Приглашаем посетить сайт

Хаткина Н. В. Мировая литература от античности до Ренессанса.
Доблестный собеседник на пире человеческого разума Франсуа Рабле

Доблестный собеседник
на пире человеческого разума
Франсуа Рабле (1493-1553)

Монах и медик Франсуа Рабле родился в Шиноне (Турень). Точная дата его рождения неизвестна, исследователи остановились на 1493 г

­да давно опровергнута: он был судебным чиновником, т. е. при­надлежал к среднему сословию. Мальчик лишился матери в раннем возрасте. И уже в 10 лет был отдан на обучение во францисканский мо­настырь Сёльи, оттуда позднее его перевели в аббатство в Фонтене-ле-Конт. Среди своих товарищей-соучеников он встретил юношу, который впоследствии послужил ему образцом для од­ной из самых выдающихся фигур в его знаменитом романе — мо­наха Жана.

В молодости Рабле стал монахом, чтобы, имея деньги на про­питание, заниматься «гуманистическими» науками. В эпоху расцвета Возрождения они занимали видное место в духовной жизни французов.

Однако монашеская жизнь совершенно противоречила его жизнелюбивой натуре. К тому же удивляли невежество и фана­тизм монахов, молитвенный экстаз которых непостижимым об­разом уживался с праздностью и развратом. Все это угнетало молодого человека, но одновременно давало будущему писате­лю сюжеты для его сатирических произведений.

Издевки и насмешки острого на язык юноши вызывали разд­ражение монахов. Начались преследования, Рабле бежал. Позднее он вышел из францисканского ордена и перешел в бе­недиктинский. В качестве простого священника жил при дворе епископа Жоффруа д'Эстиссака, отличавшегося образован­ностью и эпикурейскими наклонностями. Епископ собрал вокруг себя многих французских гуманистов. Вероятно, к этому же времени относится начало общения Рабле с Эразмом Роттер­дамским, к которому он всегда питал глубочайшее уважение.

Покровительство епископа дало Рабле возможность, не об­ременяя себя исполнением церковных обязанностей, за­няться ботаникой и медициной.

­нии которого Рабле читал публичные лекции по медицине, выпускал в свет ученые сочинения. Была у него и врачебная практика. Такую же деятельность продолжил он и в Лионе, куда переехал из Монпелье. Важным событием в жизни Рабле стала, почти одновре­ менно с выпуском первых книг «Гаргантюа», поездка в Рим в качестве секретаря его покровителя дю Беллэ. Эта поездка обогатила наблюдениями, позднее нашедшими отражение в сатирических произведениях.

Рабле большую часть жизни терпел всячес­кие лишения и был вынужден постоянно опасаться за свою жизнь. Он видел, как жестоко карали его лучших друзей и еди­номышленников. Да и книги самого писа­теля прилюдно сжига­ли на площадях.

Во время второй поездки в Рим, при папе Павле III, Раб­ ле добился от него прощения многих своих провинностей, в том числе и бегства из монастыря. Вскоре улучшилось и его материальное положение. Однако преследования духовенства и парламента заставляли его, несмотря на покрови­тельство короля Франциска I, переезжать с места на место.

Наконец в 1551 г. он получил приход в Медоне (местечко око­ло Парижа). Там им была выпущена четвертая книга «Пантагрю­эля». Анафемы Сорбонны продолжались, но могущественная протекция самой Дианы де Пуатье позволила автору вести отно­сительно спокойное существование. Умер Рабле в Париже в 1553 г. Рассказывают, что за несколько минут до смерти он про­изнес с хохотом: «Задерните занавес, фарс сыгран!»

Смех как лекарство

­жением той эпохи. Величайший сатирик, он занимает почетное место между философами и педагогами. Рабле — человек свое­го времени, человек Возрождения: он был гуманистом, меди­ком, юристом, филологом, археологом, натуралистом, богосло­вом. И во всех этих сферах — «самым доблестным собеседником на пиршестве человеческого ума».

Сильная личность воплотилась в пяти частях романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».

Образцом для произведения послужила народная книга под тем же названием, изображавшая в карикатурном виде отживший мир рыцарских подвигов, романтических героев и волшебников.

Внешняя форма романов — мифологически-аллегорическая. Она представляет только рамку, куда автор помещает картину, которую находит наиболее удобной для выражения своих завет­ных мыслей и чувств. Великое значение книги Рабле заключает­ся в соединении в одном произведении панегирика и критики.

Перед нами в лице автора великий сатирик и глубокий фило­соф. Рука, беспощадно разрушающая лицемерие и порок, од­новременно создает положительные идеалы.

— смех, смех исполинский, часто чудо­вищный, как его герои. Этот смех отнюдь не цель, а только сред­ство. Сам автор говорил, что его произведение похоже на Сокра­та, у которого под наружностью Силена в смешном и уродливом теле жила божественная душа.

Страшному общест­венному недугу, сви­репствовавшему по­всюду, он предписал огромные дозы смеха: все у него колоссаль­но, колоссальны тоже цинизм и непристой­ность, необходимые
проводники всякого резкого комизма.

