Приглашаем посетить сайт

Клейн. Анатомия "Илиады"
Глава II. Ахейцы, данаи, аргивяне

Глава II
АХЕЙЦЫ, ДАНАИ, АРГИВЯНЕ

1. История вопроса и методы. Название ахейцев (Αχαιοί), употребляемое для обозначения греков в «Илиаде» и «Одиссее», имеет в них два синонима: данаи, или данайцы (Δαναοί), и аргивяне (Αργειοι). Гомер не делает между тремя именами никаких смысловых различий, которые можно было бы считать сознательными. В повествовании эти имена часто перемежаются как взаимозаменимые, и для поэта это явно одно и то же. Но в таком случае почему же один народ, и к тому же собственный, обозначается у Гомера тремя разными именами? Как получилась эта многоименность?

Вопрос этот издавна занимал исследователей. С середины прошлого века они заподозрили, что за видимым тождеством в употреблении имен скрываются существенные различия, за которыми стоят первоначально разные племена и разное время вхождения имен в эпос.

В 1858 г. У. Гладстон в своих «Исследованиях по Гомеру и Гомеровскому веку» отвел этому вопросу специальную главу («Данаи. Аргивяне. Ахейцы») 1. Он предположил, что термины первоначально обозначали разные социальные подразделения народа и подспудно еще сохраняли эти смысловые оттенки у Гомера. Исследователь пытался уловить эти различия анализом контекстов употребления каждого термина.

Прежде всего он установил количественные различия: «ахейцы» со всеми дериватами («ахеянки» и т. п.) — 629 упоминаний в «Илиаде», «аргивяне» — 192, «данаи» — 147. Во-вторых, у всех трех оказались разные наборы постоянных эпитетов. В-третьих, имена эти, по мнению Гладстона, употребляются в разных ситуациях, избирательно.

Поскольку ситуаций великое множество, а обычно они многозначны, и их оценка может быть различной, здесь исследователь незаметно для себя попадает в зависимость от предвзятых концепций. Гладстон исходил из того, что у данаев эпитеты — исключительно военные («слуги Ареса» и т. п.), ахейцы по эпитетам отличаются высоким положением («божественные» из племен только ахейцы и пеласги; часто повторяется формула «сыновья ахейцев» — «что для индивида патроним, то для нации — это выражение»2), а термин «аргивяне», слабо оснащенный эпитетами, индифферентен. Термин «данаи» Гладстон связывал с чужеземцем Данаем и с древнейшей династией и считал, что этот термин сохранился для названия войска. Термин «аргивяне», в понимании Гладстона, производное от «Аргос» (первоначально долина, затем город Аргос и, наконец, вся Греция). Он приурочивал этот термин к восточному Пелопоннесу и считал, что только для времени Персеидов термин относился ко всей Греции (например, Пройт и Эврисфей царствовали над аргивянами), а позже это делалось только в противопоставлении троянцам. Наконец, ахейцы — это был, по Гладстону, народ-завоеватель, пришедшей на Пелопоннес с севера в эпоху Пелопидов. В узком значении термин означал вождей, аристократию, господствующий класс, в широком — весь парод.

Положения Гладстона о связи данаев с династией Даная и аргивян — с названием города Аргоса сохраняют свое значение. Но все прочее не убеждает. Контексты, в которых содержатся термины, выбраны и определены очень произвольно — в угоду концепции, выведенной из других данных. Эти другие данные изложены неточно. У ахейцев среди самых частых постоянных эпитетов: «пышнопоножные» (31 раз) и «меднохитонные» (23 раза) — чем не военные? У аргивян действительно мало эпитетов, но все они военные («воинственные», «меднохитонные», «облачившиеся в доспехи», «копейщики» и «стрельцы»). А вот как раз у данаев самый частый эпитет лишь косвенно связан с военным делом: «быстроконные» (10 раз). Тот факт, что все три имени обладают разными наборами эпитетов, отрицать не приходится, но истолкование может быть и другим.

Г. Дюнцер выступил в 1868 г. против выводов и методики Гладстона 3. В употреблении трех имен он не увидел никаких различий. По его мнению, какой термин применить в том или другом случае — диктуется исключительно требованиями просодики: все три имени метрически различны (Αχαιοί и U — —, Δαναοί U U —, Αργειοι — — —). Имя, употребительное в Гомеровское время, — ахейцы. Оно и количественно преобладает, от него и производные есть: женского рода Άχαιίς и Άχαηάς, название страны Άχαιίς γαία и просто Άχαιίς. «Данаи» — кажется, имя из более древнего эпоса, имя «аргивяне» — от местного названия. Оба добавлены ради расширения метрических возможностей употребления имени греков, вот они и не дали производных. Итак, разноименность обусловлена метрическими надобностями эпоса, а разные значения у имен хоть и были, но ко времени Гомера остались в далеком прошлом.

Выводы Дюнцера поддержал в специальной статье А. делла Сета 4. Он не сомневался, что метрические удобства или неудобства определяют выбор имени в каждом случае. Термин «ахейцы» представляет метрические трудности, и его применение ограничено: в «Илиаде» из 605 случаев (без дериватов) 520 — в конце стиха; против 193 случаев родительного падежа только 22 дательного (а у «аргивян», «данаев» и «троянцев» примерно одинаковое — и значительное — количество в родительном и дательном падежах). Поэтому в позднем эпосе, у Квинта Смирнского, имена почти сравнялись по употребляемости при некотором даже преобладании «аргивян». Поскольку, тем не менее, именно «ахейцы» преобладают в «Илиаде», делла Сета пришел к выводу, что это и было исконное обозначение греков в Гомеровском эпосе, а «аргивяне» и «данаи» добавились на поздних этапах его формирования (и возросли в числе ко времени Квинта Смирнского). Поэтому же их больше в нарративных частях «Илиады», а в дискурсивных — больше «аргивян» и «данаев» (доказательство этого положения делла Сета не демонстрировал), дискурсивные же, по лингвистическим данным, — более поздние5.

Далее делла Сета рассмотрел, уточнив цифры, полную статистику распределения трех имен по песням «Илиады» и «Одиссеи», чтобы определить, который из оставшихся терминов вошел в эпос раньше — «аргивяне» или «данаи». В отличие от Дюнцера, он поместил «аргивян» перед «данаями», исходя из соотношения, представленного им так: есть книги, в которых «данаи» резко уступают в числе «аргивянам» или вовсе отсутствуют (Χ, XIX, XXIII), но нет книг с противоположным распределением. Этот вывод подтверждается дополнительно анализом источников внедрения обоих имен в эпос. По мнению делла Сета, данаи — не столько миф, сколько история, аргивяне же — не исторического и даже не мифического происхождения, а чисто поэтический продукт. Они возникли по аналогии: есть Ахея, и ее населяют ахейцы, значит, если есть Аргос, то должны быть в эпосе и аргивяне.

Таким образом, последовательность Гладстона была перевернута: не данаи — аргивяне — ахейцы, а ахейцы — аргивяне — данаи.

Различная оснащенность песен «Илиады» и «Одиссеи» этнонимами соответственно их разной датировке требовала принятия идеи множественного авторства, и своей статистикой делла Сета усиливал позиции аналитиков. Это вызвало немедленную реакцию унитариев. К. О. Дзуретти опубликовал статью против делла Сета6. Дзуретти указывает, что «Одиссея» должна быть позже «Илиады», между тем в ней те же соотношения имен, что в «Илиаде» (это не совсем верно). Есть у Дзуретти и другие возражения, не очень существенные. Против делла Сета выступил еще ряд унитариев, а Т. Аллен даже заявил, что статья делла Сета не дает ничего сверх того факта, что греки называются в эпосе ахейцами чаще, чем данаями и аргивянами7. Это несправедливо.

«ахейцев» впереди других этнонимов, делла Сета опирался на резкое убывание «ахейцев» в эпосе Квинта Смирнского, но в другом позднем эпосе, у Трифиодора, соотношение такое же, как у Гомера. В расстановке двух оставшихся этнонимов делла Сета исходил из неверной констатации. Есть и книги (I, XI, XVI, XVII), в которых «аргивяне» уступают «данаям».

Но статистика делла Сета имеет очень большое значение. Прежде всего, она в принципе опровергает установку Дюнцера. Ведь если бы применение того или иного синонима вызывалось исключительно метрическим удобством, их встречаемость в книгах была бы примерно одинаковой — соотношения повторялись бы из книги в книгу. А если этого нет, что и показала статистика делла Сета, то просодические факторы не столь важны, как это представлялось Дюнцеру. Делла Сета извлек из своей статистики далеко не все, что возможно.

П. Кауэр в своем капитальном труде 1921 г. 8 отмечает, что в «Одиссее» термин «данаи» все же несколько убывает по сравнению с «Илиадой» (в соотношении с двумя другими). К тому же в «Одиссее» ни термин «аргивяне», ни термин «данаи» не применяется в живой речи для обозначения действующих лиц этой эпопеи. Так обозначаются в ней только герои древнего эпоса (древнего по отношению к описываемой в «Одиссее» эпохе), и применительно к данаям это правило не знает исключений. Поэтому аргивяне и данаи в общем древнее ахейцев, причем данаи особенно архаичны. Восстанавливается последовательность Гладстона. Но Кауэр вообще ведет все эти названия (как и весь Троянский эпос) из Фессалии: там помещает собственно ахейцев Гомер, там помещают данаев Еврипид и Страбон, а у Гомера из 159 упоминаний ни одно не связано узко с Арголидой. Термин же «аргивяне», конечно, связан с ней, но очень редко, а в Фессалии тоже был Аргос, и применение к Аргосу и аргивянам эпитетов, связанных с коневодством, доказывает, что у Гомера имелся в виду северный Аргос 9.

