ЗАКОНОМЕРНОСТЬ ЭКСПОНИРОВАНИЯ ГЕРОЕВ В «ОДИССЕЕ»
При исследовании вопроса о «Каталоге кораблей» «Илиады» мы постарались показать, какое значение имеет изучение закономерности экспонирования героев при первом их упоминании в поэме для решения проблемы органичной связи каталога с «Илиадой»1.
В «Одиссее» дело обстоит несколько иначе. Действующие лица поэмы в основном находятся в разных географических средах и фактически действуют в отдельных, изолированных друг от друга эпизодах. Но все-таки, как нам кажется, и здесь можно обнаружить довольно интересные тенденции. Так, если изучить закономерность представления героев в «Одиссее», то заметим, что все герои поэмы, которых можно считать действующими лицами, экспонируются при первом же их упоминании, т. е. поэт дает нам определенную информацию о том, кем является данный герой. Соответственно значимости того или иного персонажа информация может быть более или менее полной. Исключение составляют лишь те герои, которые а) уже экспонированы в «Илиаде», б) были широко известны в традиции гомеровской эпохи, в) не участвуют непосредственно в действии поэмы, г) выполняют лишь роли статистов. Особый интерес с этой точки зрения представляет экспонирование тех героев, которые являлись, очевидно, вымышленными самим Гомером. Среди подобных героев внимание привлекают Фемий, Медон, Ментор, Галитерс и Евриклея. Изучение вопроса об экспонировании этих персонажей может выявить, как учитываются данные «Телемахии» во всей поэме. Фемий, божественный певец,— один из действующих лиц «Одиссеи». Трудно утверждать, что он участвовал в догомеровских сказаниях. Вернее всего, что сам Гомер ввел Фемия в свой эпос. Что касается поздних сведений об его историчности, то им, конечно нельзя придавать большого значения. Но так или иначе, очевидно, что при первом упоминании Фемия надо было экспонировать eго каким-то образом. И действительно, в I песни «Одиссеи», там, где говорится о пирующих женихах, которых еда и вино расположили к песням и пляскам, впервые упоминается Фемий:
«... и звонкую цитру глашатай
Петь принужденному; в струны ударив, прекрасно запел он».
(I, 153—55)
Далее продолжается экспонирование Фемия. В I, 325 он представлен как «знаменитый певец» (αοιδός περικλυτός), о Фемии и о силе его божественного пения упоминается в 336, 370—371 этой же песни. После этого Фемий вновь появляется в действии XVII песни2 — в следующем контексте: Одиссей и Эвмей приближаются к дому Одиссея
«... и вдруг им оттуда послышались струны
Цитры глубокой, потом раздалося и пение; Фемий пел».
—263)
Здесь Фемий не экспонируется и явно чувствуется, что он уже был где-то представлен. В XXII, 330... Фемий вновь появляется в «Одиссее», здесь еще раз подчеркивается, что его заставляли петь женихи и описывается, как умоляет Фемий разъяренного Одиссея не убивать его:
«Будет свидетелем мне и возлюбленный сын твой, что волей
Силой сюда приводим был и пел здесь всегда принужденно».
(XXII, 350—353).
И действительно, Телемах, услышав голос Фемия, обратился к отцу:
«Стой! не губи неповинного яростной медью, родитель».
(XXII, 356).
Мы считаем, что выраженное здесь отношение Телемаха к Фемию логически связано с экспонированием певца в Ι песни. И действительно, в 337..., 346..., 370... первой песни преклонение Пенелопы и Телемаха перед Фемием оправдывает заступничество сына Одиссея в XXII песни. Одиссей прекрасно знал, что Фемий лишь аэд, но этого было недостаточно для того, чтобы считать его невиновным и не убивать. Одиссей, известно, наказывает не только женихов, но всех, в том числе и своих слуг, кто содействует женихам в их бесчинстве и расточительстве во дворце Лаэртида. Поэтому Одиссея надо было предупредить о невиновности Фемия, так как Лаэртид не мог знать, причастен или нет Фемий в поругании его достоинства и доброго имени. Это было бы неизвестно и читателям или слушателям данных строк, если в первой книге вполне ясно не было бы показано уважение Пенелопы и Телемаха к Фемию и его особая функция среди пирующих. Мы думаем, что участие Фемия в действии поэмы подготовлено именно в «Телемахии».
