Радциг С. И.: История древнегреческой литературы
Глава XIII. Древнегреческая комедия и Аристофан.

ГЛАВА XIII
ДРЕВНЕЙШАЯ ГРЕЧЕСКАЯ КОМЕДИЯ И АРИСТОФАН

1 Первичные формы комических представлений. 2. Комедия в Пелопоннесе и в Сицилии Зпихарм. Мелкие комические жанры: мимы и флиаки. 3. Возникновение «древней» аттической комедии Ее характер и социальная основа. 4. Аристофан - «отец комедии» и его произведения. 5. Социально-политические и религиозные воззрения Аристофана 6 Литературные взгляды Аристофана. 7. Драматургия Аристофана. 8. Действующие лица в комедиях Аристофана. 9. Язык комедий Аристофана. 10. Значение Аристофана в мировой литературе.

1. ПЕРВИЧНЫЕ ФОРМЫ КОМИЧЕСКИХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ

«коме» — «деревня» и заключали из этого, что в основе ее были насмешливые песни крестьян, которые высмеивали своих земляков, чем-нибудь им досадивших. Но более обоснованным надо считать объяснение Аристотеля, который производил название комедии от слова «комос»¹ — веселое шествие подвыпивших гуляк — и начало ее выводил из обрядовых «фаллических»² песен в честь Диониса, исполнявшихся еще и в его время (IV в. до н. э.). Эти обрядовые песни включали как необходимый элемент шутки, насмешки и даже непристойности. Аристофан в комедии «Ахарняне» (241 — 279) в небольшой сценке воспроизводит такое деревенское шествие с песней подобного рода.

Сходные обряды соблюдались в разных концах Греции: о шествиях фаллофоров в Сикионе и на острове Делосе говорит Афиней (XIV, 15—16, р. 621D —622 С); о песнях в честь божеств плодородия Дамии и Авксесии в городе Эпидавре и на острове Эгине сообщает Геродот (V, 82 сл.). К числу таких же шуточных действий принадлежит и упоминаемая Демосфеном (XVIII, 11 и 122) процессия на телегах, с которых проезжавшие осыпали прохожих шутками и насмешками. В Спарте подобный характер носили выступления так называемых «дикелистов» (Афиней, XIV, 15, р. 621 Е). А что представляет собой «комос», показывает сценка, описанная Платоном в «Пире» (30): пьяный Алкивиад во главе толпы гуляк с песнями врывается в дом поэта Агафона. Уже в самое раннее время в таких обрядовых играх большое место занимал спор (агон), когда на насмешки одной стороны другая отвечала тем же самым, так что дело доходило иногда не только до перебранки, но и до свалки. Черты обрядовых игр мы знаем по русским хороводным песням.

Все эти элементы вошли в состав комедии. Так, в комедии Аристофана «Лисистрата» представлен спор между двумя хорами — женщин и стариков, а в «Ахарнянах» и «Всадниках» хор разделяется на две части, причем каждая поддерживает одного из действующих лиц против другого. Надо полагать, что с самого же начала при обрядовой игре чувствовалась необходимость в объяснении смысла всего спора, и этому должна была служить специальная песня. Из нее в дальнейшем образовалась так называемая «парабаза» — непосредственное обращение хора к зрителям.

актеров в виде разных птиц или лошадей (лошадиные головы и хвосты) с всадниками на плечах. Очевидно, Аристофан, как и его предшественники, следовал весьма распространенному приему, когда выводил хоры птиц, ос, лягушек, облаков, всадников.

Веселое настроение на празднике Диониса захватывало участников, перенося их воображение в мир сказок, чудес и необыкновенных приключений, и это давало сюжетную канву для комического действия. Так, и в комедиях Аристофана мы встречаем и полет на небо, и нисхождение в царство мертвых, и птичье государство между небом и землей, и чудесное омоложение старика (во «Всадниках»), превращение бедняка в богатого, установление женского правления и т. п. Излюбленным мотивом, завершающим комическое действие, являются свадебное шествие и пир. Такими сценами заканчиваются, например, комедии Аристофана «Птицы» и «Мир». Это — новая форма «комоса».

В соответствии с сущностью комического жанра ему нужны и подходящие герои, способные потешить зрителей своей глупостью или ловко прикрытой хитростью. Тип шута предстает в комедии в разных образах — ученого, поэта, политического деятеля и т. д. Такой тип имеет в литературе длинную историю — от нищего Ира в «Одиссее» (XVIII п.) и Маргита в одноименной поэме до прихлебателей «параситов» в комедиях IV—III вв. Комедия иногда вводит сценки спора или состязания шутов. Такой вид, например, имеет спор Справедливого слова и Несправедливого в «Облаках» Аристофана. Поскольку комедия ставила целью потешать зрителей, каждое действующее лицо в той или иной степени носит шутовские черты. Этому соответствовала и их внешность — костюмы, маски, нарочито безобразные части тела.

При возникновении литературной комедии к указанным народным основам присоединилось влияние литературной традиции — сатиры³ и личных нападок в «ямбах»⁴

2. КОМЕДИЯ В ПЕЛОПОННЕСЕ И В СИЦИЛИИ. ЭПИХАРМ. МЕЛКИЕ КОМИЧЕСКИЕ ЖАНРЫ: МИМЫ И ФЛИАКИ

Из сказанного видно, что возникновение литературной комедии было подготовлено в разных местах Греции. Но особенно претендовали на первенство в создании этого жанра мегарцы и сицилийцы. Мегарцы связывали начало комедии с установлением у них демократического строя после низвержения тирании Феагена в начале VI в.; тогда будто бы была предоставлена свобода шуткам фаллофоров. Есть предание, что из Мегар комические представления в Аттику принес Сусарион. Однако более точных сведений об этом у нас нет. Зато вполне определенные заслуги в этом жанре принадлежат сицилийскому поэту Эпихарму.

родился около 550 г. до н. э. на острове Косе (Диоген Лаэртский, XIII, 3), но потом переселился в Мегары Гиблейские (в Сицилии) и жил долгое время в Сиракузах при дворе Гелона и Гиерона. Веселый и общительный характер сицилийцев, их живость и остроумие, которыми они славились и во времена Цицерона (1 в. до н. э.), создавали благоприятную среду для возникновения комедии. Эпихарм впервые придал единство нестройному и случайному подбору шуток, создал из них последовательно развивающееся действие, имеющее фабулу и интригу, заимствованные из сказок или мифов. Эпихарму приписывали в древности от 35 до 52 комедий, но из них сохранились лишь отрывки. Названия их показывают, что в большинстве это были мифологические пародии. Так, сюжетом комедии «Бусирис» был рассказ о том, как Геракл пришел однажды в Египет и там местный царь Бусирис хотел принести его в жертву, но Геракл разгромил дворец и убил царя. Геракл был выведен как тип обжоры (ср. в «Алкестиде» Эврипида, гл. XII). Сохранились четыре стиха, в которых какое-то лицо выражало удивление при виде того, как он ест (фр. 21):

Когда б ты видел, как он ест, ты б умер:
Из глотки гром, от челюстей же грохот;
Скрип слышен коренных да треск клыков;

В одной комедии был представлен Гефест в то время, когда заковывал Геру, которая затевала коварство против Геракла. В комедии «Свадьба Гебы» описывался обед на свадьбе ее с Гераклом. Наряду с мифологическими сюжетами у Эпихарма было немало чисто бытовых — например, в комедиях «Крестьянин», «Паломники», «Надежда» и др. В комедии «Надежда» был представлен тип обжоры-прихлебателя, парасита. Из нее сохранился монолог парасита, любопытно характеризующий людей такого рода. В позднейшей бытовой комедии, известной под названием «новой», этому типу принадлежит значительное место.

В комедиях Эпихарма хор, по-видимому, не играл никакой роли. В них не было и личных нападок, чем полна «древняя» аттическая комедия, а это сближает его комедии с позднейшими — «средней» и «новой» — комедиями. Комедии Эпихарма отличались большой живостью и послужили впоследствии образцом для римской народной комедии «Ателланы» и произведений Плавта. Они содержали множество изречений и метких выражений, которые стали затем пословицами и вошли в специальные сборники. Эпихарм вследствие этого стал известен и как философ (см. гл. VII). Писал он на дорийском диалекте. Его высоко ценили Аристотель и Платон. Последний считал его по значению равным Гомеру («Феэтет», 8, р. 152 Е).

Наряду с комедией в обстановке повседневного быта возникли и мелкие формы комических представлений — мимы и флиаки.

Мимы (букв. «подражания») — это короткие сценки, монологи или диалоги, которые разыгрывались актерами в домашней обстановке или на улицах, во время пирушек или в перерывах между состязаниями. Содержание мимов отличалось крайним натурализмом и было далеко от фантастики. Литературную форму этому жанру впервые придал сицилийский писатель Софрон в V в. до н. э. Он писал прозой на дорийском диалекте. Мы знаем эти произведения почти только по названиям, но и эти названия дают представление об их содержании, например: «Старики», «Рыбаки», «Рыбак и поселянин», «Штопальщицы» и т. п. Недавно был обнаружен на папирусе отрывок, содержащий заклинание богини Гекаты. В зависимости от исполнителей мимы различались на мужские и женские.

Ксенарх. Простота и выразительность мимов Софрона оказали глубокое влияние на многих писателей — Платона, Феокрита, Геронда, Лукиана и др.

В конце V в. появилась еще особая разновидность представлений — пантомимы, нечто вроде балета, в которых содержание воспроизводилось мимикой, движениями и жестикуляцией. Ксенофонт передает, как на пиру в богатом доме под аккомпанемент музыки исполнялась пьеска на тему об Ариадне и Дионисе («Пир», 9). В эпоху римской империи, когда драматическое творчество пришло в упадок, в театре исключительным успехом пользовались постановки пантомим.

В IV и III вв. в Сицилии и южной Италии получили широкое распространение небольшие пьески комического содержания — . Это были большей частью пародии на мифы, но встречаются и бытовые сценки. Из литературных источников известно только общее определение этого жанра, сюжеты же этих пьесок мы знаем по вазовой живописи, где они очень часто воспроизводились. На одной вазе, например, изображено, как воры забрались в дом, а хозяин не находит другого средства защитить свое добро, как лечь на сундук, который они подхватили. На другой мы видим, как старичок подставляет лестницу, чтобы через окно пробраться на свидание к своей красавице, выглядывающей из окна. Присматриваясь к внешнему виду слуги со шляпой на голове и с жезлом-«кадуцеем» в руке, мы узнаем в нем бога Гермеса, а это значит, что изображенный старичок — сам Зевс. Действие происходит на подмостках с лесенками для входа: все это показывает, что здесь воспроизведены сценки из театральных представлений.

Во всем этом творчестве проявляется наблюдательность, умение схватывать смешные стороны действительности, ему присуще глубокое чувство юмора. Неисчерпаемое богатство комических мотивов, сюжетов и образов в этих мелких сценках могли составить материал для комедии крупного масштаба, которая в V в. и возникла в Аттике. В этих образцах дорийской комедии бросается в глаза отсутствие хора, которому принадлежала существенная роль в аттической комедии.

3. ВОЗНИКНОВЕНИЕ «ДРЕВНЕЙ» АТТИЧЕСКОЙ КОМЕДИИ. ЕЕ ХАРАКТЕР И СОЦИАЛЬНАЯ ОСНОВА

В Аттике те элементарные формы комического действия, какие наблюдались в других местах Греции, подверглись дальнейшему развитию в соответствии с социальными и экономическими изменениями в жизни страны в V в. Традиционное мнение древних утверждало, что аттические крестьяне, пользуясь свободой на праздниках Диониса, приходили в город и распевали насмешливые песни перед домами знатных и богатых граждан, возбудивших чем-нибудь их недовольство. Так как подобные выступления иногда способствовали исправлению нравов, афинские власти стали допускать и публичное исполнение таких песен, с тем лишь ограничением, чтобы оно не имело характера личной брани. Если и не все было именно так, то все-таки из этого рассказа можно видеть народный и демократический источник комедии.