Что касается «аргивян» и «данаев» в «Одиссее», то, учитывая сравнительную редкость этих терминов в ней, нетрудно обмануться в обобщении негативных характеристик. Что же касается фессалийского Аргоса, то вся гипотеза построена на одном-единственном упоминании «Пеласгического Аргоса» у Гомера, а оно скорее всего означает не какой-либо город10, а Северную Грецию — в противопоставление «Ахейскому Аргосу», означающему Южную Грецию (Пелопоннес)11. Археология опровергает Кауэра: находки изображений коня особенно обильны в Арголиде 12. Данаи у Гомера не связаны с Фессалией, а связь ахейцев с ней — исключительная: в «Каталоге кораблей» сказано, что подданные Ахилла (мирмидоняне и эллины) называются «и ахейцами», а в «Пресбее» Ахилл сообщает, что много ахеянок славных есть в Элладе и Фтии (явно ахеянки — более общее наименование).

Т. Аллен, столь сурово отозвавшийся о соображениях делла Сета, посвятил в своем труде 1924 г. специальную главу «аргивянам, ахейцам, данаям», но не предложил ничего нового, да и вообще не избрал никакого решения 13.

М. Пэрри открыл в Гомеровском эпосе систему жестких формул (для каждой метрической позиции — одну), которыми певцы пользовались, как словами языка. Естественно было и наличие метрически разных синонимов объяснить надобностями создания формул для разных позиций и вообще просодическими потребностями. В работе 1928 г. Пэрри поддержал Дюнцера14, хотя в статистике делла Сета уже содержалось нечто, не позволявшее решать вопрос в рамках одной просодики. У Пэрри приведены другие цифры упоминаний имен, чем у Гладстона и делла Сета (менее точные): ахейцы — 612 (с эпитетами — 197), данаи — 136 (с эпитетами — 22), аргивяне — 155 (с эпитетами — 7). Отсюда у него определяется доля формул (имя + эпитет) по отношению ко всем упоминаниям (в %): ахейцы — 32, данаи — 16, аргивяне — 4. У Пэрри не сделаны выводы о последовательности вхождения этнонимов в эпос, но если учесть вытекающее из концепции Пэрри представление о том, что оснащенность эпитетами такую хронологию отражает (чем древнее, тем больше постоянных эпитетов и тем организованнее они в формулы), то мы получаем ориентир для стратификации: ахейцы — данаи — аргивяне.

П. Ватле в 1972 г. (доклад опубликован в 1975)15 попытался датировать постоянные эпитеты трех этнонимов по их диалектным особенностям и реалиям. У него ахейцы тоже получались самыми древними (микенское прошлое). Термин «данаи», по его мнению, перешел с малоазийского народа на греков и весьма поздно стал обозначать всех греков. Термин «аргивяне» образован от термина «Аргос», а тот хотя и имеет значение 'долина' и 'белый', но означал у Гомера прежде всего город-крепость, ибо употреблялся в среднем роде (τό Άργος), как слово «крепость» (τό άστυ). Датировку вхождения имени «аргивяне» в эпос Ватле не решается определить, но склоняется к большей древности «аргивян» по сравнению с «данаями» (эпитет аргивян ίόμοροι — очень древний).

Последнее по времени — предложение М. Н. Славятинской 16. Она вернулась к методике Гладстона: оценка индивидуальных контекстов, индивидуальных ситуаций. Соответственно, и убедительность выводов не выше. По мнению Славятинской, ахейцы для Гомера — это все греческие отряды под Троей, аргивяне — это собственные подданные Агамемнона и (в порядке похвалы) другие ахейцы героического статуса, данаи же — греки в их связи с богами и жрецами в героических ситуациях. Трудно признать этот вывод доказанным, скорее, это субъективное впечатление. В ходе аргументации предъявлены выборочно некоторые контексты обеих поэм и подробно прослежено употребление трех этнонимов в двух книгах «Илиады» — первой и последней. При расплывчатости трех намеченных значений и их заметном взаимоперекрывании практически можно подогнать под любое из трех значений любой контекст Гомеровского эпоса. Бросается в глаза, что предложенное различие смыслов совершенно не находит соответствия в наборах эпитетов. «Божественными» оказываются как раз ахейцы (7 раз), а не данаи. Бедность аргивян эпитетами противоречит их выделению в качестве собственного отряда Агамемнона, да и Аргос как-никак — столица не Агамемнона, а Диомеда.

Представленный критический обзор позволяет отсеять ложные и недоказанные выводы от положительных итогов в содержательном плане, а в методическом — отделить перспективную методику от тупиковых ходов. Можно считать весьма вероятным, что ахейцы — исконное обозначение греков в эпосе, термин «данаи» вошел в эпос позже, придя с востока как обозначение династии, а термин «аргивяне» происходит от названия Аргоса и вошел в эпос еще позже. Есть ли у них разные значения в эпосе, — сомнительно. Таковы предварительные выводы, которые подлежат проверке. Обзор приводит к заключению, что наиболее перспективными для исследования оказываются: динамика употребительности каждого из трех этнонимов, отраженная в частотности упоминаний по произведениям эпоса, полная статистика упоминаний по книгам «Илиады», определение оснащенности этнонимов эпитетами, анализ трех наборов эпитетов. Целью исследования является не только проверка предположительно установленной последовательности вхождения эпитетов в эпос, но и выводы относительно состава «Илиады». Ведь если термины разновременны, то различие их соотношений в разных частях текста «Илиады» может говорить о разном возрасте этих частей, а также о разных источниках «Илиады».

2. Динамика встречаемости. В «Илиаде» и в «Одиссее» ахейцы упоминаются приблизительно вдвое-втрое чаще, чем аргивяне и данаи вместе взятые, — в первой поэме — в 1,9 раза, во второй — в 2,7 (табл. 11)17. Соотношение между «ахейцами» и «аргивянами» почти не изменяется от одной поэмы к другой, но «данаи» резко убывают в числе (в процентах). Таким образом, «ахейцы» сильно преобладают (65-70%), «аргивяне» держатся примерно на одном скромном уровне (19-21%), а «данаи» убывают заметно (с 16% до 9%).

В эпоху ренессанса эпоса, когда поэты всячески имитировали Гомера, живая стихия языка все же влияла на них, и полной имитации не получалось. Трифиодор старается не отходить в терминологических предпочтениях от Гомера, хотя все же несколько увеличивает долю «аргивян» за счет «ахейцев». У Квинта Смирнского упоминаний аргивян больше не только, чем данаев (превышение уже тройное), но и чем ахейцев. Последних все еще больше, чем данаев, но уже не намного, их доля ужалась. У Цецеса в Homerica, построенных на базе «Илиады», соотношение примерно как в «Илиаде», в Posthomerica же, где он опирается на Квинта Смирнского, «аргивяне» впереди, затем «ахейцы» и много отступая — «данаи». У Вергилия соотношения искажены: слово «аргивяне (в латинском языке Argivi) не укладывалось в гекзаметр, а его теперь соблюдали строже, и от этого термина пришлось отказаться — «ахейцев» потеснили вместо «аргивян» «данаи». Потеснили намного: их в 8 раз больше. Это сугубо латинская специфика, но возможно, что предпочтение «данаев» у Вергилия повлияло на Квинта Смирнского.

Таким образом, в греческом эпосе употребление термина «данаи» колебалось на низком уровне. В «Одиссее» его заметно меньше, чем в «Илиаде». Термин «ахейцы» обладал в Гомеровском эпосе наибольшей популярностью, но затем его популярность поубавилась. Термин же «аргивяне» столь же неуклонно увеличивал свою употребительность, как термин «ахейцы» — терял: в послегомеровское время «аргивяне» вышли по употребительности на первое место. Строго говоря, это еще не значит, что эти три этнонима и входили в эпос в той же последовательности (хотя такая идея напрашивается), но во всяком случае неодинаковая судьба этих трех этнонимов показывает, что отношение к ним было разным. Видимо, к концу Гомеровского времени термин «аргивяне» был живым применительно к Пелопоннесу (с потенциями диффузии на всю Грецию), термин «данаи» — мертвым, а термин «ахейцы» — еще очень влиятельным, самым употребительным в эпосе, но начинающим терять актуальность и величие.

Еще более отчетливо следы подсознательного различения этих этнонимов выступают в выборе постоянных эпитетов, которые с ними сочетаются (табл. 12)18.

Еще А. Шустер выделил у Гомера постоянные эпитеты — неоднократно повторяемые при каком-либо одном слове (обозначении героя или предмета) и не имеющие другого применения19; он отделил от них прочие, встречающиеся по разу. Г. Дюнцер тоже отделил такие индивидуализирующие,' или конкретизирующие, эпитеты (он назвал их bestiirrmende — определяющие) 20, а постоянные эпитеты (stehende) разделил на две категории: орнаментальные (у него hebende — выделяющие, возвышающие) и смысловые, характерные (у него wesentliche — отражающие существо героя или предмета)21.

