Дидактический эпос
История всемирной литературы: В 8 томах / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. — М.: Наука, 1983—1994.Т. 1. — 1983. — С. 329—332.
Героический эпос, наряду с повествованием о подвигах знатных вождей, легко включал в себя элементы назидания и каталогообразного описания событий или лиц, принимавших в них участие. Примером назидательной (дидактической) поэзии могут служить в гомеровских поэмах обширные наставления Нестора; по принципу каталога составлено перечисление кораблей во второй книге «Илиады». Наряду с этим от греческой литературы архаического периода сохранились два самостоятельных произведения, принадлежащих к жанру дидактического эпоса. Их автор — Гесиод (конец VIII — начало VII в. до н. э.), о котором мы, в отличие от легендарного Гомера, получаем вполне определенные сведения из его собственной поэмы «Труды и дни».
Отец Гесиода, происходивший из эолийского поселения Кимы (в Малой Азии), покинул его, гонимый нуждой, и поселился в Беотии — отсталой земледельческой области Средней Греции. Гесиод еще с детства познакомился с суровым крестьянским трудом и до конца дней своих оставался мелким землевладельцем; одновременно он научился ремеслу рапсода и однажды даже принимал участие в состязании сказителей в Халкиде на острове Евбее, где завоевал почетный приз — бронзовый треножник. Гесиод посвятил его покровительницам поэзии — Музам, местопребыванием которых считалась расположенная в Беотии гора Геликон. Именно здесь, у отрогов священной горы, поэта, по его словам, впервые посетили Музы:
Песням прекрасным своим обучили они Гесиода В те времена, как овец под священным он пас Геликоном. Прежде всего обратились ко мне со словами такими Дщери великого Зевса, царя олимпийского, Музы: «Эй, пастухи полевые, — несчастные, брюхо сплошное! Много умеем мы лжи рассказать за чистейшую правду. Если, однако, хотим, то и правду рассказывать можем». («Теогония», ст. 22—28. Перевод В. Вересаева)
Нетрудно понять, что? в представлении беотийского крестьянина ложь, а что? — правда: ложь — это сказания о славных героях прошлого, правда — окружающая поэта суровая действительность, в которой рядовой земледелец вынужден терпеть угнетение и несправедливость богатых аристократов. Гесиоду самому пришлось испытать на себе алчность и корыстолюбие местной знати, когда его младший брат Перс после смерти отца возбудил против Гесиода судебное дело о разделе наследства и, по-видимому, оттягал у брата значительную долю, подкупив судей из знатных родов. Гесиод все же сумел сохранить свое хозяйство, а Перс скоро разорился и пришел за помощью все к тому же старшему брату. Из назиданий, обращенных к Персу, и выросла гесиодовская поэма «Труды и дни» — первый памятник древнегреческого (и европейского вообще) дидактического эпоса.
К созданию «Трудов и дней» Гесиод приступил, уже имея опыт работы над своим ранним произведением — поэмой «Теогония» («Происхождение богов»). Выдержанная целиком в эпическом стиле (гексаметр и язык гомеровского эпоса почти до самого конца античности были обязательны для подобного произведения) «Теогония» повествует о происхождении различных богов и обожествленных стихий из первоначального Хаоса и Земли. В основе мира лежит, по Гесиоду, последовательная смена трех поколений богов, возглавлявшихся Ураном (Небо), Кроном и Зевсом, причем последнему для утверждения своей власти приходится не только свергнуть своего преступного отца Крона, но и выдержать во главе богов своего поколения тяжелую борьбу с титанами — родными братьями и сестрами Крона. Описание войны с титанами, а затем с грозным чудовищем Тифоеем составляет кульминацию поэмы, смысл которой сводится, таким образом, к прославлению могущества и миродержавной воли Зевса. При несомненной типологической близости основного содержания «Теогонии» к недавно открытому хетто-хурритскому мифу о трех поколениях богов и каменном великане Улликумми Гесиод в приходе к власти Зевса видит победу не только наиболее сильного, но и наиболее мудрого правителя, устанавливающего в небесах и на земле разумный и целенаправленный порядок. Оставаясь еще целиком в пределах мифологического мышления и отождествляя антропоморфных богов с закономерностями природы, Гесиод называет супругами Зевса богиню плодородия Деметру и олицетворяющую естественный порядок вещей Фемиду, которая рождает трех Ор — богинь сменяющихся времен года. Называя их Евномией, Дикой и Ириной (Законность, Справедливость, Мир), поэт стремится придать значение незыблемых природных устоев общественным и этическим нормам, соблюдение которых в окружающей действительности находилось под угрозой.