победе комического хора на Великих Дионисиях относится к 4 8 7/486 г., когда победу одержал Хионид. Но никаких сведений ни о нем, ни о его произведениях у нас нет, и возможно, что его произведения и не были записаны. Мы знаем еще несколько имен его современников, но точные данные имеются только о ближайших предшественниках Аристофана — о Магнете, Кратине и Эвполиде, хотя и их произведения почти не сохранились.

Магнет одиннадцать раз одерживал победы на состязаниях, начиная с 472 г. Уже по названиям его пьес можно судить о характере их содержания: «Барбитисты» (музыканты, играющие на барбите), «Птицы», «Лидийцы», «Орехотворки», «Лягушки» и т. д. Под конец жизни успех изменил ему, и его затмили новые знаменитости. Аристофан вспоминает о нем во «Всадниках» (520 — 525), говоря о трудностях профессии комического поэта.

Кратин, который умер около 420 г. в очень преклонном возрасте. Он написал 21 комедию и не раз выступал соперником Аристофана. Известно не менее девяти его побед. Сюжеты он брал частью из современной жизни, вводя в них нападки на политических деятелей, в том числе на Перикла. Нападки на политических деятелей были в это время постоянной темой выступления комических поэтов. Аристофан отмечал увлекательную манеру Кратина, напоминающую своей стремительностью бурный поток («Всадники», (526—528). В другом месте он называет его «пожирателем быков» («Лягушки», 357). Сам Кратин говорил про себя (фр. 186):

Царь Аполлон! Что за каскады слов!
Ревут потоки, дюжина ключей
⁵ сам в глотке. Что прибавить? —
Коль рта ему никто не заткнет,
Он все снесет стихов своих потоком.

Сохранилось несколько отрывков из его «Одиссеи», где с большим юмором представлено, как Полифем готовит на жаркое спутников Одиссея. Особенно интересна была комедия «Бутылка», которая доставила поэту первую награду. Хотя комедия не сохранилась, ее содержание нам известно. В основной части был представлен спор между Комедией и Мефой, т. е. Попойкой. Комедия как законная супруга жаловалась друзьям на то, что покинута Кратином ради Попойки. В результате благодаря посредничеству друзей достигалось примирение супругов.

Третьим выдающимся мастером комедии был Эвполид (4 4 6 — 411 гг.). Он жестоко нападал в своих комедиях на Аспасию, Клеона, Гипербола, Алкивиада, софистов, Сократа и многих других. Некоторое время он был дружен с Аристофаном и даже помогал ему в сочинении комедии «Всадники», но потом они поссорились из-за какого-то литературного вопроса и начали нападать друг на друга в своих произведениях.

Эвполид написал около 14 комедий и семь раз получал первую награду. Наибольшей известностью пользовались две его комедии — «Города», где прославлялись верные союзу с Афинами города и подвергались осмеянию отступники, и «Демы», где в противовес современным демагогам для спасения от бедствий войны вызывались из загробного мира выдающиеся политические деятели прошлых времен — Солон, Мильтиад, Аристид и др. Несколько небольших отрывков недавно найдено на папирусах. В одном из прежде известных отрывков содержится интересное воспоминание об умершем Перикле (фр. 94):

— как никто!
Бывало, выйдет речь сказать к народу,
Так, точно в беге славные бойцы,
Он, десять дав шагов вперед, любого
Побьет оратора. Ты называешь

Какой-то Дух в губах был убежденья:
Так слушавших обворожал он словом;
Как жало, речь в сердца впивалась всем.

Из менее известных поэтов отметим еще Кратета и Ферекрата. , по словам Аристотеля⁶ , первый стал заниматься обработкой диалога и фабулы. Из семи написанных им комедий особенно известна комедия «Звери». Это — чудесная сказка, в которой осуществляется мечта о том, чтобы животные и даже неодушевленные предметы стали служить человеку. Комедия Ферекрата «Дикари» была ответом на идеализацию жизни первобытных людей современными философами. Несколько человек, которым надоела жизнь в культурном обществе, отправились на лоно природы к дикарям. Однако вскоре им пришлось разочароваться, когда они чуть не были съедены дикарями. Подобным же образом в «Амфиктионах» изобразил счастливую жизнь золотого века, когда людям не нужно было трудиться для добывания пищи, так как хлеб, вино, всякая дичь и рыба сами готовились, чтобы попасть в рот человеку. Наконец, надо упомянуть Фриниха, автора комедий «Монотроп» (Нелюдим»), где был представлен тип человеконенавистника-мизантропа, и «Музы», где предвосхищался сюжет «Лягушек» Аристофана и делалось критическое сопоставление знаменитых трагиков. Последним представителем древней аттической комедии был Платон

Комедия, сложившаяся в творчестве перечисленных поэтов, стала вполне законченным жанром, известным в истории литературы под названием «древней» аттической комедии, которая противопоставляется позднейшим комедиям — «средней» и «новой». «Древняя» аттическая комедия характеризуется обычно, хотя и не вполне точно, как комедия политическая, но не в узком, а в широком смысле, поскольку она занимается не только политикой, но и вообще всеми вопросами общественной жизни — литературой, воспитанием, наукой, социальными отношениями, религией, судом, положением женщин и т. д.

«Древняя» аттическая комедия выросла из народного творчества и сохраняла в период своего расцвета некоторые его черты. В основе ее какой-нибудь тезис, который доказывается в ходе всего действия. Этот тезис становится предметом спора (агона), который, как мы уже указывали, был одним из основных элементов комического действия. Центральную часть ее составляет парабаза — действующие лица удаляются, а хор обращается непосредственно к зрителям. Устами хора говорит нередко сам поэт, объясняя сущность своей комедии. Иногда он рассказывает о постановке ее, дает различные наставления зрителям и т. п. У Аристофана нередко встречается и вторая парабаза — в «Ахарнянах», «Всадниках», «Облаках», «Осах», «Мире», «Птицах». Этими парабазами действие расчленяется как бы на акты⁷. Когда комедия получила фабулу и последовательно развивающееся действие, она усвоила главные структурные формы трагедии — пролог, парод, диалогические сцены (эписодии) и эксод.

Древняя аттическая комедия от веселых шуток карнавала постепенно перешла к сюжетам общественной жизни и приняла активное участие в разгоревшейся классовой борьбе своего времени. По мере того как обнаруживались недостатки афинской рабовладельческой демократии, естественно, возникала потребность разоблачения их. Комедия с ее сатирическими свойствами стала удобным поприщем для критики недостатков существующего порядка и его руководителей. Свобода, представляемая праздником Диониса, была удобным случаем открыто высказать накопившиеся чувства. Сама острота этой критики свидетельствует о глубоком интересе граждан к политическим вопросам. Расцвет такой комедии совпадает с высоким подъемом общественной жизни во второй половине V в. до н. э. Разгром афинского могущества в конце Пелопоннесской войны выразился в резком падении общественных интересов, а за этим последовало и глубокое изменение характера комедии: она утратила политическое значение и обратилась к другой тематике. «Древнюю» аттическую комедию в начале IV в. сменила «средняя», явившаяся переходом от политических тем к бытовым: она содержит мифологические пародии, моральные нравоучения, аллегории, отчасти мотивы интриги и воспроизведение характеров и т. п. В конце IV в. оформилось направление «новой» бытовой комедии со всеми разновидностями ее — комедия нравов, характеров и интриги. Ее процветание относится к IV—II вв. до н. э.

«ОТЕЦ КОМЕДИИ» И ЕГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ

В творчестве Аристофана «древняя» аттическая комедия достигла высшего завершения. Для нас он остается единственным представителем этого рода поэзии и родоначальником всего направления комической поэзии в мировой литературе. Ф. Энгельс называл его «отцом комедии»⁸.

О жизни Аристофана мы знаем очень мало. Родился он в деме Кидафине приблизительно в 445 г. Предполагают, судя по его замечанию в «Ахарнянах» (653 и схолии), что он был клерухом — афинским колонистом на острове Эгине. Одна сохранившаяся надпись начала IV в. упоминает его имя как члена Совета пятисот в составе пританов (дежурных) филы Пандиониды.

Аристофан говорит, что начал писать еще очень молодым и первые произведения (427 — 425 гг.) — «Пирующие», «Вавилоняне» и «Ахарняне», из которых сохранилось только последнее, — ставил под именем актера Каллистрата. Аристофан выступал иногда в качестве актера. Он, например, играл роль Пафлагонца-Клеона во «Всадниках». Последнее из дошедших до нас произведений, комедия «Богатство», было поставлено им в 388 г. После этого он написал еще комедии «Кокал» и «Эолосикон», которые были поставлены его сыном Араром, может быть, уже после смерти автора, и не дошли до нас. Время смерти Аристофана можно отнести приблизительно к 385 г.

Аристофан написал свыше 40 комедий, а до нас дошло одиннадцать. В хронологическом порядке они располагаются следующим образом: «Ахарняне» — 425 г., «Всадники» — 424 г., «Облака» — в первой редакции в 423 г., «Осы» — 422 г., «Мир» — 421 г., «Птицы»— 414 г., «Лисистрата» — 411 г., «Женщины на празднике Фесмофорий» — по-видимому, в 411 г., «Лягушки» — 405 г., «Женщины в Народном собрании» — в 392 или 389 г., «Богатство» — 388 г.

«Ахарнянах», представлено, как крестьянин Дикеополид, испытывая тяжесть войны, пришел в Народное собрание, чтобы добиться заключения мира. Но видя тщетность своих ожиданий, он заключил мир сам, единолично. Его земляки из большого аттического дема Ахарн, составляющие в комедии хор — по этому хору названа и комедия, — хотят убить его как предателя. А Ахарны как раз сильно пострадали в первые же годы войны (Фукидид, II, 21), и Дикеополид доказывает, что война выгодна только демагогам да стратегам, вроде Ламаха. Дикеополид справляет праздник, веселится и пирует, в то время как другие страдают от войны На его свободный рынок прибывают люди из чужих городов. Мегарец с голоду продает ему своих дочерей. Даже сам полководец Ламах присылает к нему за дроздами и угрями, чтобы попировать на празднике, но Дикеополид ничего не дает тем, кого считает виновниками войны. Ламаху во время праздника приходится спешить на границу, чтобы отразить нападение врагов, а возвращается он в весьма жалком виде, так как разбился, перескакивая через ров.

Комедия «Всадники» получила название по хору афинских всадников, выступающему в ней. Поставленная в 424 г., она была откликом на недавнюю победу афинян над спартанцами при Сфактерии в 425 г. Демагог Клеон, богатый владелец кожевенной мастерской, приняв на себя командование афинским войском, взял в плен на острове Сфактерии и привез в Афины 120 спартиатов, цвет спартанской аристократии. После этой победы Клеон приобрел в народе еще большую популярность и стал держать себя с крайней самоуверенностью. Между тем было ясно, что эта победа одержана благодаря тщательной подготовке и длительной блокаде острова стратегами, главным образом Демосфеном. Клеон, таким образом, присвоил себе славу, которую должен был разделить с другими. Не ясно ли, что такие зазнавшиеся выскочки затирают дельных и преданных народу людей? Эту мысль и выразил Аристофан в своей комедии.

