Важнейшие достижения древнеримской прозы
Прозаической речью римская словесность пользовалась еще в долитературный период своего существования (V – IV вв. до н.э.). Это были ораторские выступления политических деятелей древней республики, тексты законов, летописи.
Кое-что уже тогда фиксировалось. Например, знаменитые «Законы ХII таблиц» были вырезаны на медных досках и выставлены для всеобщего обозрения, но каждый римлянин смолоду заучивал их наизусть. «Верховный жрец вел на белых досках летопись (анналы), где отмечались имена должностных лиц, знаменья, списки побед и поражений, – все, что свидетельствовало о милости или немилости богов к римскому народу» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.423).
Первый шаг от устной словесности к литературе сделал римский консул48 Аппий Клавдий Слепой на рубеже IV и III вв. до н.э., записавший свои речи, произнесенные в сенате, то есть совете старейшин (тексты до нас не дошли). Таким образом, римская литература открывается памятниками ораторской прозы. Правда, эти произведения вряд ли осознавались их автором как произведения искусства слова. Во всяком случае, тот же Аппий, создавая сборник моральных сентенций, обратился к стихотворной форме. Возможно, он считал ее более художественной.
Параллельно с ораторской прозой и, бесспорно, учитывая ее опыт, начала развиваться римская историография. Первый обзор истории Рима сделал сенатор Фабий Пиктор ок.210-205 гг. до н.э. (текст до нас не дошел). Его задача не ограничивалась изложением фактов. Автор стремился поддержать престиж римского государства на международной арене. Поэтому он утверждал троянское происхождение римлян, их природную доблесть и доказывал, что завоевательная политика Рима преследует самые высокие цели.
Свой труд Фабий Пиктор адресовал грекам и эллинизированной интеллигенции сопредельных стран, то есть самой высокообразованной части населения Средиземноморья. Поэтому он составил текст по-гречески, пользуясь услугами греков-секретарей.
Итак, Фабий Пиктор и его последователи уже не просто пересказывали анналы, а подчиняли свои исторические сочинения определенным идейным задачам. Однако «до создания истории с философской концепцией римские историки еще не поднимаются» (ИВЛ. – С.436). Впервые осмыслить особую роль Римского государства как мировой державы удалось греку Полибию (ок. 200 – 120 гг. до н.э.), прожившему в Риме 16 лет. В своем 40-томном труде «История» (полностью сохранилось 5 книг, плюс фрагменты остального) он создал универсальную картину «единого исторического процесса во всех частях цивилизованного мира» (ИВЛ. – С.436) и пришел к выводу, «что выше всех в своем историческом расцвете находится сейчас Рим. …Поэтому закономерно и благотворно то, что в течение всего лишь полувека (220 – 168 гг.) под властью Рима оказалось все Средиземноморье... В лице Рима Полибий приветствует то мировое государство, в котором нуждалось рабовладельческое общество» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.438).
Новый шаг в развитии римской прозаической литературы был сделан во II в. до н.э. Тогда Рим окончательно установил свою власть над греческими землями. Материальные богатства и духовные ценности, накопленные греками, стали широко доступны римлянам и приобрели особую популярность в культурных кругах римского общества. Горячими поклонниками греческой культуры были, например, члены кружка полководца Сципиона Африканского (Старшего). Они пропагандировали новые духовные ценности, утвердившиеся под эллинским влиянием в дополнение к традиционному идеалу римской доблести (virtus romana), такие как iustitia (справедливость), clementia (милосердие), humanitas (человечность), urbanitas (вежество).
Сторонникам греческой моды активно противостояла партия защитников старины, традиционного полисного строя во главе с Марком Порцием Катоном Старшим (234 – 149 гг. до н.э.). На первый взгляд может показаться, что эти «консерваторы» сопротивлялись обновлению римской культуры на путях ее эллинизации. Например, они добились изгнания из Рима греческих философов и прекращения строительства стационарного театра по образцу греческих. Однако на самом деле Катон и его единомышленники ратовали за самобытность римской культуры и духовной жизни. Их деятельность была так же необходима для будущего синтеза римской и греческой культуры, как и эллинофильство Сципиона (см. ИВЛ. – С.428).
Особенно любопытно то, что средством своей борьбы «римские консерваторы» сделали литературу, а именно – прозу. «В противовес греческой теоретической науке Катон пишет своего рода энциклопедию римских практических знаний: ряд сочинений о сельском хозяйстве, военном деле, праве и т.д.; в противовес индивидуализму греческих историков и их римских подражателей он пишет «Начала», очерк истории Рима и Италии (первый на латинском языке), где сознательно опускает все имена политиков и полководцев (из сочинений Катона сохранилась лишь книга «О сельском хозяйстве» – первый памятник латинской прозы)» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.427). Причем в своих ораторских выступлениях и других сочинениях Катон уже сознательно делал ставку на красноречие. «Но это красноречие держалось только индивидуальным талантом и опытом говорящего; его основной принцип: “Держись сути, слова приложатся”, – не возмещал отсутствия таланта, а редкие записи речей не способствовали обобщению опыта» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.435).
Более надежным ориентиром оказалась греческая риторика.
Вооруженные ее приемами ораторы из «новых людей» (представителей демократической оппозиции в сенате, наподобие братьев Тиберия и Гая Гракхов), в своей борьбе за власть «оказались в равном и даже превосходящем положении по сравнению со своими противниками – родовитыми ораторами-сенаторами» (ИВЛ. – С.436). Таким образом, сама практика красноречия доказывала, что в прозаических произведениях, как и в поэтических, недостаточно только «держаться сути». Правильно выбранное и эстетически организованное словесное оформление эффективно помогает донести «суть» до аудитории, поэтому следует заботиться о нем особо. Этот опыт был с успехом реализован в творчестве римских писателей следующей эпохи.