Индивидуализирующими, или конкретизирующими, эпитетами (in-dividual, у других авторов particularizing) занялась Д. Грей. Такие эпитеты, взятые поэтом не в традиционном фонде, она выделяла в особый, поздний пласт поэтической ткани эпоса, обосновав их поздний возраст соответствием поздним археологическим реалиям22. Постоянные же эпитеты, повторение которых обусловлено включенностью в традицию, в традиционные формулы, стали предметом детального исследования М. Пэрри. У него деление, по сути то же, что у Дюнцера, но акцент перенесен с функции на охват, что несколько сдвигает границы и делает классификацию более операциональной. Пэрри разделил Гомеровские постоянные (fixes, fixed) эпитеты на родовые (generiques, generic — применяемые к любым объектам одного класса, например, к любым городам), и отличительные (distinctifs, distinctive — стойко выделяющие один объект данного класса из среды подобных)23. Разумеется, только отличительные эпитеты могут четко характеризовать объект в содержательном плане, функции же родовых эпитетов — чисто орнаментальные и просодические. Значит, нужно рассмотреть все три набора эпитетов под этим углом зрения.

Среди 13 эпитетов ахейцев к конкретизирующим или вообще случайным (значащим только в конкретных обстоятельствах) относятся встреченные по разу άνάλκιδες («трусливые») и χαλκοκνήμιδες («меднопоножные»). Эпитет φιλοπτόλεμοι («воинственные»), хотя и использован только один раз в применении к ахейцам, не является конкретизирующим эпитетом. Правда, применение его не ограничено ахейцами, но он не является и родовым эпитетом: это отличительный эпитет троянцев (3 раза), а применительно к ахейцам он появился в порядке экспансии формулы (в той же песни, что и применительно к троянцам). То же и μεγάθυμοι («пылкие», «гордые») — 11 раз троянцы, 2 раза ахейцы. Эпитет этот применен к большому числу персонажей (по 1-2 раза, только к Тидею 4 раза и к «сыну Нестора», т. е. Антилоху, — 5 раз), но из народов так именуются только троянцы и ахейцы.

Эпитет δΐοι («божественные») появляется нередко у Гомера, но применительно к личностям, а из этнонимов характеризует в «Илиаде» только ахейцев (5 раз, да 2 в «Одиссее») и лишь в «Одиссее» — еще и пеласгов (1 раз). Это отличительный эпитет ахейцев. Эпитетом άρηίφιλος («любимец Ареса») характеризуется Менелай (19 раз) и еще два героя (по 1 разу), но из народов не отмечен ни один, кроме ахейцев (4 раза), так что можно считать, что это их отличительный эпитет. Также и эпитет ήρωες («герои») широко применяется к персонажам «Илиады» (ко всем по 1-2 раза, только к Патроклу 6 раз), но к народам не применяется помимо ахейцев (8 раз) и данаев (4 раза). Для родового эпитета он слишком узко и специфически ограничен — двумя этнонимами греков. Это отличительный эпитет греков в двух их ипостасях.

Эпитет χαλκοχίτωνες («медноодежные») 23 раза применяется к ахейцам в «Илиаде» (и 2 раза в «Одисее»), но не только к ахейцам: 2 раза — к аргивянам, 2 — к троянцам, 2 — к эпейцам, по 1 разу — к критянам и беотянам, во всех случаях — в родительном падеже множественного числа. Д. Пейдж и П. Ватле считают, что здесь налицо экспансия формулы, образованной отличительным эпитетом ахейцев 24. Если верны соображения Х. Лоример и Д. Пейджа о реалиях, соответствующих этим «медным одеждам» (хитоны и кожаные панцири с нашивными медными бляхами)25, то ахейская специфичность и древность эпитета подтверждаются, а вместе с тем и экспансия формулы. Но если это и не так, если принять χαλκοχίτωνες за родовой эпитет, то во всяком случае ахейцев он определяет настолько чаще, чем других (а ведь троянцы упоминаются примерно так же часто), что применительно к ахейцам он специализирован и выполняет функции отличительного.

Эпитеты κάρη κομόωντες («длинноволосые») и έυκνήμιδες («пышнопоножные») применяются в «Илиаде» соответственно 24 и 31 раз (в «Одиссее» 3 и 7) только к ахейцам. Точно так же έλίκωπες («черноглазые» по толкованию античных авторов и Пейджа26, или «быстровзорые» — по другим толкованиям, по новому толкованию, «в дугооких шлемах»27), μένεα πνείοντες («пьппущие гневом») и ύπερκύδατες («преславные»), которые в «Илиаде» употребляются в 6, 3 и 2 местах соответственно, а в «Одиссее» вовсе не встречаются. Все это отличительные эпитеты, хотя μένεα πνείοντες 1 раз применен к абантам.

Итак, основную характеристику ахейцев составляют эпитеты: «пьшнопоножные» (поножи и в реальности отличали греческих воинов от воинов других народов28), «длинноволосые» (длинные волосы были у греков предметом гордости, что долго сохранялось у консервативных спартанцев 29), «медноодежные» (если это хитоны с медными бляхами, как на Вазе Воинов, то ко времени Гомера отличительная функция этого эпитета ослабла и стала возможна экспансия формулы). Эпитет έλίκωπες со значением «черноглазые» также может служить этнической характеристикой, хотя и несколько противоречит белокурости как предполагаемому идеалу красоты у Гомера. Но белокурыми оказываются лишь некоторые герои (Менелай, Мелеагр), а Зевс темноволос. Шлем с дугообразными выемками для глаз — типа Аргос-Олимпия — чисто греческий30. В совокупности эти четыре эпитета, описывающие внешность, охватывают 84 употребления из 111.

Пять эпитетов, описывающих духовные качества и содержащих оценки: «герои», «божественные», «любимцы Ареса», «пышущие гневом», «преславные», — относятся к орнаментальным (hebende), по Дюнцеру, но, согласно Пэрри, они входят в число отличительных. Их орнаментальность ограничена традицией. В совокупности они охватывают еще 22 употребления. Обе категории вместе охватывают 106 употреблений, т. е. 95,5% от общего числа употреблений.

έυκνήμιδες, κάρη κομόωντες и έλίκωπες), из остальных один (μένεα πνείοντες) архаичны по структуре31. Родовых эпитетов здесь нет, а конкретизирующие (поздние) охватывают всего 2 употребления — 1,8% от общего числа.

Переходим к эпитетам данаев. Их 7, если эпитет «герои» не считать за отдельный (коль скоро он здесь всегда в паре с другим), а с ним 8. Эпитет ϊφθιμοι («мощные») определяет данаев всего 1 раз, много раз определяет отдельных героев и 3 раза — ликийцев. 1 раз определяет данаев и эпитет άσπισταί («щитоносцы»); он 3 раза определяет троянцев, 3 раза — ликийцев. Если это не родовые эпитеты, то во всяком случае не отличительные применительно к данаям. Эпитет όλλύμενοι («гибнущие») определяет данаев 2 раза и больше никого не характеризует; он мог бы считаться отличительным, но ведь это явное отражение ситуации, так что эпитет должен считаться конкретизирующим. Эпитет φιλοπτόλεμοι («воинственные») повторяется но 1 разу применительно к ахейцам и аргивянам, трижды применительно к троянцам, так что если это и не родовой эпитет, то отличительный в отношении троянцев.

Далее, эпитет «герои». Он, конечно, не сугубо отличительный: данаи разделяют его с ахейцами. Правда, он характеризует ахейцев вдвое чаще, но ведь термин «ахейцы» вообще в четыре раза чаще упоминается, так что «данаи» вдвое превосходят «ахейцев» но относительной употребительности этого эпитета. Как уже сказано, он не в счет, так как во всех случаях сцеплен с другим.

Остается три эпитета. Αίχμητής («копейщики») определяет в единственном числе по разу «ликийского стрельца» (Пандара), Треха, Мулия, Имброса, во множественном числе кроме данаев (3 раза) он применяется к троянцам, аргивянам, лапифам, абантам (по 1 разу) и 2 раза употребляется без уточнения этноса. Этот эпитет нужно признать родовым, но, поскольку «троянцы» и «аргивяне» встречаются гораздо чаще, чем «данаи», а эпитет этот применяется к ним реже, можно отметить предпочтение данаев, пожалуй даже счесть этот эпитет отличительным для данаев, но с оговоркой о размытости границ сферы применения. Θεράποντες "Αρηος («слуга Ареса»), кроме данаев (5 раз), применяется к Аяксам (2 раза) и к Одиссею с Диомедом (1 раз), но ни к одному другому этнониму не применим. Эпитет можно считать отличительным. Ταχύπωλοι («быстроконные») 9 раз характеризуют данаев, стоя в родительном падеже и 1 раз — в именительном. В именительном же он 1 раз характеризует мирмидонов. По-видимому, в этом падеже эпитет является родовым, а вот в родительном он — отличительный.

Итак, три эпитета. «Герои» (вне счета), «слуга Ареса», «стрельцы» («копейщики») — это характеристики, подходящие ко многим воинственным народам. По крайней мере, два первых из них (а может быть, и третий: он определяет лучника Пандара как «копейщика») относятся к орнаментальным, по Дюнцеру. И только эпитет «быстроконные» отражает существо предмета. Он характеризует данаев специфически как жителей Аргоса. Эта область именуется (7 раз в «Илиаде», 5 раз в «Одиссее») 'Άργος ίππόβοτον («питающий коней Аргос»), а кроме того так именуются только Трикка и в «Одиссее» Элида (по разу). Царь Аргоса Диомед характеризуется 8 раз как ίππόδαμος («укротитель коней») и 2 раза так именуется его отец Тидей (из других героев: по 2 раза Атрей и Аптенор, еще 5 героев — по разу).