М. М. Бахтин

История великой книги

«Устрашающие и ужасающие деяния и подвиги знаменитейшего Пантагрюэля». Книгу сразу же заметили. Причем слава сопро­вождалась гневом церковников: в следующем же году богосло­вский факультет Сорбонны осудил ее, и автору грозила опас­ность тюремного заключения.

Итак, в карнавале сама жизнь играет, а игра на время становится самой жизнью. В этом специ­фическая природа карнавала, особый род его бытия.

— это вторая жизнь народа, органи­зованная на начале смеха. Это его праздничная жизнь. Праздничность — существенная особен­ность всех смеховых обрядово-зрелищных форм Средневековья.

­чительное преобладание материально-телесно­го начала жизни: образов самого тела, еды, пи­тья, испражнений, половой жизни. Образы эти
даны к тому же в чрезмерно преувеличенном, гиперболизованном виде. Рабле провозглашали
«плоти» и «чрева» (например, Виктор Гюго).

М. Бахтин о творчестве Рабле

— в 1534 г. «Бесценная жизнь велика­на Гаргантюа, отца Пантагрюэля» тоже не осталась незамечен­ной — на горе автора. В этом же году в Париже и других городах на стенах домов появились плакаты с нападками на папу римского и вообще на католическую церковь. Эти происшествия связали с кощунственным романом. Король был в бешенстве.

Церковники впали в страшный гнев и даже требовали запретить книгопечатание - эту «заразу, которая везде сеет преступное свободомыслие». По всей стране запылали костры инквизиции.

Горели преступные книги. Рабле пришлось бежать в Италию. Только через двенадцать лет, в 1546 г., автор осмелился опубликовать третью часть книги. Она была напечатана в Пари­же. Писатель на этот раз рисковал еще больше, чем раньше, ведь буквально за несколько месяцев до этого в столице Франции повесили гуманиста и из­дателя Этьена Доле. Не такая ли судьба ожидала и Рабле? Только заступничество друзей перед коро­лем спасло дерзкого сатирика.

­ко не перестал писать, но и продолжал издавать книги. Хотя влиятельных друзей уже не было, через шесть лет, в 1552 г., он выпустил четвертую часть книги. Парижский парламент немедленно подверг ее судебному рассмотрению. Угроза снова нависла над жизнью писателя. Теперь вряд ли ему удалось бы избежать тюрьмы или, хуже того, казни на кост­ре. От унижений и позора его спасла только смерть: в следующем 1553 г. Франсуа Рабле умер.

«Гаргантюа и Пантагрюэль» — книга, над которой Франсуа Рабле работал двадцать лет. По ней читатель может восстано­вить панораму жизни Франции XVI в.

Здесь есть все: представлены все слои общества, все занятия, все профессии. И главное — смех. Рабле смеется над трутнями-аристократами, монахами, тупыми судьями, бессмысленными занятиями уче­ных-схоластов, над королями, которые мечтают завоевать весь мир. Он высмеивает все старое, отжившее, все, что мешает че­ловеку вздохнуть свободно.

Неудивительно, что книга Рабле вызывала такую ярость — здесь досталось всем. Вот почитаемые всеми короли. О них пи­сатель говорит устами Панурга: «Эти чертовы короли здесь у нас на земле — сущие ослы: ничего-то они не знают, ни на что не год­ны, только и умеют, что причинять зло несчастным поддан­ным...» Рабле не мог представить себе государство без короля, он верил в просвещенного монарха. И он пытался создать его искусственно. Мудрыми, добрыми и образованными предстают у него старый Гаргантюа и его сын Пантагрюэль.

«Я наудачу бросаю кости и решаю дело в пользу того, кому на счастье выпадет больше очков», — заявляет судья Бридуа, который исправно служил сорок лет и вынес тысячу приговоров.

Не забывает Рабле и о школьной системе, построенной на бессмысленной зубрежке. В результате использования такого метода Гаргантюа за тринадцать лет всего-то и выучил, что весь алфавит — от начала до конца и с конца до начала.

Яростнее всего нападает Рабле на монахов. Годы, проведен­ные в монастыре, навсегда остались в его памяти. Монахами ав­тор населил остров Звонкий. Единственное, чем там занимают­ся, - это бьют поклоны да звонят в колокола. «Монах не пашет землю в отличие от крестьянина, — гово­рится в первой книге, - не охраняет отечество в отличие от вои­на, не лечит больных в отличие от врача... монахи только терзают слух окрестных жителей тилим-бомканьем своих коло­колов».

Безусловно, Рабле издевается не над религией как таковой, а над церковниками. Дела «святых отцов» разительно отлича­лись от их слов. Клерикалы исповедовали бедность, а сами жи­ли в роскоши, призывали к добру и занимались неблаговидны­ми делами. Поэтому острие своего основного оружия Рабле направляет именно против католической церкви.

­ственному опыту он знал, что и среди монахов можно найти честно­го человека, отличающегося добродетелью. Один из его любимых героев брат Жан Зубодробитель — из тех, кто носит рясу. Но он совсем не похож на бездельников, над которыми смеется Рабле.