***
Распространено мнение о том, что Золотой век римской культуры ограничивается эпохой принципата Октавиана Августа (27 г. до н.э. – 14 г. н.э.) или же историческим интервалом между смертью Цезаря (44 г. до н.э.) и смертью Августа (14 г. н.э.)49. Такая датировка отчасти обоснована исторически: именно политика Октавиана положила конец столетней полосе гражданских войн, в которых и погибла Римская республика. Тогда, в обстановке относительной стабильности, в стране начался экономический и культурный подъем. Причем особенно большое значение Август придавал государственной координации развития литературы с целью сделать ее активным проводником официальной идеологии. «Под крылом» принцепса и благодаря продуманной организационной деятельности его советника Гая Цильния Мецената (имя которого станет впоследствии нарицательным названием богатого человека, щедро субсидирующего искусство) римская литература закономерно получила новый импульс для своего развития и достигла того состояния расцвета, которое и принято называть Золотым веком. И все же процесс ее обновления начался раньше – в первой половине и середине I в. до н.э. (лирика неотериков, эпопея Лукреция). Тогда же и римская проза сделала значительный шаг вперед по сравнению с литературой архаического периода.
В условиях ожесточенной общественно-политической борьбы особенно было востребовано и получило интенсивное развитие красноречие – политическое и судебное. О его достижениях мы можем судить по речам Марка Туллия Цицерона (106 – 43 гг. до н.э.). До наших дней дошли 58 текстов, то есть около половины всех созданных им ораторских выступлений.
Цицерон – яркая и трагическая фигура в римской истории.
Человек умный и дальновидный, он лучше многих современников понимал обреченность республики, изжившей себя окончательно; но изменить своим прошлым убеждениям, предать идеалы римской свободы считал недостойным. Поэтому Цицерон защищал демократический строй как государственный деятель и как блестящий оратор, отдавший свой талант красноречия на службу отечеству. Так, в 63 г. до н.э. он предотвратил заговор Луция Сергия Катилины, разоблачив преступника в своих выступлениях перед сенатом.
В центре любой речи Цицерона конкретные люди, объекты пристального авторского внимания. Кроме того, всюду чувствуется и присутствие личности оратора – в пафосе, эмоциональных обращениях к аудитории, в субъективных оценках и нравственно-философских отступлениях. С завидным мастерством Цицерон создает морально-политические портреты своих героев: грубого, жестокого и алчного сицилийского наместника Гая Верреса, притеснителя честных рядовых граждан (серия речей против Верреса – 70 г. до н.э.), или беспринципного выскочки Марка Антония, который норовит присвоить власть, выпавшую из рук убитого Цезаря. Против Антония Цицерон направил 14 ораторских выступлений (44-43 гг. до н.э.), созданных по примеру знаменитых филиппик Демосфена. В конечном итоге это стоило ему жизни.
творческой личности. Там же прозвучала его знаменитая похвала наукам, впоследствии перефразированная в стихотворении М.В.Ломоносова: «Другим радостям нашим ставят пределы и время, и место, и возраст, а эти занятия юность нашу питают, старость услаждают, в счастье нас украшают, в несчастье прибежищем и утешением служат, радуют нас дома, не мешают в пути, с нами они и на покое, и на чужбине, и на отдыхе».
Приведенный фрагмент представляет собой прекрасный образец периода, технику которого Цицерон воспринял у Исократа и успешно ввел в практику римского красноречия. Подобно Исократу, он весьма заботился о благозвучии и «украшенности» речи.
Развивая опыт греческих риторов, Цицерон разработал также теорию трех стилей (высокого, среднего и простого) и правила их применения в литературной практике.
Каждое ораторское выступление Цицерона – это произведение искусства, «завершенный памфлет с острым сюжетом, синхронным тому событию, которое явилось предметом страстной критики или защиты, с анекдотами о знаменитых людях, новеллами, примерами аналогичных случаев, живыми бытовыми картинами, яркими портретами – характеристиками лиц, причастных к данному делу, вымышленными диалогами, цитатами или изречениями, шутками и насмешками»50. Он понимал, что способ изложения сути для оратора не менее важен, чем сама суть.
Цицерон был не только практиком, но и теоретиком красноречия (трактат «Об ораторе»). Кроме того, он внес значительный вклад в развитие римской философской прозы (сохранились 12 трактатов по философии).
Принято считать – и на то есть свои основания, – что среди римлян не было оригинальных философов; они лишь эклектически сочетали элементы разных философских концепций, разработанных греками, пытались их обобщать и приспосабливать к своей ситуации. Например, современник Цицерона Марк Теренций Варрон в трактате «О философии» «предлагает систематизацию всех философских учений, не только существовавших, но и возможных и насчитывает их 288» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.439).
Цицерон также был хорошо знаком с достижениями греческих мыслителей, но вместе с тем его философские идеи «не лишены оригинальности. Цицерон обосновывает гуманную сущность и высокое социальное значение философской деятельности, отстаивает принцип единства философской теории и практической гражданской жизни («Об ораторе»). Затрагивая проблемы онтологии и натурфилософии, а также теории познания («О природе богов», «О предвидении», «Учение академиков»), он уделял основное внимание вопросам этики и политической теории («О пределах добра и зла», «О судьбе», «О старости», а также «О государстве», «О законах»). …Стоическому фатализму Цицерон противопоставлял идею свободы воли. Цицерон разработал оригинальное учение о нравственных и гражданских обязанностях» (ФЭС. – С.734). Как и в речах, в его философских сочинениях важную роль играет личностное начало.