Диомед в «Илиаде» вполне оправдывает свою характеристику: в бою он при всяком удобном случае старается захватить коней врага. При первом появлении в «Илиаде» Диомед стоит «подле коней и своей составной колесницы блестящей» (IV, 366). В «Диомедии» он изловил коней Фегеса и Идея и поручил дружине отвести к кораблям (V, 25-26). Тут же, убив двух Приамидов в одной колеснице, отдал коней соратникам, чтобы они отогнали к кораблям (165). Затем сговаривается со Сфенелом отнять коней Троса у Энея, что они и осуществляют (260-275, 319-327). В VIII книге он хвалится этими конями перед попавшим в беду Нестором и приглашает его к себе в колесницу (100-117). На конях Диомед преследует троянцев за ров и сражается с колесницы (256-259). В «Долонии» Диомед с Одиссеем захватывают замечательных белых коней фракийского царя Реза (X, 425-439, 477-481), после чего оба верхом скачут к кораблям, и хотя в операции участвовали оба, кони достались Диомеду (566-569). В XI книге Диомед с Одиссеем захватили коней и колесницу двух сыновей Меропа — их обоих Диомед (опять же Диомед один) убил «и сбруи похитил» (328-334). В «Погребальных играх» Диомед на трофейных конях Троса выигрывает первое состязание — скачку (XXIII, 375-400, 499-513). Ни один другой герой «Илиады» не имеет такой серии приключений с конями, и она усиливает характеристику Аргоса как очага коневодства. Как уже упомянуто, эта характеристика Аргоса поддерживается археологическими данными.

На отличительные эпитеты приходится 17 употреблений (73,9%), на конкретизирующие — 2 (8,7%)., Родовой эпитет 1 (одно употребление).

У аргивян 5 эпитетов. Из них θωρηκταί («облаченные в доспехи», «ополчившиеся») характеризует аргивян только 1 раз, тогда как троянцев — 3 раза, ликийцев — 1 раз. Это не отличительный эпитет аргивян. Эпитеты χαλκοχίτωνες, φιλοπτόλεμοι, αϊχμηταί уже рассмотрены выше: первый — как эпитет ахейцев, второй — как эпитет троянцев, третий — как эпитет родовой с предпочтением данаев. И остается только один эпитет ΐόμωροι («славные стрелами»?) как отличительный эпитет аргивян (2 раза). Из неполной понятности эпитета обычно заключают об его архаичности, но аналогичный эпитет έγχεσίμωρος («славный копьями») не представляет затруднений.

Бросается в глаза чрезвычайно слабая оснащенность аргивян эпитетами: из 5 эпитетов отличительным остается один, из 7 употреблений — 2. Это даже по отношению к малому общему числу употреблений — 28,6%. Ни родовых, ни конкретизирующих эпитетов нет.

4. Анализ распределения эпитетов. Итак, отличительных эпитетов у ахейцев, данаев и аргивян, соответственно, 9 (из них 4 характерных), 3 (из них 1 характерный) и 1 (не характерный). Число употреблений, соответственно, 83, 17 и 2. Пропорционально, оснащенность этнонима эпитетами у данаев не намного меньше, чем у ахейцев. Правда, числа в 2-4 раза меньше, но ведь и встречаемость термина «данаи» в 4 раза меньше, чем термина «ахейцы». Этого нельзя сказать об аргивянах: встречаемость этого термина в 3,4 раза меньше, чем термина «ахейцы» и несколько больше, чем термина «данаи», а оснащенность эпитетами в десятки раз меньше.

Пейдж и Славятинская удивляются тому, что у этнонима «аргивяне» так мало эпитетов32. «Это, — замечает Славятинская, — может свидетельствовать либо о его позднейшем вхождении в эпический язык, либо о его более узком значении»33. Исследовательница предпочла второе решение; Пейдж, будучи аналитиком, а не унитарием, — первое.

Он отметил, что употребление этнонима «ахейцы» гораздо более формализовано, чем употребление двух других, гораздо более фиксировано традиционными формулами. Из 723 появлений термина в «Илиаде» и «Одиссее» не менее 224 раз (более трети всей совокупности случаев) он появляется в стереотипных сочетаниях с эпитетами и другими словами (как, например, «сыновья ахейцев» — υιες Άχαιων — 61 раз, «народа ахейского» — λαόν Άχαιων — 20 раз, и т. п.). Всего пятью формулами порождено 168 из этих сочетаний, восьмью формулами — 192, т. е. 86% всей совокупности, почти 9/10! Эта экономность побуждает Пейджа считать термин «ахейцы» более древним в эпосе, чем два других: если более трети всех появлений формульны у «ахейцев», то лишь около одной восьмой у «данаев» и около одной тридцатой у «аргивян»34. Корректировка исходных чисел Пейджа (восходящих через Кауэра к делла Сета) не изменит существенно этих результатов. Но, хотя Пейдж и оговорил, что берет для сопоставления только формулы, образованные сочетанием существительное + эпитет, на деле он включил сюда и некоторые другие, очень влиятельные, формулы, образованные двумя существительными (υΐες Άχαιων, λαόν Άχαιωνπ т. п.). У «данаев» и «аргивян» таких нет. Прочих формул Пейдж не учитывал.

35, а кроме того ограничиться «Илиадой», то картина получится иная (см. табл. 13). Из 606 упоминаний термина «ахейцы» представлено в формулах 492, т. е. свыше 80% (из них с повторяющимися эпитетами 111). Термин «данаи» упоминается в формулах 59 раз (от 146 упоминаний это образует 40%), а термин «аргивяне» 68 раз (от 176 упоминаний это образует 39%). Таким образом, относительно «ахейцев» «данаи» и «аргивяне» вдвое менее формульны, причем они уступают «ахейцам» примерно одинаково. Но это касается лишь формул, слабых по внутренней связности и, следовательно, общей влиятельности. Видимо, такие формулы образовывались сравнительно быстро и затем уже мало увеличивались в количестве. Двукратное относительное (процентное) превышение «ахейского» формульного фонда образовано в основном за счет входящих в этот фонд сильных формул — формул, характеризующих образы. Главную роль в этом играют постоянные эпитеты.

С повторяющимися эпитетами «данаи» оказываются 20 раз (а всего с эпитетами 23), «аргивяне» — 4 раза (а всего с эпитетами 7), числа эпитетов «ахейцев» уже приведены. Иными словами, более одной шестой всех появлений «ахейцев» сопряжено с постоянными эпитетами, а если включить сильные и влиятельные формулы со словами υΐες, λαός и κούροι (таких формул в «Илиаде» 84), то доля сильных формул поднимется почти до одной трети. Но лишь менее одной седьмой составит аналогичная доля у «данаев» и одну сорок четвертую — у «аргивян». Разрыв между «ахейцами» и «данаями» не столь велик, как между ними обоими и «аргивянами». Если учесть проделанный отбор отличительных эпитетов, то последний разрыв еще разительнее: числа употреблений этнонимов с отличительными эпитетами (83, 17 и 2) составят: одну седьмую у «ахейцев», одну девятую у «данаев» и одну восемьдесят восьмую у «аргивян» (соответственно 13,7; 11,6 и 1,1%).

По-видимому, «данаи» войти в эпос не намного позже «ахейцев», а вот «аргивяне» — намного позже «данаев», незадолго до записи.

— не меньше, чем от троянского. Это как бы два разных народа. Только эпитет «герои» у них общий. Как третий народ, отличаются от них аргивяне — практически отсутствием собственного набора эпитетов. Перемещение эпитетов в порядке диффузии с «троянцев» на каждый из трех этнонимов, как и с них на «троянцев» и друг на друга, оказывается примерно одинаковым (см. табл. 12 внизу). Что же, троянцам противостояло три разных народа?

другие два этнонима (в частности, мы не удивились бы, найдя «быстроконные» в характеристике не данаев, а аргивян или даже ахейцев). Таким образом, эти три этнонима различаются не столько по актуальным значениям, не столько по наличному смыслу, сколько по традиционным связям. Эти этнонимы вошли в эпос из разных традиций, вошли с разными вкладами. Эти три имени могли означать одно и то же или почти одно и то же, но в разных источниках «Илиады».

Теперь предстоит заняться истоками различения синонимичных этнонимов, предысторией каждого этнонима, чтобы можно было ближе очертить каждый из трех вкладов. В отличие от обозначений осажденною города, которые я рассматриваю в предшествующей главе, об истоках троякого обозначения греков и об основе различения этих трех семантических полей гадать не приходится. Хорошо известно, что это этнонимы различного происхождения, что они первоначально имели разные значения и служили названиями конкретных этнических образований, не в каждом случае всех греков. Лишь с течением времени все они приобрели общегреческое значение. И снова утратили.

5. Ахейцы и Ахийява. Одно, по-видимому, имело широкое значение, возможно, даже охватывало всех греков уже в микенский период. Это «ахейцы». В классической Греции Ахея ('Αχαίη) — область на севере Пелопоннеса, и такою она слывет с глубокой древности36. Страбон сохранил предание о том, что первой страной, которую эпоним Ахей захватил, был Лакедемон; по эпониму жители названы ахейцами (неумышленное убийство как причина переселения, обычный объяснительный мотив, говорит о том, что причина неизвестна и что скорее всего никакого переселения не было, а необходимо было увязать ахейцев из двух разных мест). Оттуда якобы ахейцы заселили Ахею (Strab., VIII, VII, 1). На крайнем юге Лаконии Павсаний видел руины города, принадлежавшего ахейцам паракинарисским (Paus., III, 22, 9). Жителей о. Закинфа Фукидид описывает как ахейцев, вышедших из Пелопоннеса (Thucyd., II, 66, 1), а Павсаний уточняет, что они вышли из Аркадии (Paus., VIII, 24, 3). В «Илиаде» Аргос на Пелопоннесе противопоставляется фессалийскому Аргосу как Аргос Ахейский (Il., IX, 141 = 283; XIX, 115; Od., III, 251) Аргосу Пеласгическому (Il., II, 681). Словом, весь Пелопоннес несет следы обитания ахейцев (рис. 4).