Он представил в ней хозяйство старого, дряхлого брюзги Дема (дем — по-гречески «народ»), сына Пникса (название холма, на котором происходили заседания Народного собрания), большого охотника до бобов (с помощью бобовых зерен иногда производилось голосование). Старик купил нового раба — наглого и бесстыдного Пафлагонца. Рабы из Пафлагонии (область в северо-западной части Малой Азии) известны были своей наглостью. Этот хитрец, в котором сразу можно было узнать Клеона, сумел вскоре втереться в доверие к хозяину и сделал невыносимым положение верных и преданных рабов, т. е. Никия и Демосфена. Они в противовес Пафлагонцу нашли еще большего наглеца и невежду — Колбасника Агоракрита, и тот самой беззастенчивой лестью и подхалимством добивается расположения Дема: он доверяет ему управление всем своим хозяйством. Дело заключается сказочным концом: Колбасник возвращает Дему молодость, и у того начинается счастливая жизнь, уже без прежних ошибок.

Осмеянию новых научных и философских теорий посвящена комедия «Облака». Новые и оригинальные учения, которые порывали со старыми традициями, показываются тут с точки зрения простого крестьянина Стрепсиада. Вследствие того, что Фидиппид, сын Стрепсиада от жены, взятой из знатного рода, водит знакомство с аристократической молодежью и увлекается конным спортом, он втянул отца в долги, заставляя покупать для себя рысаков. Не зная, как расплатиться с долгами, Стрепсиад идет в «думальню» Сократа, чтобы поучиться у него науке не платить долгов. Сократ призывает новых богов — Облака как покровителей новой науки, затуманивающей головы вздором, и они являются в виде хора — отсюда и название комедии. В ряде комических сцен представлено обучение Стрепсиада, причем Сократу, в карикатурном виде, приписываются теории современных физиков, естествоиспытателей, религиозных мыслителей, софистов и т. д. Он представлен настоящим мошенником и обманщиком. Стрепсиад оказывается слишком тупым, он не может усвоить такой науки, и Сократ прогоняет его. Тогда Стрепсиад вместо себя посылает своего сына Фидиппида. Ему представлено на выбор взять за руководство Справедливое слово или Несправедливое. Фидиппид предпочитает последнее и идет в «думальню» Сократа. Между тем к Стрепсиаду являются кредиторы. Но он, нахватавшись у Сократа мошеннических уверток, прогоняет их ни с чем. Когда вскоре по окончании курса возвращается Фидиппид, отец по этому случаю устраивает пирушку. Но тут между ними загорается спор, во время которого Фидиппид колотит отца и доказывает, что по современным научным взглядам это в порядке вещей. Тогда только Стрепсиад понимает лживость новых учений, видит корень зла в Сократе и поджигает его «думальню».

При постановке в 423 г. «Облака» потерпели неудачу. Аристофан потом несколько переделал текст, добавил в парабазе (518 сл.) жалобу на несправедливость публики, спор между Справедливым словом и Несправедливым и конечную сцену, когда Стрепсиад поджигает «думальню». Мы имеем только вторую редакцию.

«Осах» осмеивается пристрастие афинян к судебным процессам, которое развилось вследствие политики, проводимой демагогами, особенно Клеоном. Комедия была поставлена как раз после того, как Клеон повысил плату судьям до трех оболов (около 18 коп.) и этим старался снискать себе популярность. В комедии выведен старик, завзятый судья Филоклеон, т. е. Клеонолюб, который все время проводит в суде и у которого это превратилось в настоящую страсть. Сын его Бделиклеон, т. е. Клеонохул, чтобы заглушить у отца вредную страсть, запер его в доме. К дому собираются в виде хора Ос (отсюда и название комедии) старые судьи, приятели Филоклеона, чтобы вместе идти в суд. Бделиклеон доказывает отцу, который прославляет силу и могущество присяжного, что своей страстью к судебным процессам он становится рабом демагогов. Бделиклеон объясняет, что все преимущества присяжных — только хитрая приманка ему, которой демагоги морочат головы бедных людей и которая нужна им для устройства своих собственных дел, что это ложится тяжелым финансовым бременем на государство. Филоклеон вынужден признать справедливость этих соображений. Но страсть настолько вошла у него в привычку, что сын для удовлетворения ее дает возможность отцу судить домочадцев, собаку, стащившую кусок сыра, и т. п. В заключение дана картина веселой жизни, какую будет с этих пор вести старик.

В «Мире» представлено, как крестьянин Тригей взлетает на навозном жуке на небо, чтобы добиться от Зевса прекращения войны. Но он застает там только Гермеса, от которого узнает, что все несчастья пошли с тех пор, как богиня мира Ирина заключена богом войны в пещеру. Тогда он призывает на помощь всех трудовых людей и освобождает ее. А вместе с Миром приходит на землю Опора — богиня урожая, и комедия заканчивается веселым пиром на свадьбе Тригея и Опоры.

Сюжет «Птиц» фантастический. Два афинских гражданина, Писфетер и Эвелпид, разочаровавшись в современной жизни с ее интригами и кляузами, уходят к птицам и вместе с ними основывают новое государство Тучекукуйск между небом и землей. Писфетер становится там царем, и начинается счастливая жизнь. Однако вскоре на земле узнают о существовании этого благодатного государства, и туда устремляются разные искатели счастья — поэты, гадатели, мошенники, кляузники и т. п. Но Писфетер их не допускает. Затронутыми оказываются и сами боги, так как государство, устроенное между небом и землей, преграждает доступ жертвенному дыму на небо, и боги вследствие этого остаются без пищи. В результате переговоров, которые вели Посейдон, Геракл и фракийский бог Трибалл, заключается договор, причем боги вынуждены выдать замуж за Писфетера богиню Басилею, олицетворяющую власть над миром. Свадебным пиром и заканчивается комедия.

Комедия «Лисистрата» названа по имени афинской женщины, которая организует заговор женщин всех государств с тем, чтобы положить конец войне. Страдая от хозяйственной разрухи военного времени и томясь тоской по находящимся постоянно в походах мужьях, женщины заставляют их согласиться на заключение мира.

Комедия «Женщины на празднике Фесмофорий», написанная накануне олигархического переворота 411 г., совершенно не затрагивает политических вопросов, а подвергает осмеянию поэтов Агафона и Эврипида. Эврипид узнает, что женщины, озлобленные его нападками, сговариваются его убить. Тогда он обращается к поэту Агафону, известному изнеженным образом жизни, прося заступиться за него. Тот отказался, но дал из своего гардероба женский костюм родственнику Эврипида, и этот родственник в женском платье проник на собрание женщин, справляющих праздник Фесмофорий (в честь Деметры и Персефоны), куда мужчинам не было доступа. В ответ на обвинение женщин он пытался защитить Эврипида, говоря, что на самом-то деле женщины много хуже, чем он их изображает. Этим он возбудил подозрение и был разоблачен. Ему на выручку пришел сам Эврипид и, обещав женщинам больше не позорить их, хитростью освободил родственника из рук скифа-полицейского.

«Лягушки». Она поставлена в январе 405 г. под свежим впечатлением смерти Эврипида и Софокла. Бог Дионис, в ведении которого считалось театральное дело, очень обеспокоен тем, что со смертью этих поэтов и с отъездом в Македонию младшего трагического поэта Агафона театр опустел. Поэтому он решает отправиться в загробный мир, чтобы вернуть на землю Эврипида. Так как, по мифам, в загробный мир однажды сходил Геракл и увел оттуда адского пса Кербера, Дионис надевает, подобно ему, львиную шкуру, берет палицу и в сопровождении раба Ксанфия, который несет багаж, отправляется в путешествие. Ему приходится переезжать через адское озеро. Там раздается кваканье хора Лягушек — отсюда название комедии. Дионис после ряда приключений, когда его принимают за Геракла и бьют за похищение Кербера или хотят пытать как раба, и т. п., наконец, достигает дворца Плутона. Там в это время происходил спор между Эсхилом и Эврипидом из-за первенства. Долгое время первое место занимал Эсхил. Но, когда в царство мертвых пришел Эврипид, он собрал шайку грабителей, мошенников, отцеубийц и т. п. злодеев и стал требовать себе первого места. Дионис видит в этом удобный случай, чтобы убедиться, кто из них лучший поэт. Эсхил выставляет требование, чтобы поэт был учителем народа, и в пример ставит свои произведения «Персы» и «Семеро против Фив», которые поднимают бодрость и мужество граждан. А Эврипид изображает жизнь, как она есть, и развращает молодежь. Дионис отдает предпочтение Эсхилу и берет его с собой на землю, а заместителем Эсхила остается Софокл.

«Женщины в Народном собрании» — пародия на какие-то планы социальных преобразований, во множестве предлагавшиеся в конце V и в начале IV в. Энергичная Праксагора подговаривает афинских женщин взять в свои руки управление государством. Так как в это время участие граждан в заседаниях Народного собрания уже оплачивалось, желающих оказывалось так много, что пришлось установить определенный кворум, которым ограничивалось число участников. Поэтому женщины еще до рассвета, одетые в мужские одежды и с подвязанными бородами, явились в Народное собрание и заняли там места. Для пришедших позднее мужчин уже не нашлось места. Праксагора внесла предложение: ввиду того, что управление мужчин обнаружило свою несостоятельность, передать все дела женщинам, которые показали свое умение управлять, как домашние хозяйки. Большинством голосов управление и передано женщинам. Затем Праксагора выступила с новым предложением — об отмене частной собственности и об обобществлении всех вещей. После этого конкретно показывается новый порядок. Одни честно отдают свое имущество в общее достояние, другие выжидают, что будет дальше. Происходит комический спор между двумя женщинами — старой и молодой из-за обладания молодым человеком. Комедия заканчивается веселым шествием на обед.

Последняя комедия Аристофана — «Богатство» сильно отличается от всех предыдущих отвлеченным характером своей темы и отсутствием личных нападок, за исключением беглого упоминания о демагоге Агиррии, стратеге Памфиле и злостном должнике Филепсии (174—177). Хор не играет тут. почти никакой роли. Эта комедия была первоначально поставлена в 408 г., а в 388 г. Аристофан возобновил постановку ее в переработанном виде. Эта переделка сохранилась. Бедный старик Хремил по совету оракула идет за встретившимся ему на улице слепым и приводит его к себе в дом. Оказывается, что это — бог богатства Плутос. Так как он слепой, он приходит к первым попавшимся людям, не разбирая, честные они или нет. Хремил отводит его в храм Асклепия, где тот и получает прозрение. Хремил и его приятели делаются богатыми. Тщетно Бедность доказывает свои нравственные преимущества. Честные люди благодарят бога богатства, а негодяи, потеряв возможность вредить другим, недовольны и даже видят в этой перемене низвержение демократии (949). Зевс гневается на Хремила за то, что люди разбогатевшие уже не нуждаются в нем. Заканчивается комедия процессией, которая идет на Акрополь, чтобы там установить культ бога богатства.

Эта пьеса-аллегория начинает собой ряд комедий нового типа — «средней» аттической комедии.

5. СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИ Е И РЕЛИГИОЗНЫЕ ВОЗЗРЕНИЯ АРИСТОФАНА

^9. Это сразу бросается в глаза в его произведениях. Но определить в точности мировоззрение Аристофана довольно трудно, так как, представляя все окружающие явления в шутливом виде, он часто ставит нас в тупик относительно подлинных своих взглядов. Общую тенденцию своих произведений он объясняет в парабазах, но о многих вопросах приходится догадываться. Поэтому в суждениях об Аристофане среди ученых существуют серьезные разногласия.