Так, трактат «Об обязанностях» построен в форме наставлений автора сыну Марку, а «Тускуланские беседы» организованы как нравственно-философские размышления в форме диалогов и посвящены Марку Юнию Бруту (будущему убийце Цезаря) – увлеченному философией молодому другу писателя.
Во многом благодаря Цицерону в литературе обрела права гражданства эпистолярная проза. Сохранилось около тысячи его писем, в основном к другу Аттику. К публикации автор их, как правило, не предназначал; однако и в частной переписке он оставался выдающимся мастером слова. «В письмах мы видим не только Цицеронаписателя и политика, но и Цицерона-человека: вежливого корреспондента, участливого друга, нерасчетливого хозяина, любящего отца; более того, в письмах мы видим душевную жизнь Цицерона: впечатлительность и склонность к увлечению в сочетании с рассудочным самоконтролем, с привычкой взвешивать и учитывать до бесконечности все доводы за и против, постоянное стремление к золотой середине и мучительную необходимость выбирать между крайностями, колебания, тщеславие и недовольство собой... «Цицерон – первый в европейской и мировой культуре писатель, за сочинениями которого с планомерной отчетливостью выступает его собственная личность», – утверждает М.Л.Гаспаров и выделяет «три аспекта его роли в истории мировой культуры и литературы: его личность, его гуманистический идеал и его работу над созданием латинского языка и стиля» (ИВЛ. – С.444).
Марк Фабий Квинтилиан (ок.35 – ок. 100 г. н.э.), римский оратор и учитель риторики, автор 12-томного труда «Наставление оратору», 10-я книга которого содержит «краткий очерк истории греческой и римской литературы, отмеченный тщательной взвешенностью характеристик и тонкостью критики» (СА. – С.256), утверждал, что из всех римлян в ораторском мастерстве с Цицероном мог бы померяться только Юлий Цезарь, «будь у него больше времени для красноречия».
Гай Юлий Цезарь (100 – 44 гг. до н.э.) прожил яркую жизнь удачливого военачальника и политического лидера, пройдя путь от войскового трибуна51 (73 г. до н.э.) до диктатора (44 г. до н.э.), фактически превратившего Рим в монархию при республиканской форме правления. Далеко не последнюю роль в столь головокружительной карьере сыграло его блестяще мастерство оратора,
К сожалению, тексты речей Цезаря до нас не дошли. Возможно, автор не придавал их фиксации и литературной обработке такого же большого значения, как Цицерон. В историю античной и мировой литературы Юлий Цезарь вошел как автор двух книг: «Записки о Галльской войне» (ок. 52-51 гг. до н.э.) и «Записки о гражданской войне» (смерть от рук заговорщиков помешала ему завершить этот труд). Иногда эти произведения рассматривают в контексте римской исторической прозы. Однако Юлий Цезарь называет их не «Историями», а «Записками», то есть заметками очевидца и участника событий, который не выдает свою точку зрения за истину в последней инстанции. Интересы автора записок обширны и разносторонни. Так, в «Записках о Галльской войне» немало наглядных, убедительных описаний, ценных этнографических сведений о жизни кельтов (римляне называли их галлами), находившихся тогда еще на стадии первобытной общины.
Главная цель автора здесь состоит в том, чтобы «создать впечатление достоверности и объективности. Об этом говорят спокойный, якобы незаинтересованный тон, изложение фактов от третьего лица, введение эпизодов, показывающих не только победы римлян, но и гибель героев, допущенные просчеты, отсутствие воинской выдержки, точность описания местности, боевой обстановки, отсутствие риторических украшений («записки» в буквальном переводе означают «комментарии»). Однако отсутствие явного самовосхваления еще более подчеркивает мысль, что все сражения в Галлии, экспедиции за Рейн и в Британию необходимы для безопасности и престижа Римского государства и потому законны. Таким образом Цезарь утверждал в общественном мнении законность своих действий и отвечал своим противникам, обвинявшим его в бессмысленном растрачивании сил римского войска» (Горбунов А.М. Указ. соч. – С.64).
В «Записках о гражданской войне» собственное мнение автора, несмотря на форму повествования от третьего лица, уже совершенно явственно «выступает на первый план, и записки приобретают характер апологии с мелочным порицанием политических противников. Сам же Цезарь выглядит мудрым государственным мужем, чьи интересы не выходят за рамки общественной необходимости, а нарушителями законов становятся его личные враги, развязавшие многолетнюю гражданскую войну» (Горбунов А.М. Указ. соч. – С.65). Автор создал поистине миф о самом себе – смелом талантливом военачальнике, мудром, ответственном и бескорыстном политическом лидере52. Таким образом, в «Записках…» Цезаря проявил себя тот «литературный жанр, к которому может восходить и документальная хроника, и мемуары, и военный роман» (Горбунов. А.М. Указ. соч. – С.64).
Проза Юлия Цезаря отличается простотой, ясностью изложения и строгим стилистическим единством. Сила этого писателя, по мнению М.Л.Гаспарова, – «в его энергичных периодах, разом охватывающих обстановку действия, его направление, препятствия и исход: если Цицерон – мастер периода в рассуждениях, то Цезарь – мастер периода повествовательного» (ИВЛ. – С.446).
