и притом трудно понимаемым, хотя и очень искусным. Поэтому рядовой афинянин смотрел на Сократа как на вредного человека. Ему приписывали мысли, которые обычно приписывали всем софистам: из него сделали безбожника и опасного подрывателя основ.
Обвинение в занятиях физическими науками, поданное в «Облаках» в сатирической заостренной форме, имеет под собой известное основание. Хотя не эти науки составляли главный предмет исследований Сократа, но Ксенофонт сообщает, что философ занимался геометрией и астрономией в таком объеме, в каком они могут быть полезны на практике. Между тем на занятия астрономией в народе смотрели как на вредное дело. Исследующий небесные явления мог навлечь гнев богов не только на себя, но и на всю общину, так как стремился узнать то, чего боги не пожелали открыть человеку. К тому же проникновение в тайны богов могло повести, по мнению народа, к неверию, а оно могло подорвать в обществе всякое понятие -о справедливости и нравственности.
Так смотрели в народе на Сократа, и это ходячее представление о философе Аристофан взял за основу образа Сократа в своих «Облаках». При этом ряд исследователей подчеркивает тот факт, что вовсе не личная неприязнь толкнула Аристофана на изображение Сократа в виде софиста, губительно влияющего на нравы общества. Он был искренне убежден, что новые течения и в философии, и в области общественного воспитания, и в литературе несут величайшее зло Афинам. Вот почему ко всем представителям таких новшеств он относился с нескрываемой враждебностью.
«Облаков» принимают участие персонажи, введенные только в эту часть пьесы. В плане моральных принципов Кривда высказывает, в сущности, то же, что звучало в устах Сократа. Но при сходстве есть и разница. В комедии Сократ говорит о высоких философских материях или о «тонкостях » диалектики (в античном смысле этого слова) и эристики. Высказываемые же Кривдой мысли и моральные принципы являются приложением философии Сократа к жизненной практике, в том числе к воспитанию юношества. Введение Правды вызывалось необходимостью противопоставить ложному принципу воспитания определенный положительный идеал, но никто из действующих лиц комедии не мог быть носителем такого положительного идеала. Поэтому и понадобилось введение еще одного действующего лица, принимающего участие только в агоне и представляющего защиту истинных моральных устоев.
Противоречивую роль в этой комедии играет хор. По словам Сократа, Облака являются новыми богами, которым надо поклоняться вместо Зевса и других богов. Облака, следовательно, ложные боги. И, как бы оправдывая такую характеристику, они поощряют Стрепсиада в его рвении усвоить ложную науку, обещая ему в будущем громкую славу. Но в конце пьесы оказывается, что Облака сознательно толкали в беду сошедшего с правильного пути человека, чтобы он научился бояться богов.
Если взять конец пролога и начало парода, то существует определенное несоответствие между тем, что ожидает зритель услышать от Облаков, и тем, что он потом от них слышит. Зритель ожидает, что перед ним появятся ложные божества, которые выступят с ложным словом. Между тем вступительная песнь хора поражает своей красотой и силой. Она может дать представление о серьезных лирических партиях, встречающихся в комедиях Аристофана. Вот ее стихотворный перевод:
Вечные облака!
Встаньте, явитесь, росистые, мглистые, в легких одеждах!
Кинем, на горные выси подымемся, лесом покрытые,
С вышек дозорных на сторону дальнюю
Взглянем на пашни, на пышные пажити!
Взглянем на реки, бурливо-журчащие,
Солнце, как око Эфира, без устали светит.
Даль в ослепительном блеске.
Сбросим туман водянистый, скрывающий
Лик наш бессмертный. И взглядом всевидящим
25
Таким образом, хор в этой пьесе не получил такой четкой характеристики, как в других комедиях Аристофана, и его роль оказывается несколько двусмысленной.