Сам Аристофан неоднократно указывал на высокие общественные задачи, которые он ставил перед собой. В «Лягушках», например, представлено, что бог загробного мира Плутон отпускает на землю Эсхила именно с той целью, чтобы он «спасал государство добрыми мыслями и чтобы воспитывал неразумных» (1501 —1503). Уже во «Всадниках» Аристофан прославлял величие и силу своего государства, обращаясь к местным богам-защитникам Афине и Посейдону (551 — 564 и 581 — 594). Полно патриотического чувства прославление устами хора своих отцов (565 — 570):

Мы хотим прославить в песне наших доблестных отцов.
Ведь они вполне достойны были родины своей.
—
Всякий раз везде победой прославляли город наш.
И никто из них, завидев пред собою рать врагов,
Не считал их: наполнялся дух их доблестью такой.

В таком же духе прославляет Аристофан победу над персами и в «Осах» (1075—1090). Его идеалом является поколение «марафонских бойцов» («Облака», 986, «Всадники», 1334); он вспоминает подвиги и бескорыстие того времени, когда войском командовал благородный Миронид («Женщины в Народном собрании», 3 03 — 3 08, ср. «Лягушки», 1013 —1017). Но, прославляя так прошлые времена, он этим самым не отвергает настоящего, а только хочет исправить его недостатки.

хор ахарнских угольщиков — «заскорузлые старики, дубовые, неподатливые, прямые марафонские бойцы, крепкие, как вяз» («Ахарняне», 180 сл., ср. 696). Он ценит их трудолюбие, крепкую силу, твердый положительный характер, незаинтересованность в честолюбивых планах и рискованных предприятиях. Их созывает Хремил, чтобы поделиться с ними богатством («Богатство», 223 — 226).

Стоя на точке зрения этих людей, Аристофан ненавидит войну, которая нарушает их мирное благополучие, и тех деятелей, которые затевают войну. Теме мира он специально посвятил три комедии: «Ахарняне», «Мир» и «Лисистрата». Причиной войн Гермес в той же комедии называет корыстолюбие и эгоизм некоторых деятелей, в том числе Перикла (606), а особенно деятелей в Спарте и на островах. Это все ложится тяжелым бременем более всего на крестьян (625). Вину за бедствия, причиненные войной, Аристофан возлагает на демагогов, прежде всего на Клеона, самого выдающегося из них. Наиболее сильный удар против него направлен во «Всадниках». Всадники принадлежат к классу богатых людей. Однако они, как и крупные землевладельцы, заинтересованы в мире и составляют оппозицию против демагогов. Всадники, образующие в комедии хор, выступают против Пафлагонца-Клеона, отсюда вовсе не следует, что точка зрения поэта совпадала с идеологией этой группы: союз с ними только временный. Счастье простых земледельцев, которые могут вернуться к родному очагу и забыть невзгоды войны, Аристофан нарисовал идиллистиче-кими чертами в замечательной песне хора в «Мире» (1127—1190).

В той же комедии Аристофан говорит о росте пагубного влияния демагогов: «Когда сюда (т. е. в город) собрался народ земледельцев, он не замечал, что его продают таким же образом (т. е. из корыстных соображений), но оставшись без виноградных дрожжей и будучи любителем сушеных смокв, он стал глядеть на ораторов, а те, понимая, что бедняки ослабели и не имеют хлеба, стали гнать двузубыми кирками эту богиню (т. е. богиню мира), которая много раз сама являлась из любви к нашей стране, а у союзников стали трясти тучных и богатых под предлогом того, что они будто бы сочувствуют Брасиду» — спартанскому полководцу (632 — 640). От внимания поэта, таким образом, не ускользнуло противоречие между общественными группами, и он прямо указывает, что демагоги натравливают городскую бедноту на богатых. В «Мире» он образно представляет бога войны с огромной ступкой, в которой он толчет людей, причем пестиками ему служат злобные зачинщики и вдохновители войны — Клеон в Афинах и Брасид в Спарте; Тригей с удовлетворением слышит, что оба они погибли, и это сулит ему надежду на мир (259 — 286).

Но что же так разделяет воюющих? Неужели нельзя договориться и разрешить разногласия? Так рассуждает героиня комедии «Лисистрата», обращаясь к собравшимся представительницам всех греческих государств (1128 — 1134):

Я собрала вас и хочу всех вместе

Из одного сосуда алтари
Водой кропите, как родные люди,
В Олимпии и в Пилах и в Пифо —
И сколько мест еще назвать могла бы! —
— варваров с их войском,
А греков губите и города их.

Здесь звучит уже та панэллинская точка зрения, что и в «Мире» (302), которую впоследствии провозглашал оратор Исократ (гл. XVI). С необыкновенной силой и выразительностью излагается идея мира в замечательной речи Лисистраты (565 — 586). При этом, конечно, войну поэт отвергал как наступательную и захватническую, но всецело одобрял и прославлял войну оборонительную, в которой отличались предки, заслужившие у него почетное звание «марафонских бойцов».

Аристофан возлагает ответственность за войну на преступную деятельность демагогов как вождей «охлоса», античного люмпен-пролетариата, составляющего главную массу на заседаниях Народного собрания. Едкую сатиру на деятельность этого органа рабовладельческой демократии он представил в комедии «Всадники». Он в самом смешном виде изобразил афинский народ как дряхлого, выжившего из ума старика Дема, которого держат в руках ловкие демагоги. Умышленно сгущая краски путем использования сатирического приема гиперболизации, Аристофан разоблачает бесчестные методы, которыми пользуются демагоги в своих интересах. Пафлагонец, т. е. Клеон, действует доносами на честных людей, а его соперник Колбасник, как показано в неподражаемом описании сцены в Совете пятисот (624 — 682), снискал популярность сообщением о том, что подешевела мелкая рыба. Верхом комизма здесь является то, что за одно только сообщение об этом его награждают, как благодетеля народа, венком. Окончательно же он побеждает противника своим предложением об устройстве большого жертвоприношения, так как народу это сулит даровое угощение; после этого никто не хочет и слышать о мире, хотя сообщается, что из Спарты пришли послы для переговоров.

Интересно замечание Колбасника, когда его зовут на собрание: «О, я несчастный: я погиб! Ведь старик у себя дома бывает самым смышленым из людей; когда же сидит на этой каменной скамье, разевает рот, словно когда складывает смоквы» (752 — 755). Этой инертностью и безмолвием народной массы и пользуются бесчестные демагоги.

олигархии, особенно участников переворота 411 г., например, Писандра (под видом Советника) в «Лисистрате» (489), Ферамена и Фриниха в «Лягушках» (540 сл., 698); часто повторяет о заговорах их против демократии, а к Спарте и ее строю относится отрицательно («Ахарняне», 509 — 512; «Осы», 474 — 476; «Мир», 622 — 624), едко высмеивает «лакономанию» некоторых аристократов в Афинах («Птицы», 1281 — 1283).

Точку зрения самого Аристофана можно видеть из объяснения Эвелпида в «Птицах» (3 5 — 3 8):

Из города родного на своих двоих умчались мы не потому,
Чтоб город не любили свой: велик он от природы и богат,
И хватит денег у него для всех равно.

«Помните, что я говорю это (т. е. о причинах войны с ее бедствиями. — С. Р.) не про наше государство, а про то, что людишки негодные, непутевые, бесчестные, лживые и чуждые нам, стали делать придирки насчет мегарских плащей» («Ахарняне», 515 — 519). Своекорыстных политиканов Аристофан отличает от государства.

Одной из своеобразных особенностей в системе афинской демократии было исключительное значение суда присяжных. Уродливую форму это приняло в результате политики демагогов, особенно Клеона, который повысил до трех оболов дневную плату за исполнение судейских обязанностей. Это привлекло в многолюдные судебные комиссии афинскую городскую бедноту (ср. «Облака», 207 сл.; «Птицы», 109). Аристофан даже называет судей «Гелиасты, граждане из фратрии трех оболов» («Всадники», 255). Бедняк, не имевший ничего за душой, ничем не управлявший в общественной жизни, чувствовал в суде свою власть и силу, мог удовлетворить свое честолюбие и накопившееся озлобление против сильных и богатых. Суд часто превращался в средство пополнения опустевшей казны, так как в нее поступало конфискованное имущество осужденных. Страсть к судебным процессам Аристофан остро высмеял в «Осах», где с помощью героев Филоклеона и Бделиклеона (Клеонолюба и Клеонохула) разоблачил политику Клеона.

Стоя на точке зрения простых крестьян, Аристофан показывал подозрительное отношение таких людей к не понятным для них новшествам в науке, искусстве, религии и т. д., представляя их как вредное и общественно опасное шарлатанство. Новое литературное направление он высмеял главным образом в лице Эврипида, а философское — в образе Сократа как особенно оригинальной и общеивестной личности того времени.

Сознание, что путем правильного воспитания создаются кадры полезных граждан, заставило поэта забить тревогу при виде того, как молодежь потянулась к учителям нового типа. В образе Сократа он и объединил черты представителей разных учений своего времени, особенно софистов.

Вопреки тому, что мы знаем о Сократе как философе, который первый сосредоточил внимание философов на вопросах нравственности, «свел философию с неба на землю» (Цицерон, «Тускуланы», V, 4, 10), Аристофан делает его естествоиспытателем и натурфилософом. Так, когда Сократ, вися в корзине, заявляет в комедии: «Я воздухошествую и взираю вокруг на солнце» (225), это заставляет вспомнить учение Анаксагора о солнце. Стрепсиад, почитающий солнце за божество, понимает эти слова по-своему и задает вопрос: «Так зачем же ты презираешь богов с корзинки, а не с земли ?» Сократ на это отвечает: «Я не мог бы правильно понять небесных вещей, если бы не подвесил свой ум и не смешал тонкую мысль с подобным ей воздухом. А если бы я наблюдал верхнее снизу, находясь на земле, я никогда бы не постиг этого, так как земля насильно влечет к себе влагу мысли» (226 — 233). Это объяснение — карикатура на учение Диогена из Аполлонии, а не Сократа. Точно так же Сократу приписано карикатурное объяснение жужжания комара, которое происходит будто бы от того, что ветер свистит через него, как через дудку (160 — 164), объяснение грома столкновением туч (383), представление о небе, как о печи, в которой, подобно углям, находятся люди (94 — 97), и т. д. Такой же комический характер носит утверждение, что богов нет и что вместо Зевса царит Вихрь — «Дин» (247 сл., 366 сл., 379 сл.). В последнем случае пародируется учение софиста Антифонта. Так же комически представляет Аристофан сократовский принцип «познай самого себя»: Стрепсиад с комической наставительностью говорит Фидиппиду, убеждая его поучиться у Сократа: «Ты познаешь самого себя, что ты невежествен и туп» (842).

— у животных, а закон придуман людьми и, следовательно, легко может быть отменен. «А чем, — продолжает он, — животные отличаются от людей? Разве только тем, что не пишут псефисм» (декретов) (1419 — 1429). В этих словах нельзя не видеть пародию на теорию естественного права. Знаменитое положение Протагора, что «человек есть мера всех вещей», высмеивается в рассказе Ученика о том, как Сократ измерял прыжок блохи блошиными футами (144—153):, в человеческом обиходе расстояния измеряются человеческими футами (фут — размер стопы); значит, когда дело идет о блохе, нужны блошиные меры. Учение об относительности понятий в наставлениях Несправедливого слова получает извращенный смысл: «Ничего не считай позорным» (1078).

Сократа Аристофан представил также и учителем риторики. Положению Протагора, что «о всякой вещи могут быть высказаны два противоположных суждения», Аристофан придал смысл простого мошенничества — «побеждать на словах справедливо и несправедливо» (99), а всю науку Сократа представил, как «науку не платить долгов» (112—115). В комедии выведены аллегорические фигуры — Справедливое слово и Несправедливое, которые, как Добродетель и Порок в моралистической сказке софиста Продика, стараются увлечь молодого человека на свою сторону; но Геракл избрал путь Добродетели, а Фидиппид предпочел Несправедливое слово (889—1104). Стрепсиад с наивной прямотой просит дать ему «слово, ничего не отдающее» (98 сл., 245).