Итак, Юлий Цезарь в своих сочинениях выступает преимущественно как мемуарист, тогда как его сподвижник Гай Саллюстий Крисп (85 – 35 гг. до н.э.) внес свой значительный вклад в развитие римской исторической прозы. Оценили его быстро. Уже в следующую эпоху, в I в. н.э., язвительный эпиграмматист
Марк Валерий Марциал отозвался о Саллюстии с большим почтением:
«Первым», так как именно Саллюстий решительно преодолел перечислительную описательность древних анналистов и сделал важнейшим организующим фактором своих сочинений собственную нравственно-философскую концепцию бытия. Ее источником для писателя стал личный жизненный опыт. Республиканский строй никогда не обольщал Саллюстия. Поэтому он встал на сторону Цезаря, участвовал в его военных походах. В «Письмах к Гаю Цезарю о государственных делах» (50 и 46 гг. до н.э.) он изложил свое представление об идеальном правителе, который заботится о «свободе, равной для всех», и об утверждении прочного мира. Трудно сказать, насколько правление Цезаря соответствовало этому идеалу. После смерти диктатора Саллюстий стал свидетелем жестокой борьбы за власть между его преемниками. Участвовать в ней он уже не собирался и потому «удалился от общественной жизни, мрачно осуждая все происходящее… К этому периоду позднего пессимизма и относятся его исторические произведения – «Заговор Катилины» (41 г.), «Югуртинская война» (39-36 гг.), «История» (36-35 гг.)»(ИВЛ. – С.447). Последнее сохранилось лишь во фрагментах, процитированных позже Сенекой, Авлом Геллием и др.
Во всех указанных сочинениях автор развивает общую мысль о катастрофическом падении нравов и духовном вырождении римского общества в условиях гражданской смуты. По его мнению, «…такое вырождение есть неминуемое следствие трагической двойственности человеческой природы, в которой высокий дух и порочное тело непримиримо враждебны друг другу» (ИВЛ. – С.447), причем особенно страшны последствия этого всеобщего процесса в среде правящей аристократии. Саллюстий отмечает различные виды безумия, охватившего мир. Это и опасный произвол порочного человека («Заговор Катилины»), и междоусобная война («Югуртинская война»). Вся история Рима в его глазах лишена светлых периодов и представляет собой цепь непрерывных социальных конфликтов. И все же порочной современности писатель противопоставляет эпоху древней республики – эпоху неиспорченных нравов и истинной доблести.
Как справедливо замечает М.Л.Гаспаров, «значение этической концепции Саллюстия для истории литературы в том, что с нею в римскую историографию приходит психологизм. Чтобы изобразить исторические события как следствие падения нравов, Саллюстий должен выдвигать на первый план характеры действующих лиц: у него человек – творец истории.
…Психологизм и драматизм – главные черты повествовательной манеры Саллюстия» (ИВЛ. – С.448). Пример мастерской психологической характеристики можно видеть в следующем фрагменте из монографии «Заговор Катилины» ( событие, которое для Цицерона было текущей современностью, для Саллюстия становится уже историческим фактом): «Луций Сергий Катилина, потомок знатного рода, был человеком сильного духа и тела, но нравом дурной и извращенный. Смолоду ему были милы междоусобные войны, убийства, грабежи, гражданские распри, и в них он закалил свою юность. Тело его было выносливо в гладе, хладе и бдении сверх всякого вероятия; дух был дерзок, коварен, переменчив, в любом деле лицемер и притворщик, жадный до чужого, своего расточитель, страстный во всех желаниях, красноречия вдоволь, благоразумия мало. Ненасытный, вечно дух его жаждал безмерного, невероятного, недостигаемого. День ото дня все сильней бушевала его ожесточенная душа от скудости средств и сознания преступлений, …к тому же его подстегивало разложение нравов государства, раздираемых пагубными и разновидными пороками: расточительностью и алчностью».
Фрагмент удачно демонстрирует также индивидуальный стиль, который Саллюстий выработал, следуя примеру Фукидида и отталкиваясь от плавного, уравновешенного слога Цицерона. Писатель не воспевал, а сурово судил современность и недавнее прошлое, подчеркивал в них «не гармонию и связность, а разлад и разобщенность всех явлений; поэтому он избегает стройных и уравновешенных сложноподчиненных периодов, а вместо этого громоздит сложносочиненные, нарочно избегая симметрии и плавности, сводя рядом несхожие понятия и несхожие грамматические формы, стремясь любой ценой к напряженности и сжатости» (М.Л Гаспаров, ИВЛ. – С.448).