Поскольку генеалогия богов старшего поколения (кроме Урана и Земли, к нему принадлежат также Ночь и Море) содержит многочисленные ответвления, поэма нередко превращается в сухой перечень имен, лишенный художественных достоинств. Однако такие эпизоды, как борьба Зевса с титанами и Тифоеем или рассказ о Прометее, выдают в Гесиоде большого художника, способного создавать яркие и запоминающиеся образы.
По принципу достаточно свободных ассоциаций строится и поэма «Труды и дни»; она делится по содержанию на несколько частей, связанных между собой мыслью о необходимости для людей честно трудиться, соблюдать справедливость и сохранять верность исконным моральным нормам добрососедства. По мнению Гесиода, поведение людей находится под неослабным контролем Зевса, который в этой поэме выступает как страж справедливости и судья над ее нарушителями.
богатырей знает, что без собственного упорного труда этого благополучия ему не дождаться.
Вот почему Гесиод сразу же переходит к наставлениям Персу: он должен знать, как полезен для людей дух соревнования в труде, ибо «скрыли великие боги от смертных источники пищи»; больше того, из-за неразумия одного из далеких предков человеческого рода земля кишмя кишит всякими бедами и болезнями, с которыми вовсе не легко бороться человеку. Здесь мысль уводит Гесиода в раздумия о прошлом, и в поэму включается сказание о пяти последовательно сменившихся на земле веках: золотом, серебряном, медном, веке героев и, наконец, последнем, железном, — как раз в нем живут поэт и его современники. Эволюция, которую в целом претерпело за это время человечество, шла явно к худшему, поскольку теперь рухнули все семейные и дружественные узы: дети перестали почитать родителей, брат враждует с братом, и скоро Совесть и Стыд вовсе покинут землю, оставив людям лишь тяжкие беды. Эта мрачная картина обретает вскоре вполне очевидную социальную конкретность: адресованная «царям», т. е. знати, притча о соловье и ястребе показывает, как трудно приходится слабому, т. е. бедному, когда он попадает в когти к сильнейшему.
Есть ли, однако, выход из столь мрачной обстановки? Гесиод видит его в соблюдении справедливости, действие которой он в соответствии с его личным опытом ищет преимущественно в судопроизводстве: там, где и местный житель и чужестранец находят справедливый суд, там в мире и изобилии цветет государство, земля дарит людям свои плоды, и женщины рождают здоровое потомство. Напротив, на государство, где творят нечестивые деяния, Зевс насылает голод и мор, бесплодие жен и гибель войска. Больше того, по всему миру рассеяно множество демонов, и сверх того существует дева Дика (Справедливость), дочь великого Зевса; они наблюдают за тем, насколько честно творят люди суд; если Дику оскорбят неправым судом, она жалуется Зевсу, и весь город страдает за нечестие царей, попирающих справедливость.
В отличие от гомеровского, этически индифферентного Зевса гесиодовский глава олимпийцев наделен несомненными моральными функциями: он призван карать людей за совершаемые ими несправедливые деяния. Из этого убеждения у Гесиода вырастают новые предостережения Персу: слушайся голоса правды, избегай постыдных судебных тяжб, а главное, усердно работай.
Боги и люди по праву на тех негодуют, кто праздно Жизнь проживает, подобно безжальному трутню, который, Сам не трудяся, работой питается пчел хлопотливых. ...Труд человеку стада добывает и всякий достаток. ...Нет никакого позора в работе: позорно безделье. (Ст. 303—305, 308, 311. Перевод В. Вересаева)
утварь, какого нанимать батрака и т. п. Есть советы и по мореплаванию, хотя Гесиод считает морскую торговлю делом опасным и ненадежным и сам всего лишь раз плавал на корабле, переправляясь из Беотии на соседний остров Евбею через пролив шириною в несколько километров.