Грамматические исследования Протагора и Продика пародируются в комической сцене, где Сократ с педантичной строгостью бранит Стрепсиада за то, что он одним и тем же словом «алектрион» называет и петуха и курицу (658 — 692, ср. 847 сл. имеются в виду слова общего рода ¹⁰). С комической важностью Сократ заявляет, что надо говорить «квашник», а не «квашня». Разбор языка произведений Эсхила И Эврипида в «Лягушках» во многих отношениях является образцом такого же шаржа.

Вопросам воспитания Аристофан уделял много внимания в ранней, не дошедшей до нас комедии «Пирующие». В ней И В «Облаках» делается интересное сопоставление старой и новой систем воспитания. Справедливое слово в «Облаках» прославляет старый порядок, когда от мальчиков требовались больше всего дисциплинированность и скромность. Они ходили в школу в чинном порядке, не кутаясь даже при холодной погоде, пели серьезные песни со строгими музыкальными ладами, не позволяли себе грубых шуток, в школе вели себя благопристойно, в пище соблюдали умеренность и простоту. Они не гуляли на площади, не проводили время в банях, вспыхивали гневом при всякой насмешке, уступали место старшим, не водили знакомства с танцовщицами и т. д. Так воспитывалось поколение марафонских бойцов, и только такое воспитание может обеспечить государству крепких и честных граждан, которых будут ожидать награды (961 — 1023). Таков идеал Аристофана.

— философии грубого эгоизма: жить в свое удовольствие, пользоваться всеми наслаждениями, не сдерживая своих страстей И НИ В чем не ограничивая себя, не соблюдая ни скромности, ни справедливости. Сократ выведен как живое олицетворение такой системы, которая в конце концов разоблачается.

В миросозерцании античного человека важное место занимали вопросы религии, и Аристофан, стоя на точке зрения простых людей, не мог обойти того религиозного вольнодумства, которое в его время стало широко распространяться, как можно было видеть уже по произведениям Эврипида. Некоторые общественные круги старались в политических целях использовать религиозные чувства масс. Так начались преследования Анаксагора (его обвинителем был Клеон), Протагора, Диагора, а позднее Сократа. В «Облаках» Аристофан представил, будто Сократ вводит новых, фантастических богов — Вихрь, Облака, Воздух, Эфир и т. п. Безбожником изображает он и Эврипида в «Женщинах на празднике Фесмофорий»: одна женщина, торгующая веночками для участников жертвоприношений, заявляет, что Эврипид лишил ее более половины заработка, убедив людей, будто богов нет (448 — 455).

Однако, так жестоко нападая на «безбожников», Аристофан сам не остался вне их влияния и нередко отступал от традиционной веры. Строгое почтение он соблюдает только по отношению к Афине, Аполлону и Артемиде, а сам Зевс не избежал насмешек в его комедиях («Облака», 904 сл.; «Птицы», 5 54 — 560; «Богатство», 130 сл.). В «Птицах» Писфетер для защиты государства птиц готов вступить в решительную войну с богами; он предупреждает, что богам нельзя будет приходить на землю, как прежде, для любовных приключений, И требует, чтобы впредь люди приносили жертвы сначала птицам, а после богам (551 — 569); он грозит даже спалить огнем чертоги Зевса и Амфиона (1246—1248). Боги оказываются бессильными бороться против него и отправляют к нему посольство для переговоров (1565 — 1693). В «Мире» раб высказывает совсем богохульную мысль: «За богов я не дал бы и трех оболов, если они сводничают так же, как мы, смертные» (848 сл., ср. «Богатство», 125). Комическая сценка представлена в «Богатстве». После прихода на землю бога богатства и его прозрения все люди готовы чтить только его одного, и жрец Зевса, остающийся после этого без дела, переходит на службу новому богу: Зевс силен только деньгами (130 сл.). Раб Карион, рассказывая о чудесном исцелении Плутоса, бога богатства, в храме Асклепия, описывает обманы и мошенничества жрецов (665 — 725). Настоящим шутом представлен в «Лягушках» Дионис.

Все это говорит о том, что Аристофан, хотя и высмеивал новые учения, сам, как подлинный сын своего времени, разделял многие из них и в оценке мелких свободных тружеников сходился со своим противником Эврипидом.

6. ЛИТЕРАТУРНЫЕ ВЗГЛЯДЫ АРИСТОФАНА

он говорит в своих пьесах, особенно в парабазах. Уже в «Осах», относящихся к 422 г., он замечает о себе, что «поднялся до такой высоты, какой не достигал до него никто в Афинах» (1023). Учитывая двойственную сущность комедии — серьезную и шутливую, он обращается к судьям состязания в комедии «Женщины в Народном собрании» с таким объяснением (1156 сл.):

Пусть же умники и судят, помня умное у нас;
А кто любит посмеяться, тот по смеху и суди.

Свои литературные взгляды лучше всего он выразил в комедии «Лягушки», в сцене спора Эсхила с Эврипидом. Оба поэта, по его пониманию, признают одинаковый принцип, который формулируется в словах Эсхила: «Малых детей наставляет учитель, а взрослых людей поэты» (1054 сл.). На вопрос Эсхила: «За что следует восхищаться поэтом?» — Эврипид отвечает: «За искусство его и за наставления, — за то, что мы (т. е. поэты) делаем лучшими людей в государстве» (1008 — 1010). В другом месте той же комедии хор говорит: «Священный хор по справедливости должен давать государству добрые советы и наставления» (686 сл.). Таким образом, на искусство устанавливается моральная точка зрения, — театр признается школой для взрослых^11. Этим определяются и художественные идеалы Аристофана. С его точки зрения, которую он выражает устами Эсхила, поэзия должна сообщать гражданам бодрость и воинственный дух, и героями его поэзии были Патроклы и Тевкры с львиной душой (1042). В качестве образов он ссылается на трагедии «Семеро против Фив» и «Персы». Он исходит из возвышенных представлений. «Поэт должен, — говорит он, — безнравственные вещи скрывать, не выводить их и не изображать в театре. Мы должны говорить только о нравственных вещах» (1053 — 1056).

«Я выводил обыденные вещи, которые у нас в обиходе и которые с нами неразлучны, так что по ним меня можно бы проверить: зрителям все это знакомо, и они могли бы изобличить мое искусство» (959—961). Аристофан считает этот натурализм вредным, вносящим нравственное разложение. «Каких только бед не причинил он!» — говорит про Эврипида Эсхил. Особенно нападает он на Эврипида за то, что он первый стал изображать любовную страсть (1043 сл.). «Разве не представлял он сводней или женщин, рождающих в храмах, или сестер в сожительстве с братьями, или женщин, заявляющих, что жизнь — не жизнь? Вот от этого-то город наш и наполнился писаришками и шутами, народными обезьянами, обманывающими вечно народ. И теперь так мало занимаются гимнастическими упражнениями, что нет никого, кто мог бы нести факел» (1078 — 1088)^12. В этих рассуждениях Аристофан отражает споры о реализме в искусстве, которые велись среди его современников. Ясно, что Эврипид и Аристофан — представители двух различных лагерей. Находя свой идеал в лице Эсхила, Аристофан развенчивает Эврипида, видит в его творчестве социальную опасность и не оставляет поэта в покое даже после смерти, критикуя и содержание и форму его произведений. Он затрагивает 33 его трагедии, нападает на него при всяком удобном случае, задевает его личную жизнь, низкое происхождение и т. п. В «Женщинах на празднике Фесмофорий» он издевается над его мнимым женоненавистничеством. В разных комедиях Аристофан высмеивает стремление Эврипида воспроизводить действительную жизнь с ее мелочами и неприглядностью. Аристофан называет Эврипида «собирателем пустой болтовни, творцом нищих, сшивателем лохмотьев» («Лягушки», 840 сл.). В «Ахарнянах» Дикеополид обращается к Эврипиду с просьбой снабдить его каким-нибудь особенно жалким рубищем из гардероба его трагедий (410 — 479). Аристофан критикует Эврипида и за преобладание в его трагедиях рассудочности, обилие замысловатых, ученых слов, видя в этом вульгарность. «Вот сейчас, — говорит хор в «Лягушках», —завертится его ловкий, болтливый язык, оттачивающий слова, будет говорить тончайшие вещи, напрягая с величайшим трудом свои легкие» (825 — 829).

Признавая первенство в поэзии за Эсхилом, второе место Аристофан отдает Софоклу. В знак этого Эсхил, уходя из загробного мира, оставляет его своим заместителем. Однако высокая оценка Эсхила не мешает Аристофану тонко указать и некоторые его недостатки. Он отмечает натянутость молчания действующего лица в течение целой сцены, например в прологе «Прикованного Прометея», в не дошедшей до нас «Ниобе», чрезмерную высокопарность и тяжеловесность речи, пристрастие к страшным и чудовищным образам и словам и т. д. (911 — 945). Он «первый из греков нагромоздил величавые слова и ввел красивую шумиху трагической речи» (1004 сл.), — так характеризует его хор. «Не скажет он слова ясно», — говорит про него Эврипид (927). Его тяжеловесные слова на весах сразу же перетягивают легкую речь Эврипида (1364—1460). Эсхил не может возразить на его критику. Аристофан, несмотря на свои нападки на Эврипида, сам многое заимствовал у него.

Из других трагических поэтов своего времени Аристофан подверг жестокому осмеянию молодого поэта Агафона, представив его типом изнеженного, женоподобного человека в «Женщинах на празднике Фесмофорий». Не раз задевает он Каркина, Иона Хиосского, Иофонта, сына Софокла и др. («Мир», 834 сл., 864; «Лягушки», 73 — 79).

Аристофан рано осознал высокое общественное значение своих комедий и в «Осах» называл себя «очистителем, отвращающим беды от своей страны» (1043). Роль комического писателя он считал одной из самых трудных и важных («Всадники», 516, ср. «Ахарняне», 633 сл.). В парабазе «Ахарнян» он ставит себе в заслугу то, что высказывал откровенно правду и предупреждал против лести, которой нередко увлекались афиняне (628 — 644). Средством воздействия на современников он считает соединение серьезного с шуткой. Так, хор в «Лягушках» обращается с молитвой к богине Деметре, чтобы она дала ему возможность «высказать много смешного и много серьезного и, сыгравши и пошутив, одержать победу и получить в награду ленту» (389—393). В «Осах» он заявляет, что, когда стал выступать впервые в театре, нападал не на заурядных людей, а на особенно сильных (1029 сл.).

«Осы», 1010—1014; «Лягушки», 1109—1118). Он заявляет, что и без соответствующей маски у актера зрители поймут, кого надо разуметь под фигурой Пафлагонца во «Всадниках» (225 — 233). Зная тонкое чутье публики, Аристофан близко принимает к сердцу провал своего любимого произведения — «Облаков» («Облака», 520 — 527; «Осы», 1043 — 1045).

Много намеков на разных современников рассеяно в комедиях Аристофана. Видно, что во «Всадниках» он намекает на суеверие, нерешительность и медлительность Никия (32 — 35), на склонность к вину Демосфена (95 — 102). Однако многие из намеков остаются незаметными или непонятными из-за отсутствия у нас исторических сведений.