Следующий в истории римской литературы крупный мастер исторической прозы Тит Ливий (59 г. до н.э. – 17 г. н.э.) работал уже в эпоху победившего принципата. Тогда «казалось, что Октавиан, покончив с гражданскими смутами, наконец-то возрождает республику в ее незыблемости и блеске. Вместе с древней республикой должны были возродиться и древние республиканские добродетели: благочестие, справедливость, верность и т.д., которыми держится от века установленная власть отца над семьей, свободного над рабами, римлянина над варварами. «Упадок нравов», уже приведший было Рим к гибели, казался чудесно преодоленным, грехи предков – искупленными, будущее Рима – светлым и ясным». «Новые настроения требовали новых форм, – продолжает М.Л.Гаспаров. – Прежде всего отступает на второй план проза и выдвигается поэзия; для ведущей отрасли прозы, политического красноречия, в обстановке устанавливающейся монархии не было никакой возможности развития, идеалы нового времени подлежали не обсуждению, а прославлению, а для этого более подходящей формой была поэзия» (ИВЛ. – С.454). Причем предпочтение явно отдавалось крупным, монументальным формам (эпопея, трагедия, цикл стихотворений). Римская литература Золотого века не только следовала примеру греческой, но и вступала с ней в творческое соревнование; она стремилась подвести итоги литературе прошлого и в то же время очень скоро стала образцом для литературы последующих эпох, то есть достигла своего классического уровня. «Новая действительность» эпохи принципата наложила заметный отпечаток на идейно-нравственные и творческие позиции Тита Ливия. Если его старшие современники Цицерон, Цезарь, Саллюстий в условиях напряженной политической борьбы, сопровождавшей кризис римской республики, деятельно участвовали в общественной жизни (хотя бы на некоторых этапах своего жизненного пути), то Ливий занял позицию кабинетного ученого и литератора. Будучи горячим поклонником Цицерона, он учился у него риторическому мастерству, однако не разделял активной гражданской позиции своего кумира, а уходил в мир прошлого. Прямой предшественник Тита Ливия в области историографии, «Саллюстий писал свою историю с трагической напряженностью, Ливий – с эпически величавым спокойствием» (ИВЛ. – С.454).
Главным делом его жизни стала 142-томная «История от основания Рима», где автор представил качественно новую концепцию прошлого. По мнению Тита Ливия, римская история направляется судьбой, которая не слепа и стихийна, а разумна и справедлива.
Следовательно, прошлое – это закономерный и внутренне необходимый путь римского народа и государства к новому Золотому веку, когда Рим станет великой державой, центром обитаемого мира. Поэтому Тит Ливий всматривается в прошлое с восхищением и видит в нем неисчерпаемый источник примеров героизма и истинной доблести. На них-то писатель и сосредоточивает внимание (впоследствии богатым источником сюжетов для литературы Нового времени станут уцелевшие части «Истории» Ливия). «В том и состоит главная польза и лучший плод от знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамленье величественного целого; здесь и для себя, и для государства ты найдешь, чему подражать, здесь же – чего избегать: бесславные начала, бесславные концы», – заявлял автор. «Таким образом, в соединении познавательных и воспитательных функций повествования Тит Ливий следовал традиции Геродота и Фукидида и эстетике красноречия Цицерона, чем давал повод обвинить себя в пристрастии к легенде и в забвении задачи летописца объяснять явления», – отмечает А.М.Горбунов. Современники однако видели и ценили в нем защитника римской свободы, прославляющего республиканские доблести. По той же причине император Калигула уже после смерти писателя распорядился удалить все его сочинения из общественных библиотек, якобы за многословие и небрежное отношение к истории. На самом деле Тит Ливий был скорее «беллетристом», нежели строгим документалистом, «поэтому его проза несет в себе печать художественного вдохновения и эпического мышления» (Горбунов А.М. Указ соч. – С.67).
***
«I в. н.э. – время укрепления и оформления императорской власти в Риме. …Республиканское прошлое стало отчетливо отделяться от монархического настоящего. Представление о кризисе и возрождении сменилось представлением о кризисе и депрессии…
(М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.467). Все наиболее значительные писатели этого времени так или иначе оказались в сложных отношениях с властью. Так же сложны, противоречивы и их отношения к устоявшимся творческим традициям.
К I в. н.э. «почти все жанры греческой литературы были уже освоены Римом, и почти во всех них были созданы классические произведения, которые могли соперничать с греческими» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.469). Именно своим, а не греческим классикам римские писатели стремятся теперь подражать. На греческие образцы они уже нередко смотрят свысока. «На смену проблеме жанра (II в. до н.э.) и проблеме языка (I в. до н.э.) в центр выдвигается проблема стиля – потребность сказать по-новому то, что уже было сказано предшествующими поколениями» (ИВЛ. – С.469). Римская литература Серебряного века вырабатывает «новый стиль», который опирался на новую эстетику – эстетику «стихийной силы и вдохновенного порыва» в отличие от классической эстетики «с ее всепроникающей гармонией и разумностью» (ИВЛ. – С.470).
Весьма типичны для эпохи Серебряного века творчество и трагическая судьба Луция Аннея Сенеки (ок. 4 – 65 г. н.э.) – оратора, государственного деятеля, поэта (автора пафосных трагедий для чтения) и философа. В молодости он мог критиковать пороки общества и власти (памфлет «Отыквление божественного Клавдия»), но скоро понял, что важнее содействовать положительным преобразованиям в государстве. Надеясь достигнуть этой цели, Сенека стал воспитателем Нерона. Когда тот сделался императором, наставник обратил к нему трактат «О милосердии», где представил образ идеального властителя – мудреца, смиряющего свои страсти, пекущегося о благе подданных. Увы, воспитанник не оправдал надежд. Получив неограниченную власть, он быстро превратился в чудовище деспотизма и безнравственности, поднял волну жестоких правительственных репрессий, жертвой которых стал и его учитель.
