Приглашаем посетить сайт

Распопин В.Н.: Литература Древней Греции.
"Одиссея"

Боги и люди (От Миноса до Эзопа).

"Одиссея"

Кратко изложив содержание "Илиады", перейдем теперь к "Одиссее". Для начала дадим слово А. Боннару. В главе "Одиссей и море" первого тома "Греческой цивилизации" он пишет: "Цивилизация - процесс освободительный и завоевательный. Второе эпическое произведение, которое дошло до нас и тоже связано с именем Гомера, повествует об одном из самых больших завоеваний такого рода: о завоевании моря, доставшемся грекам благодаря смелости, терпению и изобретательности...

"Одиссея" была написана в эпоху открытия и завоевания греками западного Средиземноморья, и хотя в поэме как будто вовсе игнорируются мореходы, купцы и матросы, она была предназначена прежде всего для этих людей, составлявших новый поднимающийся класс, еще до того, как она стала национальной эпопеей греческого народа...

Решающим фактором, побудившим греков пуститься в море, была... потребность в определенных металлах. Запасы железной руды в Греции были очень скудны. Но главным образом не хватало олова... А именно олово было необходимо, наряду с медью, чтобы производить сплав, дававший прочную и красивую бронзу.... Но откуда брать это редкое олово, которое имело острую притягательную силу для людей VIII века до н.э.?

Олово имелось лишь в двух местах, если говорить о Средиземноморье; одно из них находилось на далеком Черном море, в Колхиде, у подножья Кавказа. Милет, самый крупный приморский город Ионии, проложил себе вслед за другими путь за оловом на восток: рудники на Кавказе стали снабжать металлургическое производство в Ионии и у соседних народов.

Однако еще существовал и другой путь за оловом, гораздо более опасный и менее изведанный... Надо было обогнуть Грецию с юга и, выйдя из зоны архипелага в открытое море, направиться через опасный Мессинский пролив вдоль берегов Италии к оловянным рудникам Этрурии...

Этот западный путь совпадает с маршрутом морского путешествия Одиссея, и нет сомнения, что "Одиссея" создавалась именно для всей этой братии авантюристов, моряков и колонистов, которая следовала этим путем, а также для богатых торговцев, для военной олигархии, лихорадочно озабоченной изготовлением оружия. Одиссей становился любимым героем этой разношерстной компании моряков, купцов и аристократов-промышленников. Однако "Одиссея" не является лишь непосредственно историей завоевания олова.

Поэма развертывается так же, как все эпопеи. Она переносит в мифическое прошлое поразительные открытия, сделанные каким-нибудь моряком за пятьдесят или сто лет до Одиссея... на морских путях к Западу.

Гомер использовал рассказы мореплавателей, предшествовавших Одиссею, и легенды, которые были известны во всех приморских городах, - вроде рассказов о народах-великанах, плавучих островах, чудовищах, пожирающих или разбивающих корабли... "Одиссея" полна такими рассказами, как полны ими "Тысяча и одна ночь". В ней много мифов, которые, каково бы ни было их происхождение, географическая или историческая основа, не имеют ничего общего с возвращением из Трои ахейского вождя Одиссея, исходной точкой поэмы, и которые гораздо древнее, чем этот эпизод". ( А. Боннар. Греческая цивилизация. Т.1. С. 77-80. )

Итак, нам известно, что песни, составляющие "Одиссею" (кстати, поэму, по которой греческие дети учились читать, декламируя ее хором), первоначально входили в круг поэм, посвященных возвращению греческих вождей на родину.

Эта поэма посвящена возвращению хитроумного любимца Афины, царя маленького скалистого островка Итаки, Одиссея, его скитаниям и борьбе с могущественным недругом, Посейдоном. Главный прием, которым пользовался автор при создании "Одиссеи" - ретроспектива, т.е. взгляд назад, воспоминания героя о прошедших событиях. И если "Илида", как вы уже поняли, главным образом военный эпос, то "Одиссея" - скорее приключенческий роман.

Все действие второй поэмы укладывается в сорок дней и в 24 песни, которые сгруппированы по смыслу и содержанию в четверки.

Первая такая четверка песен, тетрада, посвящена сыну Одиссея и Пенелопы, Телемаху. Со времени разрушения Трои прошло уже десять лет, а Одиссей никак не может вернуться домой: его преследует гнев Посейдона за ослепление сына бога, киклопа Полифема. Собрание богов, пользуясь отсутствием Посейдона, определяет, что Одиссей должен наконец возвратиться в Итаку. Там ждут его верная жена Пенелопа и взрослый уже сын Телемах.