Серьезные разногласия вызывало понимание комедии «Птицы». По примеру Гёте многие готовы были видеть в ней просто веселую шутку, фантастическую феерию, другие воспринимали ее как аллегорию. Однако в ее содержании так много намеков на живую афинскую действительность, что с такими толкованиями никак нельзя согласиться. План фантастического государства напоминает мечты некоторых мыслителей о политическом и социальном переустройстве, вроде проектов Гипподама Милетского (178 — 186; 550 — 626). В то же время план создания мирового государства, способного подчинить и небо и землю, — если откинуть комические преувеличения, — напоминает агитацию политиков вроде Алкивиада, затеявших поход в Сицилию и суливших афинянам подчинение не только Сицилии, но блокаду Пелопоннеса и завоевание Запада, в том числе и Карфагена (Фукидид, VI, 15, 2; 90, 2 — 3). Кроме того, в комедии осмеивается ряд современных деятелей (1 292— 1299; 1553—1564). Все это показывает, что нет никаких оснований обособлять данную комедию от других комедий Аристофана.

Аристофан видит принципиальное отличие своего творчества от произведений предшественников и современников в том, что он изгнал из оборота все грубые и чисто внешние комические приемы, основанные в значительной степени на непристойностях. В «Мире» хор такими словами определяет образ деятельности поэта (739 — 743):

Он, во-первых, один у соперников всех прекратил их обычай смеяться

Он изгнал и Гераклов, месящих хлеба, и обжор этих вечно голодных,
И бегущих рабов, надувающих ловко, нарочно терпящих побои —
Это все недостойным он первый признал, и рабов выводить, как другие,
Проливающих слезы, не стал он.

«кто в этом находит смешное, тот от моих шуток не получит удовольствия» («Облака», 560). Аристофан неоднократно говорит о благопристойности своих комедий («Облака», 537 — 544; «Лягушки», 1 —15, 358). Он отвергает как недостойное снискивать расположение зрителей, кидая в толпу угощения («Осы», 58 сл.; «Мир», 711 сл.; «Богатство», 797 сл.).

Положительную задачу свою он характеризует устами хора в «Мире» (748 — 754):

И, подобные пошлости бросив и вздор, непристойные шутки такие,
Возвеличил он этим искусство у нас, укрепил, возведя это зданье,
Величавою речью и мыслью глубокой и шутками неплощадными;

Но со страстью Геракла какой-то он стал нападать уж на самых могучих.
Среди запаха страшного кожи¹³ пройдя и угрозы, навозом несущей,
И я в первую очередь бой начинаю с чудовищем лютым, зубастым.

«чудовищем» Аристофан разумеет Клеона. Во «Всадниках» он сравнивает его с мифическим Тифоном (511) и не раз говорит о борьбе с ним в других комедиях («Облака», 549 — 551 сл.; «Осы», 1036). Из этого видно, какое политическое значение он придавал своим комедиям.

Правда, надо все же признать, что, осуждая теоретически пошлые шутки, он и сам иногда допускал их, как это можно видеть в «Лисистрате», в «Женщинах на празднике Фесмофорий», в начальной части «Мира» и т. д. Он невольно отдает дань ходячим приемам древней комедии, вышедшей из грубой основы карнавальных шуток.

7. ДРАМАТУРГИЯ АРИСТОФАНА

Вкладывая в комедию какую-нибудь определенную идею, по преимуществу морального содержания, Аристофан этим самым до некторой степени предопределял и внешнюю структуру ее. Он выдвигает какой-нибудь новый тезис, противоречащий общепринятому взгляду. Сначала этот тезис принимается и развивается, а потом показываются вытекающие из него последствия во всей их нелепости, как это видно в «Облаках»; или, наоборот, в противоположность существующему вредному порядку излагается мнение автора и показываются блестящие результаты, которые должны получиться в случае его осуществления, как видим, например, в «Ахарнянах», в «Мире» и др. Таким образом, сначала идет драматическое нарастание, затем остановка, дающая возможность обрисовать наступившее положение, и, наконец, разрешение вопроса, выводы.

Стремясь к наглядности и конкретности, поэт развивает свои положения и доказательства в отдельных сценах. Поэтому особенностью действия его комедий является эпизодичность, нанизывание отдельных сценок. В «Облаках» вначале представлена в комическом виде новая наука, и высшим моментом действия оказываются сцены, в которых Стрепсиад, нахватавшись верхушек этой науки, поучает сына и прогоняет своих кредиторов; а в конце образно рисуется его разочарование, когда Фидиппид на основании приобретенных знаний колотит отца и доказывает справедливость этого. В «Осах» первая половина посвящена разоблачению сутяжничества, вторая часть в комическом виде изображает блаженную жизнь без этого порока. Точно так же построена комедия «Мир», где в начале подготовляется полет на небо за богиней мира, а в конце изображается пьяное веселье после ее водворения на земле. Через ряд комических сцен проводится действие в «Женщинах на празднике Фесмофорий»: хитрость Эврипида и обращение к помощи Агафона, затем собрание женщин, выступление на нем родственника Эврипида и изобличение его, а во второй части и появление Эврипида и освобождение родственника из рук Скифа-полицейского. В «Богатстве» идут сцены обнаружения бога, его исцеления, спор с Бедностью, а затем благополучие разбогатевших бедняков, приход Гермеса с протестом Зевса и отступничество жреца. Наиболее цельным и последовательным оказывается действие в «Лисистрате», где сначала представлен заговор женщин, затем борьба с ними мужчин и, наконец, беспомощность последних и вынужденное заключение мира.

«противоречие явлений жизни с сущностью и назначением жизни»¹⁴. Это противоречие и вызывает смех. Великий мастер «смеха сквозь слезы» Н. В. Гоголь провел тонкое различие между легким, поверхностным смехом и тем, «который весь излетает из светлой природы человека». О действии такого смеха он замечает: «А насмешки боится даже тот, кто ничего не боится»¹⁵ Вот этим смехом Аристофан и пользуется с безграничной свободой и изобретательностью, не упуская ни одного момента, ни одного положения, чтобы показать смешную сторону. Едва появляясь перед зрителями в своих странных костюмах и безобразных масках, действующие лица должны были сразу же вызывать у них смех. Самые сюжеты и отдельные сцены носят такой же преувеличенно карикатурный характер, но в них мы находим черты подлинной действительности, в том числе нападки на современных деятелей.

Как настоящий поэт, Аристофан умеет свою мысль представить образно. Шарлатанство, обман, туман, которыми морочат людей мнимые ученые, воплощаются в забавном образе Облаков, — в виде женских фигур с длинными носами и в длинных развевающихся одеждах. Назойливое приставание старых судей, жалящих своими приговорами, показано в виде хора Ос. Мир в «Ахарнянах» представляется каким-то напитком, который различается по сортам и продается в сосудах. Самая идея мира конкретно изображается в образе богини, а богатство в виде бога, притом слепого, что имеет символическое значение; так же и бедность в «Богатстве». В «Ахарнянах» выведена комическая фигура персидского посла под именем Царево Око — с огромным глазом на лице как выражение зоркого наблюдения.

Качество литературных произведений измеряется по весу, словно товар, продаваемый на рынке. Эсхил и Эврипид кладут на весы свои стихи, причем простые и легкие слова Эврипида перевешиваются высокопарными, тяжеловесными выражениями Эсхила. В «Облаках» идеи справедливости и несправедливости образно представлены в виде аллегорических фигур Справедливого и Несправедливого слов.

— аллегорический образ самих афинян.

Поэт не стесняет себя рамками естественности и правдоподобия. Чем невероятнее его изображение, тем более комичное впечатление оно производит. Пользуясь формами народной сказки, поэт изображает всевозможные превращения и сквозь смех высказывает со всей резкостью горькую истину. Получается комическое соединение реального с фантастическим и даже прямо сказочным. Фантастичность всего действия дополняется той легкостью, с какой действие переносится из одного места в другое.

Это нарушение театральной иллюзии составляет особый прием комического поэта — типичную буффонаду. Она особенно бросается в глаза во «Всадниках», где образ старика Дема — аллегорическое воспроизведение народа — смешивается с подлинным народом, заседающим в собраниях и судебных комиссиях и рассчитывающим на получение трех оболов. В довершение фантастичности Дем, старый брюзга, превращается в молодого человека, готового наслаждаться всеми благами жизни. В «Лягушках» Дионис, напуганный ужасами загробного мира, обращается к жрецу, сидящему во время представления в первом ряду зрительских мест: «О жрец, защити меня, чтобы мне быть твоим собутыльником!» (297). Его пытают как раба, а Эврипид, возмущенный отказом жреца взять поэта на землю, называет его самым мерзким из людей (1472). Во «Всадниках» Пафлагонец, теснимый хором, обращается к зрителям (255 — 257):

Старцы-судьи, гелиасты, трех оболов фраторы!
Вас кормлю, за вас кричу я, — правда ль будет или ложь.

Особенно любопытно то место в «Мире», где представлено, как Тригей взлетает на навозном жуке на небо: во время этого полета, который воспроизводился перед зрителями, он вдруг обращается к машинисту: «Ох, как я боюсь, и говорю это не шутя. Машинист, осторожнее! Ветер уже крутится у меня в животе, и, если ты не будешь осторожен, я накормлю навозного жука» (173 — 176). Нередки в комедиях случаи, когда действующее лицо обращается к зрителям, заставляя их почувствовать, что перед ними только театральная игра ^16. Это должно было вызывать смех у зрителей. А в «Ахарнянах» в уста Дикеополида вкладываются рассуждения о тех преследованиях, которым подверг Клеон Аристофана за осмеяние в комедии «Вавилоняне»¹⁷. «Я сам знаю, что мне пришлось вытерпеть за прошлогоднюю комедию» (377 сл., ср. 501 — 503). Действующее лицо, таким образом, отождествляет себя с поэтом.

Такой прием распространяется и на роль хора. В начальной части комедии он выступает как действующее лицо, наделенное соответствующими признаками, но в дальнейшем эти свойства забываются.

лицами, нередко даже высказывают мысли самого автора.

Одними из сильнейших средств комического действия у Аристофана являются шарж, преувеличение и карикатура, т. е. доведение отдельных черт подлинной действительности до смешного и даже нелепого вида посредством нарочитого и одностороннего преувеличения. В результате такого приема вся жизнь в изображении Аристофана приобретает странный и нелепый характер с такими же нелепыми, нереальными действующими лицами, которые не подчиняются обычным правилам логики. Народное собрание оказывается каким-то сборищем своекорыстных людей, которые Колбасника награждают венком за то, что он первый сообщил о дешевизне селедок, и с восторгом принимают предложения о крупных жертвоприношениях, рассчитывая при этом хорошо угоститься на дармовщинку. Ополчаясь против безграничного влияния демагога Пафлагонца, поэт выставляет в противовес ему еще более грубого и невежественного демагога Колбасника, который одерживает победу. Вся наука представляется сплошным шарлатанством, жульничеством и сводится к искусству не платить долгов, к учению о Вихре, заменившем Зевса, и т. д. Ходячая, сплетня дает материал для шуток, да и сам поэт не стесняется сочинять небылицы об отдельных лицах и о событиях общественной и политической жизни. Пелопоннесская война, по его объяснению, началась будто бы из-за того, что мегарцы украли двух рабынь, принадлежавших жене Перикла Аспасии («Ахарняне», 526 — 540, ср. «Мир», 603 — 648). Вся политика того времени представляется в таком же свете. В духе ходячих сплетен рисуются образы Сократа, Эврипида, Клеона и др.

Еще одним из важных средств сатиры у Аристофана является литературная пародия. Литературные новшества Эврипида он пародирует в «Женщинах на празднике Фесмофорий», где Эврипид повляется то в виде Менелая из «Елены», чтобы освободить своего разоблаченного и арестованного родственника, то в роли Персея из «Андромеды», причем этот родственник сначала разыгрывает плачевную роль Паламеда, а когда это не действует, — роль прикованной к скале Андромеды, обреченной на съедение морскому чудовищу. В «Мире» Аристофан использует мотив полета на небо из трагедии Эврипида «Беллерофонт», но вместо поэтического крылатого коня Пегаса, ради комизма, берет навозного жука.

8. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА В КОМЕДИЯХ АРИСТОФАНА

Особенностями комического жанра объясняется своеобразный характер действующих лиц у Аристофана. «Древняя» аттическая комедия задавалась целью не просто изображать окружающую дейтвительность, а высмеивать ее уродливости. Поэтому и действующие лица рисуют не подлинных, живых людей, а представляют их в одностороннем карикатурном освещении. Это — носители какого-нибудь одного свойства, одной страсти. Среди них мы нередко находим известных общественных деятелей, которые были хорошо знакомы зрителям, — и это придавало спектаклю особенную остроту. Часто поэт пользуется вымышленными именами, выводя просто характерные типы своего времени, иногда ограничивается обозначением профессий: оружейный торговец, мастер серпов, земледелец и т. п. Любопытны типы «сикофантов», т. е. кляузников и мошенников, которые хотят воспользоваться благами мира, добытого Дикеополидом («Ахарняне», 818 — 828), или счастливой жизни в царстве птиц («Птицы», 1410—1469) и т. д. Они видят свое разорение после прозрения бога Богатства («Богатство», 850 — 950).

«Ахарнянах», Стрепсиад в «Облаках» и Тригей в «Мире». Это мелкие рабовладельцы с мелкособственнической идеологией. Их хозяйство страдает от войны, и они оказываются решительными противниками ее. Этим определяется их ненависть к демагогам, затевающим войны. Зная цену деньгам, добываемым тяжелым трудом, они скупы и крайне расчетливы. В них Аристофан видит главную опору государства и свой политический идеал.

Дикеополид в «Ахарнянах» — один из тех, кто живет всецело интересами деревни. Он не любит город, где все продается за деньги, и бывает там только по крайней необходимости. Он знает свое хозяйство и ни о чем другом не хочет слышать. В Народное собрание он пришел затем, чтобы кричать, ругаться и драться за мир (3 7 — 3 9). Заключив сепаратный мир, он счастлив и зло издевается над противниками мира. Похож на него и Тригей в «Мире». «Вспомним теперь, — говорит он после освобождения богини мира, — прежнее житье, какое она (т. е. богиня мира) когда-то давала нам: сушеные и свежие смоквы, мирты, сладкую виноградную гущу, фиалки у колодца, оливки, о которых мы тоскуем; за эти блага возблагодарим теперь эту богиню!» (571 — 581). В этих словах со всей силой выражаются мечты крестьянина, оторванного от земли во время продолжительной войны. Они дополняются замечательной песней хора, рисующей прелести мирной жизни в деревне (1127 — К )).

Полнее других героев обрисован Стрепсиад. Простой, необразованный крестьянин, от которого «пахнет винными дрожжами» (50), потянулся в знать — женился на девушке из знатного, но разорившегося рода, которой требовались и наряды и общество. Их сын пошел в мать. Наделав из-за этого долгов, Стрепсиад как человек практический покривил душой и пошел учиться новой науке — «не платить долгов». Однако вскоре ему пришлось в этом раскаяться и признать свое заблуждение. Типично представлен этот пожилой необразованный человек, который, едва схватив обрывки новой науки, со всей серьезностью начинает поучать сына и кредиторов. «Ну, разве не видишь ты, как хорошо образование! Зевса, Фидиппид, ведь нет». Тот с удивлением спрашивает: «А кто же есть?» Стрепсиад отвечает: «Царит Дин (Вихрь), изгнавший Зевса» (826 — 828).

Интересно показан тип рядового афинского гражданина в лице Филоклеона в «Осах». Он отбился от нормальной жизни, опустившись до уровня полунищих «из фратрии трех оболов». В карикатурном виде, как какая-то болезнь, представлена страсть его к судебным разбирательствам. Серьезно, с сознанием важности своего дела он объясняет сыну значение судейских обязанностей. Власть судьи — это своего рода царская власть, так как все ЛЮДИ, попадающие под суд, даже самые знатные и богатые, чувствуют себя в зависимости от судей И заискивают перед ними, приводят родственников и маленьких детей; чтобы разжалобить судей, И бедный человек в качестве судьи может глумиться над силой и богатством. А самое главное — это легкий заработок — три обола, на которые он может содержать семью (300 — 302). Возвращаясь домой с тремя оболами во рту (бедняки кошельков не имели, а носили деньги во рту), он чувствует себя важным барином, за которым все в доме ухаживают (548 сл.). Бледиклеон разъясняет отцу пагубность этой страсти, выражая точку зрения поэта (он играет роль резонера).

Замечательный образ представил Аристофан в лице Пафлагонца во «Всадниках». Под этим именем он вывел демагога Клеона. Он хотел дать исполнителю этой роли маску, изображающую ЛИЦО Клеона. Однако могущество демагога в момент постановки комедии было так велико, что ни один мастер не согласился сделать такую маску, и эту роль пришлось исполнять самому Аристофану.

против демократии или в сношениях с врагами. Пользуясь слабостью хозяина Дема, Пафлагонец оттесняет преданных рабов (тут разумеются Никий И Демосфен), унижается и лебезит перед хозяином, ловит рыбу в мутной воде (865 — 867). Но вот наступает момент, когда его плутни раскрываются: большую часть пирога он отложил для себя, а Дему дал только небольшой кусочек (1219 сл.). Он оправдывается, доказывая, что крал в интересах государства (1226). От него требуют возвращения украденного. Но он верит еще в свою непобедимость на основании оракулов и начинает допрашивать своего противника, кто же он, где учился, чем занимался. Тут оказывается, что Колбасник образование получил на живодерне ^18, учился красть, клятвопреступничать и смело глядеть в глаза, а занимался тем, что торговал колбасами у городских ворот. Получается комическое «узнавание» в виде пародии на трагедию, после чего Пафлагонец, видя, что сбылось пророчество относительно него, чувствует себя окончательно разбитым. Так Аристофан показывает, какие люди управляют афинским государством.

Другой тип политического деятеля показан в «Птицах» в образе создателя птичьего государства Писфетера. Предприимчивыйи ловкий, он соединяет в себе качества политического вождя, борца за новый порядок, напоминающего некоторыми чертами Алкивиада, с замашками сверхчеловека в духе некоторых софистов и с немалой долей комического шутовства. Во всем великолепии он предстает перед зрителями в сценах, когда отваживает сикофанта, продавца псефисм (декретов) и других проходимцев, с добродушной иронией отпускает жалкого поэта и с пренебрежительной снисходительностью обращается с пришедшими к нему для переговоров богами и в конце концов получает от них в жены богиню Басилею (Царство).

Наибольшей известностью пользуется образ Сократа в «Облаках». Этот образ весьма сложен по своему составу. Он основывается на некоторых, преимущественно внешних, чертах исторического Сократа, но включает в себя много черт его современников, и все это вместе обработано по образцу ходячего народного представления о мнимом ученом-шарлатане (вроде dottore в итальянской народной комедии) Й прикрашено чертами комического шута.

Из «Апологии Сократа» Платона известно, как в широких кругах современников постепенно складывалось враждебное отношение к Сократу. Все эти кривотолки давали обильную пищу для комедий не одного Аристофана, но и других поэтов. Углубленный в философские размышления, Сократ Аристофана не может заниматься своей наружностью, — ходит грязный и необутый. Комизм усугубляется безобразием лица (как у Силена) и плешивой головой. Для своих подозрительных занятий он имеет специальное помещение — «думальню». Он окружен учениками, похожими на него, — грязными, нечесаными, бледными и тощими, возбуждающими отвращение у молодых людей из хорошего общества, вроде Фидиппида. Для занятий требуется много терпения и воздержания от всяких удовольствий (412 — 422, 439 — 442). Наука, которой занимается Сократ, такого же темного свойства, как и вся его личность. Это — ловкий мошенник, который не брезгует и мелким жульничеством. Когда Стрепсиад входит к нему в «думальню», он застает его висящим в корзине. Эти черты настоящего шута комически соединяются с обликом таинственного жреца — «жреца тончайшей чепухи», по выражению хора (359). И как жрец или пророк, он торжественно призывает новые божества — Облака (263 — 274) и, точно по обряду каких-то таинств, совершает посвящение нового ученика — Стрепсиада. Самое обучение ведется по последнему слову методики, по методу наглядности, — объясняя гром столкновением облаков, Сократ сравнивает его с урчанием желудка после сытной похлебки на празднике Панафиней (375 — 387) И Т. П. ОН учит учеников познавать самих себя, учит их познанию божеских вещей И всего мироздания, астрономии, геометрии, географии, метрике, ритмике, грамматике и риторике, — словом, всем известным в то время наукам. Модный принцип доказательств — ссылка на то, что делается в природе. На этом основании Стрепсиад отказывается платить долги, а Фидиппид колотит отца. Этот образ зловредного шарлатана сыграл впоследствии известную роль в осуждении Сократа (Платон, «Апология», 3, р. 19 С).

«Женщинах на празднике Фесмофорий». Женоненавистник, безбожник, хитрец и обманщик, заслуживающий казни, и вдобавок настоящий шут — вот в каком облике предстает он перед нами. Кроме имени, здесь почти ничего не остается от исторического Эврипида.

Наряду с фантастическими и нарочито уродливыми главными героями комедии мы встречаем немало фигур второстепенных, имеющих чисто бытовое значение. Таковы типы хозяина и раба. Пародией на существующее правление является во «Всадниках» домашнее хозяйство старого Дема. Дему приданы весьма реальные черты. Это старый рабовладелец, который доверил ведение дел в качестве домоправителя ловкому рабу Пафлагонцу, сумевшему взять хозяйство в свои руки. Хозяин не входит ни в какие дела и на все глядит глазами раба-хитреца. Особенно плохо приходится другим рабам, с которыми такой домоправитель обходится хуже, чем сам хозяин. «На всех домочадцев он возводит клеветы, — говорит один из рабов, — и вот на нас сыплются удары плетей. А Пафлагонец, бегая вокруг, то просит, то стращает, то тянет с нас взятки да приговаривает: смотрите, как по моему приказу стегают Гила. Если не сделаете по-моему, сегодня же вам будет смерть. И мы даем». (63 — 68).

Рабы выводятся в качестве действующих лиц в большинстве комедий; но они играют лишь служебную роль — в этом отличие их от рабов «новой» аттической комедии, где они нередко играют ведущую роль. В трактовке их у Аристофана видна рабовладельческая точка зрения. Тип верного, хотя и вороватого раба показан в образе Кариона, входящего в интересы своего хозяина, в «Богатстве». Но наиболее живо изображен Ксанфий в «Лягушках». Это — ловкий, продувной раб, лентяй, обманывающий господина и за это частенько терпящий наказание. Он нередко позволяет себе говорить дерзости хозяину и даже прямо издеваться над ним. Неподражаемая сцена происходит в загробном мире, где Ксанфий встречается с рабом Плутона и у них происходит разговор об их жизни и об отношениях к господам; о том как они бранят хозяев, подслушивают их разговоры; при этом рабы бахвалятся своей дерзостью и т. д. (738 — 753).