Душевный мир Сенеки столь же дисгармоничен, как и мир, его окружающий: «В нем постоянно боролись стремление к политической деятельности, характерное для ритора, и стремление к уходу от общественной жизни, характерное (по общему представлению античности) для философа» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ – С.473). Как мыслитель, Сенека, подобно Цицерону, соединял в своем мировоззрении элементы различных философских концепций (стоиков, эпикурейцев, киников). Он «рассматривал философию не столько как систему теоретических взглядов, сколько как учение о достижении нравственного идеала и счастья в жизни… («О счастливой жизни»). В духе стоицизма Сенека настаивает на телесности всего сущего, но в то же время склоняется к представлению о божестве, наделенном чертами личности (особенно «О благодарениях»). …Он пытается преодолеть пропасть, которая в учении стоиков отделяет нравственного мудреца (появляющегося, по словам Сенеки, раз в 500 лет) от безнравственных безумцев, к числу которых относятся все прочие люди: …приписывает ценность деятельным попыткам приближения к идеалу, ведущим к определенному моральному прогрессу; в этом случае он говорил о восхождении души к богу. …Сенека признавал в принципе равенство всех людей, в том числе и рабов» (ФЭС. – С.578).
«Они рабы? Но они и люди. Они рабы? Но они и соседи. Они рабы? Но они и скромные друзья. Они рабы? Но они твои сотоварищи по рабству, если вспомнить, что все мы одинаково находимся в рабстве у судьбы», – заявляет он в «Нравственных письмах к Луцилию».
выше фрагмент обращает наше внимание и на специфику стиля Сенеки, одного из ярких представителей «нового стиля» в римской литературе (короткие энергичные фразы, контрасты, парадоксы, повышенная эмоциональность). «Писательский стиль Сенеки, вызывающе небрежный, воинствующе дерзкий, неправильный и мощный, был точным отражением его нравственного облика; он не соответствовал представлениям о величавой гармонии античной классики и не раз вызывал осуждения, но он овладевал душами и заставлял подражать себе…» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.475).
Для своих философских трактатов Сенека охотно использовал форму диалога, воображаемой беседы-дискуссии. Такова же и организация одного из самых значительных произведений прозаика – сборника писем на моральные темы «Нравственные письма к Луцилию». Композиция книги внешне беспорядочна: одна тема сменяет другую, «логическую доказательность заменяет эмоциональный эффект» (ИВЛ. – С.473). Но столь же беспорядочна и текуча окружающая жизнь. Чтобы сориентироваться в ней, нужны общие законы поведения и морального самоусовершенствования.
Их-то и старается определить автор: «Отвоюй себя для себя самого, береги и копи время, которое прежде у тебя отнимали и крали, которое зря проходило...… Удержишь в руках сегодняшний день – меньше будешь зависеть от завтрашнего. Не то, пока будешь откладывать, вся жизнь промчится...»
Свое дальнейшее развитие римская эпистолярная проза получила под пером Плиния Младшего (Гай Плиний Цецилий Секунд: ок. 62 – ок.114 гг. н.э.). В его творчестве письмо (уцелело 317 текстов) окончательно становится литературным жанром: «Плиний сам собирает и издает свои письма, добавляет к подлинным письмам фиктивные, написанные специально для издания, располагает их по книгам с продуманной прихотливостью, каждое из них самозамкнуто, каждое имеет вид самодовлеющей зарисовки, рассуждения или рассказа, стилистически отделанного до совершенства, но не связанного ни с определенным моментом, ни с определенным адресатом» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.480).
Содержание книги разнообразно и дает представление о жизни культурной верхушки римского общества (хозяйство, образование и воспитание, право, литература, риторика и т.д.). В одном из писем прозаик рассказал о подвиге самопожертвования своего дяди – видного ученого Плиния Старшего, автора «Естественной истории», погибшего во время извержения Везувия в 79 г.
Виднейшим мастером римской исторической прозы Серебряного века явился Публий Корнелий Тацит (ок.54 – ок.120 гг. н.э.).
Вдохновленный примером Цицерона, он начал свой путь как оратор и крупный государственный деятель, но всю жизнь был в идейной оппозиции по отношению к деспотическому императорскому режиму, что и отразилось во всех его сочинениях.
В диалоге «Разговор об ораторах» Тацит, в частности, решает вопрос: как мыслящий человек может служить отечеству? – и приходит к выводу, что лучше всего с этой задачей справится теперь не оратор (в несвободном обществе красноречие теряет значение), а поэт или историк. В монументальных сочинениях «История» (об эпохе 69 – 96 гг.) и «Анналы» – «От кончины божественного Августа» (об эпохе 14 – 68 гг.) писатель сосредоточивает свое внимание на трудном времени первого столетия Римской империи. «Задачей Тацита было не рассказать, а осмыслить прошлые события на основе нового исторического опыта. В
ажнейшим в этом новом историческом опыте был пережитый деспотизм Домициана, показавший, что официальный «золотой век» – по-прежнему лишь маска , из-под которой в любой момент может показаться истинное лицо деспотической монархии» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.484). Однако Тацит не перекладывает всю вину на порочного правителя. Он чувствует ее и на себе, и на всем обществе, молчаливо допустившем произвол. «История столетия представлялась ему трагедией, и он хотел изобразить ее как трагедию; отсюда два его важнейших качества, через голову Тита Ливия воскрешающие историографическую манеру Саллюстия – драматизм и психологизм. …Стиль Тацита индивидуален и неповторим» (ИВЛ. – С.484). За основу он берет «новый стиль», но отказывается от излишней манерности, гипертрофии эмоций, ищет напряженности и сжатости, в чем опять-таки ориентируется на Саллюстия.
автор относится с симпатией. «Местами придавая своему описанию идеализированную окраску, Тацит показывает своим поправшим нравственные нормы соотечественникам морально здоровых и физически крепких германцев» (СА. – С.564) в качестве укоряющего примера.