На руку Пенелопы, пользуясь отсутствием законного властителя, претендуют многие представители местной знати. Эти "женихи" хозяйничают в доме Одиссея, разоряя его имущество. Ни Пенелопа, ни Телемах ничего не могут с этим поделать. Наконец к Телемаху является Афина в образе одного из его друзей и советует ему поехать морем к старым друзьям отца, чтобы попытаться узнать у них о его судьбе.Афина же во второй песне помогает Телемаху достать корабль и тайно отправиться в путь.

В третьей песни Телемах приезжает в Пилос к старцу Нестору, который направляет его в Спарту к Менелаю, позднее других вернувшемуся на родину. В четвертой песне в разговорах с Менелаем и прекрасной Еленой Телемах и узнает кое-что об окончании войны (эпизод с деревянным конем) и о судьбе ее участников, в том числе и о собственном отце. По словам Менелая, вещий старец Протей поведал ему, что Одиссей жив и находится на острове нимфы Калипсо.

В пятой песне, открывающей вторую тетраду, мы наконец встречаемся с Одиссеем. К Калипсо, полюбившей Одиссея и желающей, чтобы он женился на ней, является Гермес с сообщением о решении богов возвратить героя на родину. Расстроенная нимфа отпускает Одиссея. Тот строит плот и в течение семнадцати дней благополучно плывет к родным берегам, как вдруг его замечает возвращающийся от эфиопов Посейдон. Разгневанный бог поднимает страшную бурю.


Страшно лазурнокудрявой тряхнув головой, он воскликнул: 
"Дерзкий! Неужели боги, пока я в земле эфиопян 
Праздновал, мне вопреки, согласились помочь Одиссею? 
Чуть не достиг он земли феакиян, где встретить напастей, 
Свыше ему предназначенных, должен конец; но еще я 
Вдоволь успею его, ненавистного, горем насытить".
Так он сказал и, великие тучи поднявши, трезубцем 
Воды взбуровил и бурю воздвиг, отовсюду прикликав 
Ветры противные; облако темное вдруг обложило 
Море и землю, и тяжкая с грозного неба сошла ночь. 
Разом и Эвр, и полуденный Нот, и Зефир, и могучий, 
Светлым рожденный Эфиром, Борей взволновали пучину. 
В ужас пришел Одиссей...

В это мгновенье большая волна поднялась и расшиблась 
Вся над его головою; стремительно плот закружился; 
Схваченный, с палубы в море упал он стремглав, упустивши 
Руль из руки; повалилася мачта, сломясь под тяжелым 
Ветров противных, слетевшихся друг против друга, ударом; 
В море далеко снесло и развившийся парус, и райну. 
Долго его глубина поглощала, и сил не имел он 
Выбиться кверху, давимый напором воды и стесненный 
Платьем, богиней Калипсою данным ему на прощанье. 
Вынырнул он напоследок, из уст извергая морскую 
Горькую воду, с его бороды и кудрей изобильным 
Током бежавшую; в этой тревоге, однако, он вспомнил 
Плот свой, за ним по волнам погнался, за него ухватился, 
Взлез на него и на палубе сел, избежав потопленья; 
Плот же бросали туда и сюда взгроможденные волны: 
Словно как шумный осенний Борей по широкой равнине 
Носит повсюду иссохший, скатавшийся густо репейник, 
По морю так беззащитное судно повсюду носили 
Ветры; то быстро Борею его перебрасывал Нот, то шумящий 
Эвр, им играя, его предавал произволу Зефира. 

( Одиссея, V, 285 - 297, 313 -332.)  

В конце концов Одиссею с помощью других богов удается через три дня выплыть на берег острова Схерии, где живет народ феакийцев. Там, по внушению Афины, и находит его, спящего, царская дочь Навсикая.

Одиссей приходит во дворец феакийского царя Алкиноя и рассказывает ему и его жене Арете о своем плавании. Алкиной обещает ему помощь в возвращении на Итаку.

Все это изложено в в шестой и седьмой песнях поэмы. Прочтем описание дворца Алкиноя, наиболее интересное здесь с точки зрения знакомства с древнегреческим бытом несколько более позднего времени, нежели быт "Илиады".

Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц, 
Было в палатах любезного Зевсу царя Алкиноя; 
Медные стены во внутренность шли от порога и были 
Сверху увенчаны светлым карнизом лазоревой стали; 
Вход затворен был дверями, литыми из чистого злата; 
Притолки их из сребра утверждались на медном пороге; 
Также и князь их серебряный был, а кольцо золотое. 
Две - золотая с серебряной - справа и слева стояли, 
Хитрой работы искусного бога Гефеста, собаки 
Стражами дому любезного Зевсу царя Алкиноя: 
Были бессмертны они и с течением лет не старели. 
Стены кругом огибая, во внутренность шли от порога 
Лавки богатой работы; на лавках лежали покровы, 
Тканные дома искусной рукою прилежных работниц; 
Мужи знатнейшие града садилися чином на этих 
Лавках питьем и едой наслаждаться за царской трапезой. 
Зрелися там на высоких подножиях лики златые 
Отроков; светочи в их пламенели руках, озаряя 
Ночью палату и царских гостей на пирах многославных. 
Жило в пространном дворце пятьдесят рукодельных невольниц: 
Рожь золотую мололи одни жерновами ручными, 
Нити сучили другие и ткали, сидя за станками 
Рядом, подобные листьям трепещущим тополя; ткани ж 
Были так плотны, что в них не впивалось и тонкое масло. 