Изображая с юмором жизнь рабов, поэт не мог не заметить серьезного кризиса, происходившего в жизни рабовладельческого общества во время войны. Рабы во «Всадниках», не видя средств избавиться от жестокости домоправителя — Пафлагонца, начинают думать о бегстве. А известно, что во время Пелопоннесской войны более 20 тысяч рабов убежали от своих хозяев. Стрепсиад жалуется, что рабы стали очень нерадивы. «Давно я уж слышал пение петуха, — говорит он, — а рабы все храпят; прежде этого не бывало. Пропади пропадом эта война! Много на то причин: ведь нельзя мне даже наказать своих рабов» («Облака», 4 — 7). Мы знаем со слов самого Аристофана, что сцены, где избивают раба, были обычны в современной комедии («Мир», 742 — 747), а сам он перечисляет целый ассортимент наказаний для рабов («Лягушки», 618 — 622). Подобные сцены, имеющие побочное значение в пьесах, помогают читателю живее представлять себе бытовую обстановку времени Аристофана.

Женские образы в комедиях Аристофана имеют меньшее значение. Они играют существенную роль только в трех комедиях: «Лисистрата», «Женщины на празднике Фесмофорий» и «Женщины в Народном собрании». Выделяются две руководительницы — Лисистрата и Праксагора, весьма похожие одна на другую. Это — умные и ловкие агитаторы, умеющие организовать заговор, опытные хозяйки, женщины с сильной волей, способные держать мужей под башмаком. Самое имя «Лисистрата» имеет явно символическое значение — «распускающая войска» — символ того умиротворения, которое она устанавливает.

«Женщины на празднике Фесмофорий», направленная против женоненавистника Эврипида, на самом деле рисует женщин в крайне непривлекательном виде: это — «развратницы, охотницы до мужчин, пьяницы, предательницы, болтуньи, не имеющие ничего здорового, несчастье для мужей» (392 — 394, ср. 786 — 845). В комедии «Женщины в Народном собрании» масса женщин, которыми руководит Праксагора, играет роль только внешней силы, посредством которой водворяется новый порядок с отменой частной собственности. Мельком появляется в «Богатстве» жена Хремила, но в ней можно уловить уже черты простой домашней хозяйки, прообраз женщин в новой комедии.

Образы Аристофана, частью взятые из живой действительности, частью карикатурные или даже сказочно-фантастичные, захватывающие своей оригинальностью и весельем, служат лучшим средством для выражения мыслей поэта, обобщают его наблюдения над современной жизнью. Они живут как бы своей особенной жизнью, не подчиненной обычным условиям, и проходят перед нами, подобно тому веселому шествию, которое выступало на праздниках Диониса. Но в них содержатся уже зародыши образов позднейшей, бытовой комедии.

Поздние произведения Аристофана — «Лягушки» и «Женщины в Народном собрании» — значительно отличаются по своему характеру от ранних. Особенно это заметно в последней известной нам комедии «Богатство». В ней взята тема общечеловеческая. Комедия свободна от личных нападок, главное место в ней занимает спор с Бедностью. Вся острота сатиры и весь боевой задор исчезли, вместе с тем не стало и веселой буффонады прежних комедий. В комедиях нового направления стали преобладать морализирование и аллегория, сильнее стал выдвигаться бытовой элемент.

Так кончает существование «древняя» аттическая комедия со своим ярко выраженным политическим уклоном, уступая место новому направлению. «Богатство» Аристофана и его последние комедии «Кокал» и «Эолосикон», не дошедшие до нас, принадлежат уже к новому типу комедий. Это — так называемая «средняя» аттическая комедия.

9. ЯЗЫК КОМЕДИЙ АРИСТОФАНА

Во многих случаях автор старается индивидуализировать речь действующих лиц. Бросается в глаза разница между ученой речью Сократа и грубоватой простотой языка Стрепсиада. Получаются комичные недоразумения, когда последний по-своему превратно понимает слова Сократа. Сократ, например, говорит, что у ученых не принято почитание (nomisma) богов. Стрепсиад думает, что речь идет о монетах (247 — 249). Сократ спрашивает о стихотворных размерах, а Стрепсиад отвечает о мерах емкости (637 — 645). Когда Сократ говорит, что «взирает» на солнце, Стрепсиад удивляется, зачем он его «презирает» (225 сл.), и т. д.

Аристофан усвоил приемы судебных прений и выступлений ораторов в Народном собрании и вводит целые словопрения между действующими лицами — между Пафлагонцем и Колбасником, между Бделиклеоном и Филоклеоном, Справедливым словом и Несправедливым и т. д. Настоящей софистической декламацией является похвала Бедности в «Богатстве».

Пародии, которыми пересыпаны комедии Аристофана, воспроизводят и типичный стиль соответствующих произведений — эпоса, трагедии, современных дифирамбических поэтов, например в «Птицах» (904 — 953). Поэт на разные лады и весьма остроумно пародирует речь Эврипида; когда тот оправдывает ее, называя речь своей трагедии демократической, он заявляет, что за это Эврипид заслуживает смертной казни («Лягушки», 951 сл.). Это не мешало, однако, Аристофану многое настолько перенять у Эврипида, что современный ему поэт-комик Кратин выразился о нем так, будто он «аристофанствует на эврипидовский лад». Нередки у него также пародии на оракулы и государственные законы, причем сохраняется их своеобразный стиль.

«варварскую» речь, например в «Ахарнянах» — речь персидского посла (100—109), в «Женщинах на празднике Фесмофорий» — речь Скифа (1176—1225), в «Птицах» — речь фракийского бога Трибалла (1678 сл.). Равным образом воспроизводятся и особенности греческих наречий — дорийского в речи спартанки в «Лисистрате» (93 сл.), речь беотийца в «Ахарнянах» (860—954) и мегарца там же (729 — 835).

Иногда ради комизма поэт сам придумывает словечки или искажает слово живой речи, чтобы придать ему новый неожиданный смысл. Надо представить себе комическое впечатление, когда скороговоркой произносится слово, составленное из 24 частей («Женщины в Народном собрании», 1169—1175)! А Стрепсиад о потере плаща, который пришлось оставить в «думальне» Сократа, говорит: «Я продумал гиматий» («Облака», 857). Много шуток основано на мнимоэтимологических сопоставлениях. Так, в «Осах» старый раб жалуется, что его часто бьют, а хор на это возражает: «Что ж такого, малый? Ведь малым, хотя бы он был стариком, справедливо называть того, кто получает побои» (1297 сл. 1307). Шутка основана на сопоставлении слов: лоис; —«малый», «мальчик» и ла(ш — «бью».

и музыкальности. Таковы воспоминания стариков о молодых годах в «Осах» (1060—1090), песня Облаков, приходящих в Аттику по призыву Сократа («Облака», 275 — 290; 299 — 313), или настоящая идиллия сельской жизни в «Мире» (1127—1190). Эти песни сложены по образцам лирической поэзии и хоровых партий в трагедиях. В соответствии со своими специальными задачами поэт передает и щебетанье птиц («Птицы», 227 — 261, 267, 310, 315), и кваканье лягушек («Лягушки», 209 — 268) и т. п.

В общем, за исключением указанных отклонений, язык Аристофана считался образцом чистой аттической речи. К Аристофану применимы слова одного из действующих лиц в не дошедшей до нас комедии:

—
Без жеманства людей городских
И без грубости пошлой деревни.

интересовало и затрагивало свидетелей и участников этих событий. Но это же обстоятельство оказывалось сильным препятствием для его понимания в более позднее время, когда многие намеки потеряли значение и стали непонятны другим поколениям. Поэтому уже вскоре после смерти Аристофана комедии утрачивают интерес зрителей; постановки его произведений редко возобновляются; они уступают место бытовой комедии. Только пытливость ученых александрийцев сумела возродить к нему интерес. Острота его сатиры подхвачена во II в. н. э. Лукианом. Но Плутарх отдал предпочтение Менандру. В римской литературе влияние Аристофана слабо ощущается. Гораций («Сатиры», 1, 4), следуя традиции александрийцев, признает его образцом бичующей сатиры, но в своих произведениях ни в чем не обнаруживает его влияния.

Высокая оценка изящества поэзии Аристофана дается в эпиграмме, которую приписывают его младшему современнику, философу Платону:

Храма искали Хариты себе, нерушимого вечно;
Эту обитель в душе Аристофана нашли."

«Пир». В византийскую эпоху за Аристофаном, наконец, было признано первенство в области комического жанра, хотя христианские ученые относились к его творчеству отрицательно.

Своеобразие поэзии Аристофана серьезно мешало его признанию и в новое время. В эпоху Возрождения и в ближайшее затем время наибольшей известностью пользовалось «Богатство» — именно та комедия, в которой менее всего отразилась политическая борьба его времени — то, что составляет силу, но вместе с тем и затрудняет понимание других комедий. В числе немногих писателей, которые сумели по-настоящему почувствовать силу Аристофана, был французский гуманист Ф. Рабле.

Только в XVII в. пробудился серьезный интерес к Аристофану в Германии и во Франции. Расин под влиянием его «Ос» написал комедию «Сутяги». Но особенно усилился интерес к Аристофану в XVIII в. Его творчеством вдохновлялись в Англии Свифт и Фильдинг. В Германии Гёте пытался переработать его «Птиц»; Виланд перевел его четыре комедии; Тик увлекался скачками фантазии Аристофана; высоко ценил его Иммерман; подражал ему Платен. Влияние Аристофана видно у Гейне, Гауптмана и др. В XIX в. имя Аристофана стало прямо нарицательным для обозначения социального сатирика. В таком смысле пользуются его именем классики марксизма.

В русской литературе Аристофан получил высокое признание, как образец поэта-сатирика, в сочинениях Н. В. Гоголя, В. Г. Белинского, Н. Г. Чернышевского и др. Отдельные комедии его много раз перевоились на русский язык, особенно «Лисистрата». В начале XIX в. была известна обработка комедии А. А. Шаховским. Но полный перевод появился только в советское время.

1 Аристотель. Поэтика, 3, р. 1448 а 3 0 — 37; неизвестный автор — «О комедии»

2 Там же, 4, р. 1449 а 11 сл.

4. Роль ямбической поэзии в образовании нового жанра Аристотель отмечал в «Поэтике», 4, р. 1449 а 4.

— река в Аттике.

6. Аристотель. Поэтика, 5, р. 1449 b 8.

— вступительная часть; 2) анапесты — главная часть, называвшаяся так по стихотворному размеру, которым писалась; 3) пнигос — «удушье» — длинная фраза, декламировавшаяся скороговоркой и заканчивавшая первый отдел парабазы; 4) строфа — лирическая песня хора; 5) эпиррема — декламационное дополнение к строфе; 6) антистрофа — песня, соответствующая строфе, и 7) антэпиррема — декламационное дополнение к антистрофе, полная параллель с эпирремой.

8. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 36, с. 333. Так называл его и Н. В. Гоголь. См.: Гоголь Н. В. Театральный разъезд. — Полн. собр. соч., М., 1949, т. 5, с. 143.

9. См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 36, с. 333.

— Полн. собр. соч., т. 2, с. 274.

12. Имеются в виду состязания в беге с факелом на праздниках Гефестий, Прометей, Панафиней и др.

13. Намек на кожевенную мастерскую Клеона.

14. Белинский В. Г. Разделение поэзии на роды и виды. — Полн. собр. соч., т. 5, с. 60.

—Полн. собр. соч. М., 1949, т. 5, с. 169; ср. «Развязка ревизора», т. 4, с. 135—136.

16. Примеры: «Ахарняне», 496; «Всадники», 36—39, 163, 255 — 257; «Осы», 54; «Птицы», 30, 445 сл.; «Женщины в Народном собрании», 400, 582, 888 сл.

17. Нападками на влиятельного демагога Клеона Аристофан вызвал сильное раздражение с его стороны: Клеон возбудил против поэта, хотя и безуспешное, дело — обвинение в незаконном присвоении гражданских прав.

18. Точнее: в том месте, где опаливают свиные туши.