57, 61) 37. Это мог бы быть культ, заимствованный из Пелопоннеса, подобно культу Деметры Фесмофорийской в Аттике 38, но есть некоторые основания для другого решения.

Дж. М. Эйтчисон установил, что гомеровское слово «Ахеида» ('Αχαιΐς), которым обозначается область ахейцев в «Илиаде» и «Одиссее», так же как и родственные слова на -ις, -ας, в микенское время не существовало. Это постмикенское образование. Картирование слов этого рода (рис. 5) показало четкое сосредоточение (14 из 17) в Северо-Восточной Греции: Южная Фессалия, Локрида, Беотия, Северная Эвбея. Эйтчиcон полагает, что этим подтверждается гипотеза о фессалийской родине ахейцев 39. Откуда взято такое сужение локализации — до одной Фессалии? На чем вообще основано понимание изоглоссы как области ахейцев? На деле собранные Эйтчисоном данные говорят только о том, что «Ахеида», «Эллада», «Алалкоменида», «Нереиды» и другие подобные слова вошли в эпос, в язык Гомера и Гесиода, из эолийского диалекта материковой Греции (3 пункта вне средоточия 14 — в эолийской области западной Греции). Эти слова прибыли в Малую Азию, видимо, с колонистами. Беотийский и локрийский компоненты в составе колонистов Лесбоса и Кимы хорошо известны (Strab., IX, II, 3; XIII, I, 3; XIII, III, 3; Thucyd., III, 2, 3).

«Ахеида», можно судить лишь по значению термина в «Илиаде». Нет никаких указаний на узкую локализацию Ахеиды в Фессалии. Единственная цитата, толкуемая в этом духе, — «много ахеянок есть и в Элладе и во Фтии» (Il., IX, 395) — означает лишь, что ахейцы населяют область, которая включает в себя Элладу и Фтию. Что она ограничена Элладой и Фтией — этого не сказано.

В «Илиаде» есть два намека на локализацию Ахеиды. Первый — в Il., III, 75-258: условием поединка Менелая с Парисом предусмотрено отплытие ахейцев домой, — в «питающий коней Аргос» и «славную прекрасными женами Ахеиду», а в другом месте (Il., IX, 447) славной прекрасными женами указана Эллада, в то время небольшая область на р. Сперхии. Но вся Греция сведена здесь к Аргосу и Ахеиде. Второй намек содержится в Il., IX, 770: разъезжая по Ахеиде и созывая рать, Нестор с Одиссеем прибыли во Фтию, в дом Пелея. В первом случае Ахеида, вероятно, означает расширительно северную половину Греции (в то время как Аргос — южную), во втором случае Ахеида по крайней мере включает в себя эту территорию. В «Одиссее» несколько раз (I, 334 = IV, 726 = 816; XV, 80) повторяется выражение «Эллада и весь Аргос» в смысле «вся Греция, северная и южная». Здесь значение Эллады явно то же, что в «Илиаде» — Ахеиды. Таким образом, глядя из Северо-Восточной Греции на Пелопоннес, эолийцы X-IX вв. до н. э. (когда формировалась изоглосса форм на - ις, - ας) уже не различали ахейцев за поднявшимся дорийским Аргосом, но еще удерживали представление об ахейцах как обитавших в древности «по сю сторону» (т. е. севернее) перешейка.

Греческие историки (Herod., II, 98; IX, 73, и др.) отличали древних ахейцев от прочих греческих племен. Но возможно, что такая трактовка — позднее явление, результат ограничения ахейцев Северным Пелопоннесом в итоге нашествия дорийцев и связанных с этим пертурбаций. Широкое распространение топонимов, фиксирующих память об ахейцах, по всей Греции — от Ахейских гор в Фессалии до скал Ахей на западе Пелопоннеса (Strab., VIII, III, 20) — говорит о том, что узкоплеменное название классического времени — это не реликт первоначальной узкой племенной функции этнонима, а локальные остатки былого всеобъемлющего названия и самоназвания всех греков, засвидетельствованного и в заморских странах (см. рис. 6).

Именно заморские отражения этого имени в разных языках свидетельствуют о том, что это самоназвание: тут имя не могло перейти от одного соседа к другому, они знакомились с ахейцами независимо друг от друга. Хетты называли всех греков по этому имени — Аххийява (ср. греч. 'Αχαι οί)40. Египтяне тоже знали этот этноним, записывая его «'kyws» (читается предположительно «Акайаваша» или «Акайваша» 41 XIX, 175), возможно, город Ахея на Крите (кносская табличка С 914: A-ka-wi-ja, может интерпретироваться как ΆχαιF-ία), Ахея-полис (Αχαία πόλις) на Родосе (Inscript. Graec, XII, I, 677) и Ахейский мыс у Саламина на Кипре (Strab., XIV, 682; Plot., V, 14, 4), а также гип-ахеи (под-ахейцы) в Киликии (Herod., VII, 91).

Относительно тождества Аххийява и Ахай(в)ой (ахейцы), предположенного впервые Э. Форрером42, не раз высказывались сомнения, связанные с соображениями историческими43 и лингвистическими (в хеттском обычно греческому χ соответствовал не ларингал h, а k; греческое -ai- не должно было в хеттском дать -ij- )44. Однако хетты вряд ли познакомились впервые с ахейцами непосредственно. Сначала они услышали об ахейцах от своих западных соседей, а те могли передавать безударное -ai- как -ij- (передает же это слово латынь как Achivi). Л. А. Гиндин, а также Т. В. Гамкрелидзе и В. В. Иванов показали еще несколько примеров, где греческому придыхательному смычному соответствует хеттский ларингал 4546.

А к накопленным до сих пор историческим аргументам в пользу отождествления Аххийява с ахейцами47 можно добавить один, по-видимому, решающий — тождество места и времени. Греческий материковый импорт ПЭ III В на западном побережье Малой Азии обнаружен в ряде мест, но участие Арголиды и Аттики в нем засвидетельствовано в трех местах: Илион (импорт из Арголиды), Элеатский залив — район Элей и Питаны (импорт из Аттики) и район Милета — от Эфеса до Галикарнаса (импорт из Арголиды) 48. Именно в этих трех местах хеттские источники отмечают появление Аххийява: конфликт из-за Вилусы-Илиоса XIV в., война в стране р. Сеха в середине XIII в. и война в районе Милаваты-Милета XIV-XIII вв. 49 В двух из этих трех мест отмечены топонимы, производные от имени ахейцев: Ахейская равнина и Ахейон в районе Илиона и Гавань ахейцев под Элеей (Strab., II, 3, 5; XIII, I, 31, 32, 36, 46). Итак, факты говорят, что Аххийява — это ахейцы и что в хеттское время они прибывали в Малую Азию с Балканского полуострова, в частности, из Арголиды и Аттики.

«данаи» не сохранились в памяти греков как самоназвание и вообще как этноним, но в царских генеалогиях Арголиды участвуют эпонимы этого племени Данай и Даная. Они связаны с историей Микен и Аргоса, и все события этого мифа локализуются очень узко (рис. 7), в основном в Арголиде (Paus., VII, I, 7) 50. У Псевдо-Аполлодора (II, 4) жители Аргоса по Данаю названы данаями. Миф о Данаидах тоже приурочивается к Арголиде 51, как и связанные с ним культы Деметры Фесмофорийской (Herod., II, 171) 52. Данай характеризуется мифом как пришелец из Египта, хотя и не египтянин, и некоторые исследователи связывают его появление в Арголиде с изгнанием гиксосов из Египта в первой половине XV в., подтверждая это археологически документированными (в Египте и в Микенах) контактами и сходством имен: предок Даная Эпафос — гиксосский царь Апофис53. Миф о превращенной в корову возлюбленной Зевса Ио и ее сыне Эпафосе действительно напоминает египетский культ богини-коровы и может восходить ко времени гиксосов, но мифы о царе Данае и царевне Данае слабо связаны с мифом об Ио и Эпафосе, во всяком случае не связаны с ним сюжетно. Египетские аллюзии в мифе о царе Данае скорее могут быть объяснены воспоминаниями об участии в нашествии «народов моря» на Египет в ХШ-ХП вв.

город Адана, сохранившийся и у турок. Адания и Адана — обычные варианты одного топонима в хеттском регионе (как Вилусия и Вилуса) 54. В том же XIV в. царь финикийского города Тира сообщал в Египет о событиях в царстве Дануна, а в XI (?) — IX вв. царство Дануна упоминается в ассирийских надписях 55. В том, что это то же самое царство, которое имели в виду хетты, убеждает более поздний источник — двуязычная лувийско-финикийская надпись конца VIII в. из Каратепе в Киликии 56. В тех местах надписи, где хеттский иероглифический (лувийский) текст называет город Аданава или народ Аданавана, в финикийском переводе подставлен народ dnnym (чит. дануним, множ. от дануна), а там, где в лувийском тексте стояло прилагательное Аданаваи, в финикийском переведено 'dn. В этом последнем Э. Ларош увидел передачу лувийского слова Адан(у)а. В термине Аданавана Ларош раскрыл образование от основы Adana — с суффиксом -wana (как Assurawana, Ninuwawana — ассириец, ниневиец), в термине Аданава — параллельное образование с суффиксом -wa (типа Хассува при Хассу, ср. Далава, Арцава, Ассува и т. д.)57.