Другое неисторическое сочинение Тацита – «Жизнеописание Агриколы», сочетающее в себе приметы надгробной речи и биографии. Несколько неожиданно автор не превозносит деяния своего героя, даже подчеркивает, что они заурядны и не важны сами по себе. Куда важнее нравственная позиция Агриколы, сумевшего даже в условиях государственного террора жить достойно.
Крупным мастером биографического жанра в римской литературе стал Гай Светоний Транквилл (ок.70 – ок.140 гг.). Из его обширного наследия полностью сохранилась книга «Жизнь двенадцати цезарей» (119-121 гг.). Сборник биографий известных римских поэтов, риторов грамматиков и историков под названием «О блистательных мужах» уцелел лишь в отрывках.
В биографиях реальных людей отражается и общий ход римской истории, однако Светоний не ставит перед собой цель концептуального постижения прошлого. Он не заботится о создании достоверного исторического фона, легко нарушает хронологическую последовательность повествования; своеобразие в мелочах для него важнее и интереснее, чем правдивость в целом. «Светоний не склонен к философской сосредоточенности Тацита на трагических явлениях в жизни общества. Для него все – либо забавный, либо скверный анекдот. Он выставляет фигуры цезарей то с бесстрастной фактографичностью, то с тенденциозной запальчивостью, то поворачивает их на яркий свет общественной деятельности, то погружает в полумрак закулисных интриг и нравственных пороков. Доказательство умозаключения он подменяет сенсационностью сообщения, …назидательную поучительность… переплавляет в занимательность, которая втягивает читателя в водоворот событий и фактов, устремленных к однозначной оценке» (Горбунов А.М. Указ. соч. – С.75).
***
II в. н.э. М.Л.Гаспаров называет порой «недолгой стабилизации и быстро начинающегося упадка» Римской империи (ИВЛ. – С.485).
в Рим возвращается мода на греческую словесность и греческий язык. Греко-латинское двуязычие становится типичной приметой высококультурного человека.
«Синтез греческой и римской культур, не встречая преграды уже ни в политическом сопротивлении Рима, ни в культурном высокомерии Греции, находит теперь свое окончательное выражение» (ИВЛ. – С.485). И все же античная культура во II – III веках завершает свой исторический путь. Кризис рабовладельческих общественных отношений становится необратимым и с неизбежностью влечет за собой кризис духовных ценностей. Последний выражается, прежде всего, в падении авторитета традиционной языческой религии и мифологии, а также в попытках людей найти духовную опору в экзотических религиозных культах, заимствованных на Востоке. В то же время набирает силу новая религия – христианство. Слабеет и авторитет светской философии; в ней заметно усиливается мистический, религиозный элемент, находит свое отражение общее пессимистическое мироощущение людей этой эпохи: «…героический идеал духовного сопротивления бурям судьбы, вдохновлявший политическую оппозицию Сенеки, сменился пассивным идеалом немой покорности судьбе. Гуманистическое чувство братства людей остается, но приобретает трагический оттенок: миссия мудреца – нести людям разум, но он должен знать, что за это он будет людьми же осмеян и избит…» (М.Л.Гаспаров, ИВЛ. – С.487).
«Отсутствие перспективы в будущем заставляло идеализировать прошлое», – справедливо замечает М.Л.Гаспаров. Поэтому и философия, и риторика, и литература поздней Античности решительно берут курс не на открытие нового, а на реставрацию прошлых достижений, подражание классикам. «…Самостоятельная мысль сменилась толкованием и комментированием древних основоположников философских школ.» (ИВЛ. – С.486). Для литературы этого времени типично создание компиляций, занимательных сборников извлечений из трудов писателей и ученых прошлого: «Аттические ночи» Авла Геллия (ок. 130 –180 гг.), «Пестрые рассказы» Клавдия Элиана (ок. 170 – 230 гг.), италийского ритора, писавшего лишь по-гречески. На греческом языке создает свой 80-томный труд «Римская история» и Дион Кассий. Для греческого читателя эта книга стала тем же, чем «История» Тита Ливия для латинского.
Так же, как Ливий, Дион Кассий строил описания по стандартным схемам, вводил в повествование искусственно созданные речи исторических лиц, построенные по всем правилам риторики.
Одна из самых значительных фигур в римской культуре II в. – мыслитель и писатель Марк Аврелий Антонин (121 – 180 гг.), римский император с 161 года. В его мировоззрении «стоическая философия сочетается… с некоторыми идеями эпикурейцев, перипатетиков и киников. Все происходящее в мире Марк Аврелий рассматривает как проявление промысла природы, отождествляемой с богом – активным началом, пронизывающим весь мир и объединяющим его в единое целое. У Марка Аврелия сильнее, чем в раннем стоицизме, проявляется личное религиозное отношение к миру как к богу и требование активного сотрудничества человека с мировыми силами... Он подчеркивает различие между внешним миром, не зависящим от человека, и собственно внутренним миром, единственно подвластным человеку» (ФЭС. – С.338-339).
о мироздании и нравственности, своего рода «самовоспитательного дневника» (М.Л.Гаспаров). Текст был создан на греческом языке и, возможно, не предназначался для широкого читателя; был опубликован лишь после смерти автора.