Заключительную часть поэмы составляет еще один набор предписаний и запретов, а также перечень дней, удобных или неудобных для всякого рода начинаний. Некоторые современные ученые считают эти стихи позднейшим добавлением, хотя по своему характеру они находятся в русле той же житейской мудрости, которая проповедуется в бесспорно гесиодовских частях поэмы. Именно это сознание полезности сообщаемых им сведений придает «Трудам и дням» Гесиода тот поэтический пафос, без которого они остались бы сухим перечнем хозяйственных рекомендаций. В первой половине поэмы автор увлечен своими этическими задачами, и его голос поднимается до высоких нот при обличении «царей-дароядцев» и восхвалении карающей Справедливости; во второй же части мы слышим влюбленного в свою землю и природу крестьянина, и описания летнего зноя или зимней стужи по силе изображения становятся в один ряд с картинами природы в сравнениях Гомера. Несомненно также высокое мастерство Гесиода в использовании гексаметра: эпический стих, предназначенный для воспевания героев и сражений, становится у него формой для совершенно нового содержания, которое по своим идейным установкам противоположно содержанию гомеровского эпоса.
Хотя поэмам Гесиода было все же трудно соперничать с гомеровскими, а их крестьянская ориентация не могла вызвать особого сочувствия у землевладельческой знати, впервые сформулированная беотийским поэтом мысль об этических функциях Зевса, о необходимости соблюдать в индивидуальном поведении заповеди справедливости оказала сильное влияние на формирование общественной нравственности в передовых греческих полисах, в частности в Афинах VI—V вв. до н. э.: мы встретим ее в более развитой и обогащенной форме у Солона и Эсхила.
знаменитых героев от союза с богами. От этого произведения дошли отрывки различной величины, интересные главным образом тем, что в них часто содержатся варианты мифов, неизвестные гомеровскому эпосу или сознательно им отвергнутые, но широко использованные впоследствии хоровой лирикой и афинской трагедией. В целом жанр дидактического эпоса, впервые представленный в европейской литературе поэмами Гесиода, но возникший в Греции не без влияния аналогичных стихотворных поучений в древнеегипетской и ближневосточной литературе, нашел, в свою очередь, продолжение и в «ученой» греческой поэзии александрийского периода, и в «Георгиках» Вергилия.
В VI в. до н. э. в рамках дидактического эпоса зарождается жанр философской поэмы, продолжающей традиции «Теогонии» Гесиода и несохранившихся аналогичных произведений VII—VI вв. до н. э., в которых, насколько можно судить по поздним свидетельствам, зачатки пантеизма уживались с традиционным представлением о Хаосе, Ночи, Эребе (Мраке) и Тартаре как об одушевленных первоначалах мироздания. Только в отрывках дошли до нас философские поэмы, носившие одинаковое название «О природе» и написанные странствующим поэтом-философом Ксенофаном (ок. 565—470), виднейшим представителем элейской школы Парменидом (конец VI — первая половина V в.) и сицилийцем Эмпедоклом (ок. 495—435).
гомеровских богов не исключала у Ксенофана представления о величайшем боге, правящем миром, который, пребывая в неподвижности, весь есть зрение, разум и слух. У Парменида приобщение к истинному знанию изображалось как открытие сияющего царства девы Дики (Справедливости), держащей в своих руках становление и гибель, и сама Дика выступала одновременно как вполне антропоморфная богиня. Четыре элемента (огонь, воздух, земля и вода), из которых в космогонии Эмпедокла составлялся мир, автор отождествлял с Зевсом, Герой, Гадесом (Аидом) и сицилийской богиней Нестис, а движущие силы, приводящие к соединению и разделению элементов, обозначал как персонифицированные Любовь (Гармонию, Афродиту) и Вражду (Раздор, Ареса).
Эта философская поэзия первоначально существовала параллельно с ранней философской прозой (милетские философы-материалисты Анаксимандр, Анаксимен). В последующую, классическую эпоху такое сосуществование стало казаться уже странным: философия целиком переходит на прозу, и Аристотель отказывает Эмпедоклу в праве называться поэтом («Поэтика», гл. VII). Но в дальнейшем эллинистическая эпоха оживила и этот жанр, дав толчок к созданию такого великого памятника античной поэзии, как латинская поэма Лукреция «О природе вещей».