— это труд. «Мастерю тетиву для арбалета, отта­чиваю стрелы, плету сети... я никогда без дела не сижу», — говорит о себе брат Жан. Он не только труженик, но и прирожденный воин: когда на его родину напали, он, не размышляя, отправился на бой с врагом. Это настоящий народный герой.

Брат Жан, невозмутимый ученейший Пантагрюэль, старый мудрый Гаргантюа, Панург, остроумнейший насмешник и вы­думщик и к тому же очень образованный человек — вот те герои, которых Рабле противопоставляет миру безделья, глупости, кос­ности, нетерпимости.

Герои книги «Гарган­ тюа и Пантагрюэль» часто смеются, они да­же хохочут. Смеется вместе с ними и чита­тель. Это и было целью Франсуа Рабле.

­но смех был тем ору­жием, которым он уничтожал своих вра­гов и преследователей.

С помощью сатиры он боролся с невежест­вом и тупостью и ут­верждал новые идеа­ лы. И вовсе не потому, что не мог бороться иначе, другими спосо­бами, а потому, что смех - достояние силь­ных, добрых и просве­щенных людей.

— утопия Рабле

Талант Рабле требовал не только обличения пороков, но и ут­верждения идеала. И вот благодаря исключительной щедрости Гаргантюа на бе­регу французской реки Луары появилась великолепная Телемс-кая обитель, не похожая на все другие католические монастыри. В новой обители не отрекаются от радостей жизни, не истязают себя постами и ночными бдениями, не отрицают знания, ища спасения в невежестве. «Кто обычно идет в монастырь?» — спра­шивает Рабле. Ответ: одни только хворые, слабоумные, уродли­вые, лишние рты.

­шек, отличающихся красотой, статностью, обходительностью и любознательностью. Они живут под одной крышей, вместе за­нимаются, вместе проводят досуг. При желании каждый может беспрепятственно покинуть обитель и уйти куда захочет. Здесь не дают монашеских обетов целомудрия и послушания. Любой послушник Телема «вправе сочетаться законным браком, быть богатым и пользоваться полной свободой». И все в Телемской обители устроено так, чтобы человек радовался жизни. С любо­ вью описана прилегающая к монастырю территория: все здесь ласкает глаз и дает богатую пищу уму.

Живут послушники в семиэтажном красивом замке, который по своей архитектуре и убранству напоминает французские зам­ки эпохи Возрождения, однако превосходит их пышностью и комфортом. В огромном книгохранилище собраны фолианты на греческом, латинском, еврейском, французском, итальянс­ком и испанском языках. Просторные галереи украшены фрес­ками, изображающими подвиги древних героев, исторические события и пейзажи. Посреди внутреннего двора высится фон­тан, увенчанный скульптурой трех граций, - свидетельство того, что искусство телемитам не чуждо.

­сейн для плавания, манежи для игр в мяч, фруктовый сад, где можно и работать, и прогуливаться. Разумный читатель понимает, что Телемское аббатство вовсе не монастырь. Наоборот, это дерзкий вы­зов монастырским порядкам и самому духу мо­нашества. Здесь не бьют поклонов, не подчиня­ют всей жизни звону колокола. Не терпят телемиты «продавцов обмана». Ничто не уни­жает здесь человеческого достоинства, не стес­няет естественных устремлений.

­батство - это царство радости, молодости, красоты, изобилия, гуманистической образо­ванности и свободы. В его уставе записано толь­ ко одно правило: «Делай что хочешь».

­но свидетельствовать о благородстве челове­ческой природы. Речь идет, конечно, о просве­щенном меньшинстве. Именно на разумного и просвещенного челове­ка гуманисты эпохи Возрождения возлагали свои надежды. Церковь же относилась к чело­веку изначально неодо­брительно: все люди несут на себе печать первородного греха.

«Телема» — по-гречески означает «желание». Казалось бы, повинуясь ничем не управляемым желаниям, люди могут стать грубыми, жестокими, своевольными. Однако в аббатстве, не знающем правил, совершенно отсутствуют склоки и раздоры. Рабле замечает по этому поводу: «Людей свободных, происхо­дящих от добрых родителей, просвещенных, вращающихся в порядочном обществе, сама природа наделяет инстинктом и побудительною силой, которые постоянно наставляют их на добрые дела и отвлекают их от порока, и сила эта зовется у них честью. Но когда тех же самых людей давят и гнетут подлое на­силие и принуждение, они обращают благородный свой пыл, с которым они добровольно устремлялись к добродетели, на то, чтобы сбросить с себя и свернуть ярмо рабства, ибо нас искони влечет к запретному и мы жаждем того, в чем нам отказано».

Из этого высказывание следует, что Рабле верил в благород­ные задатки человека. Он утверждал, что человек от природы добр и только уродливые формы жизни толкают его на путь по­рока. Вслед за Томасом Мором великий насмешник создает свою гуманистическую утопию. Он мечтает о таком благородном пристанище, где человек сможет наконец стать самим собой. Те­лемское аббатство и не республика, и не монархия. Это союз достойных, хорошо воспитанных и образованных людей, где каждый свободный индивидуум поднимается над уродливыми проявлениями общественного поведения.