Образ Медона, глашатая, вероятно, создан Гомером. Если исключить «Телемахию» из поэмы, то впервые Медон упоминается в XVI, 252. Здесь он называется среди тех, кто находится в доме Одиссея вместе с женихами. А в XVII, 172... женихи считают Медона самым приятным глашатаем и приглашают его на пир. После этого Медон появляется в XXII песни, где Телемах просит отца вместе с Фемием пощадить и глашатая Медона (357), так как в детские годы Телемаха он заботился о доме Одиссея. И действительно, при этих словах Медон обхватывает ноги Телемаха и со словами «Здесь я, душа, Телемах» (367) просит о пощаде. Заступничество Телемаха не было бы убедительным, если б поэт не постарался вызвать к Медону симпатии в предыдущих песнях, ибо все перечисленные нами места рисуют Медона приверженцем женихов. Забота Телемаха о Медоне в данном случае также подготовлена в «Телемахии». В IV, 677... говорится о том, как сообщает Медон Пенелопе о намерении женихов убить Телемаха. Этому месту соответствует и XVI, 412, где повторяется, что именно Медон сообщил Пенелопе об этом. Следовательно, «Телемахия» и связанная с ней XVI, 412... подготавливают слушателя к XXII, 357... Безусловно, если не учитывать информации «Телемахии» о Медоне, можно было бы утверждать, что слушатель или читатель «Одиссеи» проявит лишь отрицательное отношение к желанному женихам глашатаю и, соответственно, поступок Телемаха в XXII, 355... не будет логичным.
«Одиссеи» выделяется Ментор. Предполагается, что его образ также был создан Гомером. В II, 225... он представлен как друг Одиссея, которому поручено следить за его домом и отцом. Он заступается за Телемаха и открыто выступает против женихов перед собравшимся народом. Имя Ментора фигурирует также в III и IV песнях. Впоследствии мы впервые встречаем Ментора в XVII, 68, где он безо всякого представления упомянут вместе с Антифом и Галитерсом. Надо предположить, что Ментор уже был представлен ранее. Необходимость подобного экспонирования станет более ощутимой, если учесть, что впоследствии Ментор активно фигурирует в XXII и XXIV песнях.
часть аналитиков не считает Ментора и Галитерса персонажами, которые с самого же начала фигурировали в гомеровском эпосе. Поэтому все места, в которых упоминаются последние, они считают поздними вставками3.
Среди второстепенных героев «Одиссеи» явно выделяется Евриклея. Она довольно полно представлена в I, 428... поэмы, из которой становится понятным, почему Евриклея так близка к сёмье Одиссея. Во II и IV песнях Евриклея несколько раз появляется в действии и поэт дает дополнительную информацию о ней. Так что в «Телемахии» представлен образ Евриклеи — старой, верной няни самого Одиссея и его сына. После этого она появляется снова в XVII, 31... Евриклея первая замечает возвращение Телемаха. Здесь сказано лишь то, что она няня Телемаха. Надо отметить, что это место, которое трудно понять без «Телемахии», Шадевальдт выделяет из поэмы поэта-А. Далее Евриклея вновь упоминается в XIX, 15... как няня Евриклея. Телемах обращается к ней μαι` [а] — «матушка», а Евриклея называет его τέκνον «сынок». Здесь чувствуется, что Евриклея уже представлена в поэме более подробно, тем более, что впоследствии она активно участвует в действии. В этом отношении интересно XIX, 353... Здесь Пенелопа представляет Одиссею Евриклею. Действие развивается следующим образом: Одиссей просит Пенелопу, которая еще не успела узнать его, прислать какую-либо девочку или старушку помыть ему ноги. Пенелопа просит Евриклею сделать это и знакомит Одиссея с ней. Здесь отмечается, что в свое время Евриклея была няней Одиссея. В данном случае чувствуется, что продолжается информация I, 429... (где рассказано, как впервые привел Лаэрт в дом молодую Евриклею), разъясняющая слушателю, почему эта женщина столько времени находится в доме Одиссея и воспитывает всех потомков Лаэрта. Следовательно, можно сказать, что участие Евриклеи в поэме подготовлено уже в «Телемахии».
2. Интересно отметить, что в XVI, 252 Телемах, среди тех, которые находились в то время во дворце, называет и «божественного певца», в котором, безусловно, подразумевается Фемий.