Как от одного из малоазийских вариантов получилось семитское обозначение дануним, нас здесь не должно занимать (есть ряд возможных объяснений) 58

Но египтянам XII в. народ dnn (d,ynywn„ дайниуна, дануна) был известен как один из «народов моря», живущий «на их островах» (тексты фараона Рамсеса III)59. Его представители на египетских рельефах изображаются, подобно другим пришельцам из Эгейского мира, в коротких юбочках и в «коронах из перьев»60. Лингеистически этноним отождествляется с обозначением киликийских Адана-дануна 61. Что ж, либо к этому времени дануна стали островными жителями (что не очень вяжется с их обитанием позже все-таки в Киликии), либо это был другой народ, который египтяне почему-то называли тем Же именем. Здесь исследователям давно уже приходят на ум греки-данаи 62 (по преданию, Данай ввел в Греции пентаконтеры).

Δανα-οί или Δανα -οί (с такой же аферезой, как в семитской передаче). В ассирийских надписях VIII-VII вв. Кипр фигурирует под названием Yadanana или как страна Ya. Большинство царей этой страны носит греческие имена. «Ya-danana» У. Олбрайт раскрывает как «данайская Йа», «принадлежащая данана (данаям) Йа» 63. Видимо, не только в VIII—VII вв., но и в XII веке дануна-данана-даyаями назывались уже греки. В одном из вариантов надписи Рамсеса III (второй пилон в Мединет Хабу) этноним этот и пишется не dnn, а dn (d,ynw, — дайну, дану).

Почему же это имя перешло на греков?

В лувийском тексте указанной двуязычной надписи из Каратепе основателем царской династии города Аданава назван Мукса (Мукса-с), в финикийском переводе — Мпш. Этот деятель известен греческим сказаниям как греческий герой Мопс, внук прорицателя Тиресия, участник Троянской войны, ушедший из Троады сначала на юго-запад Малой Азии, а оттуда в Киликию и Финикию (эти сведения есть уже у Каллина, VII в. до н. э.). По другой версии, он лидиец. Ему приписывают основание святилища Аполлона в Кларосе (под Колофоном), где жил его отец, а также основание Аспенда и Фаселиды в Памфилии и городов Мопсугестии и Малоса в Киликии (рис. 8).

«Прегрешения Мадуватты») он выступает на юго-западе Малой Азии как Мукса и действует наряду с Аттарисией, «человеком из Аххии»64. В Аттариссии пытались увидеть Атрея или Атрида, но, судя по связи с Мопсом, это скорее всего хеттская передача имени Тиресия (Τειρεσίης). Этот деятель фигурирует сначала как победоносный враг Мадуватты и хеттов, а потом как союзник Мадуватты в успешной борьбе с хеттами. Вместе с Мадуваттой, который изменил прежним союзникам и заступникам хеттам, они напали на подчиненную хеттам Аласию — Кипр — и захватили остров или по крайней мере увели оттуда пленных. Мадуватта, по-видимому, лидиец: имя его становится в один ряд с именами лидийских царей, сообщаемыми Геродотом: Σαδυάττης, 'Αλυάττης65. Союзники Мадуватты в мятеже против хеттов — люди Питассы, видимо, предшественника античной Педасы на Галикарнасском полуострове. Аххия — это, возможно, Ахея — полис на Родосе. Родосский импорт обильно представлен в Мюзгеби-Ортакенте на Галикарнасском полуострове и в Миласе66, что в общем соответствует району ранних действий Мадуватты. На Кипре тоже есть явственные следы вторичной греческой колонизации (рубежа XIII— XII вв.) с Родоса67.

Имя Мопс из греческих корней не этимологизируется, но оно в греческом языке употребительно издавна: два рядовых носителя этого имени в ранней его форме «Мокс» (mo-qo-so) засвидетельствованы в табличках линейного В (XIII в.) в Пилосе и на Крите 68 Стало быть, исторический Мокс (позже для греков и финикийцев Мопс, Мпш) был греком. Он тесно связан с районами активности ахейцев, чья керамика XIII-XII вв. обнаружена и в Киликии. О его деятельности свидетельствуют поздние топонимы Мопсукрене («источник Мопса») и Мопсугестия («очаг Мопса») в Киликии, а в местах его предшествующей деятельности, на юго-западе Малой Азии, остался город Моксуполис в — глубине материка и неподалеку от него племя моксиане 69.

В последние десятилетия предложено перенести на эпиграфических основаниях «Прегрешения Мадуватты» из XIII в. в XV в. 70 Такая передатировка означала бы, что «династия Мопса» в Адании удлиняется еще на три века и растягивается с XV до VIII в., что Мопс появился в Киликии еще в XV в. и что этноним «дана-» мог быть принесен с ним из Греции (добавление начальной а- возможно в Малой Азии). Однако ряд видных хеттологов не принимает этой передатировки 71. Действительно, помимо других возражений, с ее принятием в XV век пришлось бы перенести и рейды Аттарисии на Кипр, тогда как, по археологическим данным, ахейское присутствие на Кипре фиксируется только с XIV в.

Геродот знает в Киликии каких-то Ύπαχαχοί («под-ахейцев», «не вполне ахейцев», «не чистых ахейцев»)72— обилие ахейской керамики местного производства и некоторое количество импорта ПЭ ШС из Арголиды73. Так что Мокс-Мопс, видимо, обосновался в царстве Адана и сделал его базой своих дальнейших операций. Это и обусловило именование его ахейцев, смешавшихся с местным населением, данайскими (греческий этноним Δαναοί имеет форму прилагательного). Греки из Арголиды имели в XII в. прямые контакты с Киликией, во время которых рассказы о Мопсе и Тиресии осели в греческом предании. И если легенды говорят о походе Мопса в Палестину вплоть до Аскалона, где он сбросил в озеро статую местной богини (по Ксанфу Лидийскому), то похоже, что за этим стоит какая-то реальность. Археологически и исторически продвижение и расселение «народов моря» прослеживается по всему палестинскому побережью, в некоторых пунктах обнаружена и позднемикенская керамика, в ряде поселений, в том числе в Аскалоне, — слой разрушения, относящийся к этому времени74.

С именем дануна-аданава-данаев связывают название еврейского племени Дан. Оно, единственное из 12 колен Израилевых, располагалось непосредственно у моря, даже в кораблях, возле Иоппе (Судей, 5, 17), не участвовало в ранних совместных предприятиях еврейских племен, а позже исчезло из еврейской истории. Предполагают, что это ассимиляция пришельцев 75. Стало быть, еще один переход этнонима.

Таким образом, для ахейцев из Арголиды, связанных с Киликией, возглавленные Мопсом дануна-аданава-данаи были сказочными лидерами в дальнем походе на Египет (дошли до Аскалона). Немудрено, что они быстро стали в памяти греков эпическими героями, как и в памяти киликийцев. Естественно было возвести к ним династию — в Арголиде, как и в Киликии.

по городу Келендериде в Памфилии. Имя Ваала и популярность этого бога у аданава и вообще на пути Мопса примечательны потому, что, по греческим легендам, Данай — сын Бела (Ваала). Имя же царя и крепости повторяет название другого города с этого пути — Аспенда, по названию на монетах — Эстфедия, что, по предположению Р. Д. Барнета, тождественно Аситава(н)де.

Данай и Даная — конечно, не реальные личности, а вымышленные эпонимы, сосредоточившие на себе не эпические, а сказочные мотивы. Династия же начинается с Персея, объявленного сыном Данаи.

(ср. воцарение Саргона). Сын Зевса и местной царевны был заключен в ящик вместе с матерью и пущен на волю волн. Прибитый волнами к о. Серифу, он начал оттуда свое продвижение в борьбе за господство над Арголидой — это указывает на исходный пункт агрессии и первоначальное гнездо династии. История с обменом престолами (Аргос на Тиринф), конечно, придумана впоследствии жителями усилившегося Аргоса, чтобы объяснить, почему столь славный герой оказался не в Аргосе, а в Тиринфе. Стало быть, реальный Персей царствовал в Тиринфе, а это возможно лишь в микенское время. Наконец, жену свою Андромеду Персей привез из расположенной недалеко от Аскалона Иоппе (Яффы) (Strab., I, II, 35; XIV, I, 28), где археолога раскопали слой обитания «народов моря» («Львиный храм»)76. Это привязывает всю историю ко времени «народов моря». Напрашивается вывод, что к этому времени и относится Персей. Возможно, однако, что и данайскую мать, и заморскую жену основателю династии придали задним числом, чтобы повысить престиж династии. В биографии Персея нет ни малейших сведений о его военных подвигах в данайских походах. А в микенское время, когда процветал Тиринф, в греческой этнонимике еще не было никаких данаев.

7. Аргивяне и Аргос. «пеласгическую» древность 77, на деле оно отсутствует в древних документах, и для сторонников микенского возраста Гомеровского эпоса применение этого имени в эпосе ко всем грекам, по признанию Т. Аллена, «загадочно» 78.