Вот одна из сентенций Марка Аврелия, удачно демонстрирующая трагическое мироощущение великой эпохи, клонящейся к закату: «Время человеческой жизни – миг; ее сущность – вечное течение; ощущение – смутно; строение всего тела – бренно; душа – неустойчива; судьба – загадочна; слава – недостоверна. Одним словом, все, относящееся к телу, подобно потоку, относящееся к душе – сновидению и дыму. Жизнь – борьба и странствие по чужбине; посмертная слава – забвение. Но что же может вывести на путь?» Решая этот вопрос, Марк Аврелий приходил к выводу о том, что «счастье достигается путем познания правящего миром естественного закона и верой в его разумность. Человеческий разум божественного происхождения, и поэтому все люди равны» (СА. – С.332). Следовательно, истинный путь жизни заключается в том, чтобы бескорыстно любить своих ближних и заниматься нравственным самоусовершенствованием.
Примечания
48 «Консулами именовались… два высших должностных лица Римской республики, которых народное собрание избирало сроком на один год» (СА. – С.284).В эпоху империи эта должность сохранилась, но утратила былое значение.
49 См.: Анпеткова-Шарова Г.Г., Чекалова Е.И. Античная литература, – Л., 1989. – С.202.
51 Наименование римских должностных лиц и офицеров в эпоху республики. помогавшее талантливому и честолюбивому полководцу полностью утвердить свою власть в армии, привлекать сторонников и дискредитировать соперников.
52 См. об этом: Корнилова Е.Н. «Миф о Юлии Цезаре» и идея диктатуры. Историософия и художественная литература европейского круга: Учебное пособие к спецкурсу для студентов филологов, политологов, социологов, журналистов. – М.: МГУЛ, 1988.
Вопросы по теме
1. Кто автор: а) первого памятника римской литературы? б) первого из дошедших до нас произведений латинской прозы? в) первого обзора римской истории? г) первого в римской литературе произведения мемуарного характера?
3. Кто из римлян внес наиболее заметный вклад в теорию ораторского мастерства? В чем этот вклад заключается?
4. Каковы основные этапы развития римской историографии? Чем они характеризуются?
5. Как римские историки использовали опыт своих греческих предшественников?
6. Как развивалась римская эпистолярная проза?
Задания
Задание 1. Прочтите фрагменты первой речи Цицерона против Катилины в переводе Т.Васильевой (Н.А.Федоров, В.И.Мирошенкова. Античная литература. Рим. Хрестоматия. – М.: Высшая школа, 1981. – С.197-201) и ответьте на следующие вопросы.
1. Какие события стали толчком к созданию речи? Какое участие принял в них Цицерон?
2. Какие цели поставил перед собой оратор? Как их достигает? а) логика авторской мысли в сюжетно-композиционной организации речи; б) использование автором исторических аналогий; в) пафос речи и его отражение в стиле.
– С.212-225) и ответьте на вопросы.
1. Цезарь об укладе жизни галлов (кельтов и германцев). Чем объясняется столь пристальное внимание? Что и почему его особенно интересует?
2. Как организовано повествование о ходе исторических событий, внешних обстоятельствах? На чем автор сосредоточивает внимание? Какие цели преследует?
3. Какие причины исторических событий видит Цезарь, как их понимает?
4. Образ автора в записках: а) почему Цезарь пишет о себе в третьем лице? б) на какие стороны своего характера автор хочет обратить внимание читателя? Как он это делает? в) как Цезарь в «Записках…» создает и поддерживает свой авторитет?
Задания 3. Прочтите фрагменты из «Истории от основания Рима» Тита Ливия в переводе В.Смирина и Ф.Зелинского (Н.А.Федоров, В.И.Мирошенкова. Античная литература. Рим. Хрестоматия. – М.: Высшая школа, 1981. – С.414-431) и обдумайте следующие вопросы.
1. Как в Предисловии определены цели и позиция автора? Как Тит Ливий разграничивает функции историка и поэта?
2. Как, помня о призвании историка, Тит Ливий стремится придать легенде о Ромуле и Реме характер достоверного сообщения? Как подчеркивает самобытность римской истории, уклада жизни?
3. Какие нравственные выводы предполагает сопоставление римских царей Сервия Туллия и Тарквиния Гордого?
5. Как характеризуются Титом Ливием люди, оставившие след в истории (Сервий Туллий, Тарквиний Гордый и его семья, Лукреция, Луций Юний Брут, Ганнибал)? Что, по мнению прозаика, является главным двигателем истории – а) воля судьбы и богов; б) воля и усилия людей или нечто иное?
Темы для сообщений
1. Различные концепции истории в римской прозаической литературе (связь с эпохой, преемственность).
2. Заговор Катилины в освещении Цицерона и Саллюстия.
4. От гуманистического идеала Цицерона к нравственной концепции Марка Аврелия.
5. Общее и различное при разработке жанра биографии Плутархом и Светонием.
Список литературы
Цицерон. Избранные сочинения / Вступ. ст. Г.Кнабе. – М.: Худож. лит., 1975.
Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской войне, о Гражданской войне, об Александрийской войне, об Африканской войне / Ст. М.Покровского. – М.: Изд. АН СССР, 1962.
Историки Рима / Вступ. ст. С.Утченко. – М.: Худож. лит., 1970.
Сенека. Нравственные письма к Луцилию / Ст. С.Ошерова. – М.: Наука, 1977.
Тацит. Сочинения: В 2 т. / Ст. И.Тронского. – Л.: Наука, 1970.
Дуров В.С. История римской литературы. – СПб., 2000.
Дуров В.С. Юлий Цезарь. Человек и писатель. – Л., 1991.
Утченко С. Цицерон и его время. – М.: Мысль, 1972.
Утченко С. Юлий Цезарь. – М.: Мысль, 1984.