Имя это, конечно, локальное и в эпосе позднее. Аргивяне — это жители Аргоса. Какие бы значения ни придавать имени «Аргос» в «Илиаде», реальный, исторический Аргос был дорийским городом-государством, обретшим влиятельность и силу в IX—VIII вв. и оттеснившим пришедшие в захирение древние центры Микены и Тиринф 79. Этот рост и мог возвеличить имя аргивян в эпосе.

В «Илиаде» остались уже только слабые остатки употребления слова «Аргос» в узких значениях.

«Аргос» означает город Аргос: в «Каталоге кораблей» (II, 559) он числится в списке городов Диомеда, в «Нарушении клятв» Гера предлагает Зевсу в обмен на гибель Трои погубить три самых любезных ей города — Аргос, Спарту и Микены (IV, 52). В формулах два постоянных эпитета — ίππόβοτον («питающий коней») и πολυδίψιον («многожаждущий») — остались, очевидно, от времени, когда «Аргос означал Арголиду, но оба удерживаются при имени по традиции, и формулы эти уже не означают Арголиду — значения расширились (ср.: IL, IV, 171; IX, 246; XIX, 329 и др.). Только в одном случае «Аргос» — это Арголида или Аргосское царство: в рассказе Диомеда о Тидее. Тот из гористого Калидона, т. е. из Этолии, бежал в Аргос (Il., XIV, 119), поэтому род его и царствует в Аргосском государстве.

Значения более широкие, но все еще промежуточные по охвату, тоже оказались в основном позади. В «Испытании войск» Агамемнон опирается на скипетр, с которым он получил власть «над многими островами и всем Аргосом» (II, 108). Поскольку скипетр унаследован от Пелопса, наиболее вероятно, что Аргос здесь равнозначен Пелопоннесу или его значительной части. Такое же значение Аргос имеет в рассказе об Эврисфее и Геракле (XIX, 115, 122): Гера переносится с Олимпа в Ахейский Аргос, где царствует династия Персеидов. В обоих случаях столицей царства мыслятся Микены, а границы его неясны, но шире Микенского царства «Каталога». Во всяком случае культовый эпитет Геры 'Αργεΐη («Аргавянка», «Аргивская») может указывать территорию этого пространного воображаемого царства: оно включало, в соответствии с высказыванием самой Геры, Аргос, Спарту и Микены, т. е. охватывало восточный Пелопоннес. Трудно сказать, имеет ли постоянный эпитет Елены — 'Αργεΐη — тот же смысл или более широкий. Похоже, что в рассказе об очаге Персеидов подразумевается все-таки весь Пелопоннес, а само слово «Аргос» означает уже всю Грецию: ограничение Пелопоннеса достигается в этом пассаже с помощью спецификации эпитетом «Ахейский» (как уже сказано, в отличие от Пеласгического Аргоса — Северной и Средней Греции). Возможно, что еще в одном случае Аргос означает не всю Грецию: при встрече Диомеда с Главком ликийский герой сообщает о том, что в «питающем коней Аргосе» есть град Эфира, где царствовал в прошлом Сизиф; далее, определив, что предки были друзьями, Диомед говорит Главку: отныне я тебе «средь Аргоса» гостеприимец и друг, а ты мне — в Ликии (VI, 152, 224). Здесь Аргос может означать Пелопоннес, но может — всю Грецию. Конечно, в формуле, где Аргос в сочетании с Ахеидой охватывает всю Грецию (Il., IX, 447), «Аргос» означает Пелопоннес — как в «Одиссее» в формулах с Элладой. (Пелопоннес называется Аргосом и у Псевдо-Аполлодора в мифологическом контексте (II, 2).)

Вот и все случаи, в которых слово «Аргос» в «Илиаде» имеет различные узкие значения (город, Арголида, часть Пелопоннеса, Пелопоннес). В остальных случаях — «вдали от Аргоса», «возвратиться в Аргос», «рать из Аргоса» и т. п. — «Аргос» означает родину греков, Грецию (I, 30; II, 115, 287, 348; IV, 171; VI, 456; VII, 363; IX, 246; XII, 70; XIII, 227, 379, XIV, 70; XV, 30, 372; XIX, 329; XXIV, 437)80.

Таким образом, термин «Аргос» означал «город Аргос» лишь в немногих случаях, когда это было необходимо по конкретной ситуации; он покрывал Арголиду или Пелопоннес пережиточно, а живым его словоупотребление было лишь в смысле «вся Греция». Последнему словоупотреблению вполне соответствует значение термина «аргивяне» в «Илиаде». Из этого можно сделать вывод, что имя «Аргос» вошло в эпос еще тогда, когда оно, кроме города, применялось только к Арголиде и Пелопоннесу (или части Пелопоннеса), но термин «аргивяне» стал употребляться только тогда, когда имя «Аргос» означало уже всю Грецию, и теми, для кого оно имело такое значение. Это, конечно, не материковые греки.

8. Заключение. «аргивяне» был живым и влиятельным у певцов Гомеровского эпоса применительно к населению Греции, термин «данаи» — мертвым и утратившим изрядную долю престижа ввиду узкой связи с давно свергнутой династией Персеидов. Термин «ахейцы», самый старый и широкий из всех трех, был основным в эпосе (это наследие микенской эпохи в нем), но стал утрачивать величие именно потому, что по выходе из Темных веков имя «ахейцы» сохранилось как собственное наименование одного из многих греческих племен. Реальная Ахея свелась к небольшой области на севере Пелопоннеса, весьма захолустной, и именовать всех греков великой коалиции в славной и легендарной войне «ахейцами» становилось все более неловко.

Такова хронология вхождения этнонимов в эпос. Но этим еще не определяется последовательность их вхождения в «Илиаду». В поэме все три имеют одно значение, но разные наборы эпитетов, не определяемые целиком просодикой, разную сочетаемость, разные традиционные связи. Все три этнонима имеют разные ареалы первоначального бытования («данаи» — самый узкий и специализированный на описании восточных походов, «аргивяне» — пошире, «ахейцы» — самый широкий), они имеют разные — и притом другие (чем изначальные) — ареалы последующего сохранения. Это говорит о том, что судьбы всех трех этнонимов были разными. Все три вошли в эпос не только в разное время, но и из разных традиций, и возможно, что в «Илиаду» они вошли из разных источников, с разными вкладами. Это подлежит особому исследованию.

Примечания

1 W. E. Gladston. Studies on Homer and the Homeric Age. 3 vols. Oxford, 1858 (здесь цит. по: W. E. Gladston. Homerische Studien / Bearb. v. A. Schuster. Leipzig, 1863. S. l, 68-86).

2 Ibid. S. 81.

üntzer. Αχαιοί, Παναχαιοι, Αργειοι, Δαναοί bei Homer // Berliner Zeitschrift für das Gymnasialwesen. N. F. II, 1868. S. 958-966 (= HA. S. 568-578).

4 А. della Seta. AAD. Р. 133-210, особ. 136-155.

5 Система доказательств позднего характера дискурсивных частей G. P. Shipp. SLH.

7 T. W. Allen. Homer: The origins and transmission. Oxford, 1924. P. 110.

9 В последние годы идею северного Аргоса у Гомера отстаивает Р. Друз — см.: R. Drews. Argoc and Argives in the Iliad // CP. Vol. LXXIV. 1979. P. 111-135.

10 Определенный артикль свидетельствует о том, что это не город, а местность — см.: V. Burr. Νεων κατάλογος Untersuchungen zum homerischen Schiffskatalog (Kho, Beiheft 49). Leipzig, 1944. S. 87.

11 P. J. Loptson. Pelasgikon Argos in the Catalogue of Ships (681) // Mnemosyne. Vol. XXXIV. 1981. P. 136-138; Idem. Argos Achaiikon // I. 'antiquite classique. T. LV. 1986. P. 42-65.

12 J. N. Coldstream. GG. P. 141-142, 149-150.

14 M. Parry. L'Epithete traditionnele dans Homere. Paris, 1928 (цит. по: M. Parry. ΤΕΗ. Р. 100-102).

15 P. Wathelet. Les noms des Grecs et de la Grece dans les formules de l'epopee homerique // Actes du XIe Congres International des sciences onomastiques. Sofia, 1972. T. 2. Sofia, 1975. P. 429-441.

16 М. Н. Славятинская. Этнонимы в поэтическом тексте // Этногенез народов Балкан и Северного Причерноморья. М., 1984. С. 119-127.

17 Цифровые данные взяты у делла Сета. В отношении «Илиады» они выверены заново по указателю А. Геринга (А. Gehring. Index Homericus. Lipsiae, 1891) и тексту «Илиады». Расхождение: у делла Сета в VII песни 33 упоминания ахейцев, на деле 34.

cit.) и словарю Г. Эбелинга (H. Ebeling. Lexicon Homericum. T. I-II. Lipsiae, 1885-1889).

19 Α. Schuster. Untersuchungen über die homerischen Beiwörter. I. Programm Stade 1866.

20 Полностью отрицая у Гомера характеристику состояний героев и предметов эпитетами, Дюнцер понимал «определяющие» эпитеты как отличающие один объект данного класса от других. Но такие эпитеты могли быть и постоянными. Поэтому позже под индивидуализирующими стали понимать такие, которые дают характеристику, значащую только для данного контекста.

21 H. Duntzer. Zur Beurteilung der stehenden Homerischen Beiwörter. HA. S. 507-516.

22 D. H. F. Gray. Homeric epithets for things // CQ. Vol. XLI. 1947. № 3-4. P. 109-121.

ΤΕΗ. Р. 64, 87, 100-102, 118, 137-143, 165.

24 D. L. Page. HHI. Р. 284. n. 81; P. Wathelet. Op. cit. P. 431-432.

25 H. L. Lorimer. Homer and the monuments. London, 1950. P. 197-200, 209; D. L. Page. HHI. P. 246-247; ср.: P. Zanacani Montuoro. Gentevestita di bronzo // RRAL. Vol. XXIII. 1968. P. 249-254.

26 D. L. Page. Op. cit. P. 244-245.

έλίκωψ // Annali dell Facolti di Let. Univ. Napoli. Vol. XIII. 1970-1971. P. 5-13.

29 Когда в середине VII в. до н. э. изгнанные Кипселом Бакхилиды бежали из Коринфа в Спарту, длинноволосые спартанцы смеялись над их остриженными головами (Plut., Lysand., 1, 2).

30 J. Borchhardt. Helme // АН. Bd. I. Kriegswesen. Teil 1. 1977. S. E70.

31 P. Wathelet. Op. cit. P. 431-432.

32 D. L. Page. HHI. Р. 282. n. 64; Μ . Η . Славятинская. Указ. соч. С. 21.

Μ . Η . Славятинская. Указ. соч. С. 21.

34 D. L. Page. HHI. Р. 242-248, 280-282, η. 64.

35 Подсчеты произведены по конкордансу К. Э. Шмидта (C. E. Schmidt. Parallel-Homer oder Index aller homerischen Iterati in lexikalischer Anordnung. Göttingen, 1885). Намеренные повторения не вкпючены. Устранены повторения внутри конкорданса.

36 J. K. Anderson. Α topographical and historical study of Achaea // Annual of the British School at Athens. Vol. XLIX. 1954. P. 72-92; Th. J. Papandopulos.. Myeenaean Achaea. Göteborg, 1979.

37 R. L. Farnell. Cults of the Greek states. Vol. III. Oxford, 1909. P. 323-324.

39 J. Μ. Aitchison. The Achaean homeland: ΑχαιF/ία or 'ΑχαιFος // Glotta. Bd. XL1I. 1964. H. l/2. S. 17-28.

40 Р. В. S. Andrews. The Mycenaean narne of the land of the Achaians // Revue Hittite et Asianique. Vol. XIII, n. 56. 1955. P. l-19.

41 W. F. Albright. The vocalization of the Egyptian syllabic orthography. New Häven, 1934. P. 34.

42 E. Forrer. Vorhomerische Griechen in den Keilinschriften von Boghazköi // MDMG. Bd. 63. 1924. S. l-22; Idem. Für die Griechen in den Boghazköi-Inschriften // KF. Bd. I. 1929. S. 252-296.

44 I. Friedrich. Werden in den hethitischen Keilschrifttexten die Griechen erwähnt? // KF. Bd. I. 1927. H. l. S. 87-107; F. Sommer. Die Ahhijava-Urkunden (ABAW, N6), 1932; Idem. Ahhijavafrage und Sprachwissenschaft // Ibid. N9. 1934. S. 73-101; Idem. Ahhijava und kein Ende? // Indogermanische Forschungen. Jg. 55. 1937. S. 225-287.

45 Л. А. Гиндин. Язык древнейшего населения юга Балканского полуострова. М., 1967. С. 26; Он же. Гомеровское KHTEI0I в конкретно-исторической интерпретации // Славянское и балканское языкознание. М., 1983. С. 32-36; Т. В. Гамкрелидзе, Вяч. Вс. Иванов. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Тбилиси, 1984. С. 903.

46 H. G. Güterbock. The Ahhiyava problem reconsidered // AJA. Vol. 87. 1983. N. 2. P. 138.

47 F. Schacher meyr. Hethiter und Achäer // MAOG. Bd. IX. 1935. N1-2; idem. Zur Frage der Lokalisierung der Achijawa // Minoica (Berlin), 1958. S. 365-380; G. L. Huxley. Achaeans and Hittites. Oxford, 1960; Ρ. В. Гордезиани. ПГЭ. С. 183-185; M. J. Mellink. Ahhiyawa-Achaeans in Western Anatolia // AJA. Vol. 87. 1938. N2. P. 138-141.

— Ephesus, p. 129-130 — Iasos, p. 138-141 — Müzgebi, p. 143-144 — Pitana, p. 146 — Troy).

49 J. Garstang, O. R. Gurney. The geography of the Hittite Empire. London, 1959. P. 75-82, 93-97, 101-107, 111-115, 121-123.

50 B. Niese. Ε HP. S. 212, Anm. 3; G. Busolt. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Gotha, 1893. Bd. I. S. 108, Anm. 2, S. 223; L. B. Holand. The Danaoi // Harvard Studies in Classical Philology. VoLXXXIX. 1928. P. 59-92.

51 W. Schwarz. Die Danaidensage // Philologische Jahrbücher. Bd. CXLVII. 1893. S. 93-112; C. Bonner. Α study of the Danaid Myth // Harvard Studies in Classical Philology. Vol. XIII. 1902. P. 129-173; D. Waser. Danaides // RE. Bd. 4. 1901. Sp. 2087-2091; O. Jessen. Hypermestra // RE. Bd. 9. 1914. Sp. 289-291.

52 Дж. Томсон. ДЭМ. C. 124-129.

54 А. Gоеtzе. Kizzuwatna and the problem of Hittite geography (Yale Oriental Series. Researches. Vol. XXII). New Häven, 1940. P. 54-60; J. Garstang, O. R. Gurney. Op. cit. P. 59-61.

55 S. Vercer. The Teil el Amanta tablets. Vol. 2. Toronto, 1939. P. 496. N151. 52; R. D. Barnett. Karatepe, the key to Hittite hieroglyphs // AS. Vol. III. 1953. P. 88.

56 D. Ussishkin. The date of the Neo-Hittite enclosure in Karatepe // AS. Vol. 19. 1969. P. 121-137.

57 E. Laroche. Emdes sur les hierogliphes hittites. 6. Adana et les Danouniens // Syria. T. XXXV. 1958. P. 263-275.

59 W. F. Albright. Some oriental glosses on the Homeric problem // AJA. Vol. 54. 1950. P. 171-172.

60 W. F. Albright. The Sea Peoples in Palestine // САН. Vol. II, pt. 2. 1975. P. 507-509; N. Sandars. The Sea Peoples. London, 1978. P. 135, pl. 92. P. 188-189, pl. 123, 125.

61 E. Laroche. Op. cit.

62 H. Th. Bossert and H. Cambel. Karatepe. Second preliminary report. Istanbul. 1947. P. 30; W. F. Albright. Op. cit.; V. Georgiev. Sur 1'origine et la langue des PeTasgues, des Philistes, des Danaens et des Acheens // Jahrbuch für kleinasiatische Forschung (Heidelberg). Bd. I. 1950. N1. S. 136-141.

64 R. D. Barnett. Karatepe, the key. to Hittite hieroglyphs // AS. Vol. 3. 1953. P. 83; Idem. Mopsos // JHS. Vol. 63. 1953. P. 140-143; F. Bron. Recherches sur les inscriptions pheniciennes de Karatepe. Geneve; Paris, 1979 (non vidi).

65 A. H. Sayce. Perseus and the Achaeans in the Hittite tablets // JHS. Vol. 45. 1925. P. 161-163.

66 Ch. Mee. Op. cit. P. 138, 140, 142, 149-150.

67 H. Otten. Neue Quellen zum Ausklang des Hethitischen Reiches // Mitteilungen der Deutschen Orient-Gesellschaft zu Berlin. Bd. 94. 1963. S. 21-23; В. Г. Борухович. Ахейская колонизация Кипра: Проблемы античной государственности. Л., 1982. С. 4-20.

70 Об этом см.: Л. С. Клейн. Рец. на книгу Дж. Г. Маккуина «Хетты и их современники в Малой Азии» // НАА. 1985. №1. С. 194-198.

71 См. там же. С. 195.

72 P. Kretschmer. Die Hypachäer // Glotta. Bd. 21. 1932. S. 253-255; Idem. Nochmals die Hypachäer und Alaksandus // Glotta. Bd. 24. 1936. S. 203.

74 W. F. Albright. The Sea Peoples in Palestine // САН. Vol. II, pt. 2. 1975. P. 514: Bar nett R. D. The Sea People // Ibid. P. 366-378.

75 C. H. Gordon. The Ancient Near East. New Vork, 1965. P. 156, footn. 13; J. Vadi η. 'And Dan, why did he remain in ships" // The arrival of the Greeks / Ed. J. G. Best. Amsterdam, 1973; A. H. Jones. Bronze Age civilization: the Philistines and the Danites. Washington, 1975; V. Arbeitman, G. Rendsburg. Op. cit. P. 150-152.

76 T. Dothan. Some aspects of Üie appearance of the Sea Peoples and Philistines in Canaan // Griechenland, die Ägäis und die Levante während der «Dark Ages» vom 12. bis zum 9. Jh. v. Chr. Wien, 1983. S. 105.

77 Р. В. Гордезиани. ПГЭ. C. 173.

79 J. H. Schneiderwirth. Geschichte des dorischen Argos. Bd. I. Heiligenstadt, 1865; R. A. Tomlinson. Argos and the Argolid. Ithaca; N. Y., 1972.

80 V. Burr. Op. cit. S. 88, Anm. 1.