(Одиссея, VII, 84 - 107.)  

Помимо сказанного, шестая песнь интересна еще и самой идеей счастливого, благословенного народа феаков.

"Кто такие феаки? - пишет А. Боннар. - Не будем их отыскивать на карте. Это племя счастливых людей, живущих в стране сказочно плодородной, окруженной покоренным ими морем, и ведущих мудрый и простой образ жизни. Страна феаков, называемая Схерией, - это Эльдорадо, островок золотого века, пощаженный временем: там природа и искусство соперничают в красоте, великолепии и добродетели". (А. Боннар. Греческая цивилизация. Т.1. С. 91.)

Оазис в пустыне... Город на молочной реке с кисельными берегами... Утопия. Вот, пожалуй, как можно назвать эту картину. Утопия - по-гречески "нигде".

Неосознанное видение Гомера, осознанная идея в будущем Платона, одноименная книга спустя полторы тысячи лет Томаса Мора, целый жанр художественной литературы в наше время. Но... мы забежали вперед.

Восьмая песнь. По патриархальному обычаю Алкиной, даже не зная имени гостя, устраивает в его честь пир. На пиру аэд Демодок поет песни о подвигах Одиссея под Троей. Растроганный Одиссей, плача, закрывает голову плащом. Демодок расспрашивает гостя о причине слез, узнает его имя и просит рассказать об испытанных им приключениях.

С девятой по двенадцатую песнь следует рассказ Одиссея о своих приключениях и испытаниях. Это и есть метод ретроспекции, впервые встречающийся нам в истории литературы.

возвращаться на родину; об ослеплении чудовищного циклопа Полифема (сына Посейдона, за что и преследует Одиссея разгневанный бог морей - В.Р.), сожравшего шестерых спутников Одиссея; о посещении бога ветров Эола, о том, как Эол дал Одиссею мех с ветрами и как спутники, уже находясь недалеко от Итаки, развязали его и выпустили заключенные в нем ветры, вследствие чего корабли были отнесены обратно; о гибели одиннадцати кораблей и большинства товарищей Одиссея от рук людоедов-лестригонов и о прибытии его с одним уцелевшим кораблем на остров волшебницы Кирки (Цирцеи). Кирка превратила нескольких спутников Одиссея в свиней. Одиссей с помощью Гермеса победил ее чары, после чего оставался у нее около года, пользуясь ее гостеприимством.

(Сын Одиссея и Кирки Телегон, спустя многие годы, во время поисков отца случайно убьет его. Так замкнется круг сказаний об Одиссее. Отметим здесь и некую общность троянского и фиванского киклов, по крайней мере, общий мотив случайного убийства неузнанного отца, совершенного Телегоном и Эдипом.) Желая помочь Одиссею вернуться на родину, она посоветовала ему сначала отправиться в Аид, или точнее - к порогу Аида, и там вопросить тень прорицателя Тиресия. С этой целью Одиссей приехал к берегу Океана, ко входу в загробный мир. Там ему удалось не только услышать предсказания Тиресия (Запомним это имя. Оно встретится нам еще не раз.) , но и побеседовать с тенью своей матери Антиклеи, повидать тени многих других героев - Агамемнона, Ахилла, Аякса, видеть муки великих грешников Тантала, Сизифа и т.д. Из этих бесед он узнал о том, что происходит у него на родине и получил указания о дальнейшем.

Далее следуют рассказы об отъезде Одиссея с острова Кирки и о других приключениях: как он благополучно миновал остров сирен, заманивающих мореходов своим пением; как потерял нескольких товарищей, проезжая между чудовищами Скиллой и Харибдой; как на острове Фринакии его товарищи зарезали священных быков Гелиоса, бога солнца, и как за это Зевс разбил корабль, после чего все спутники Одиссея погибли и только сам он, уцепившись за обломок судна, спасся и был принесен волнами на остров Огигию, где жила нимфа Калипсо. Так замыкался круг воспоминаний Одиссея. (С.И. Радциг. История древнегреческой литературы. - М.: Высшая школа, 1992. С.54.)

Из третьей тетрады приведем те фрагменты, в которых рассказывается о посещении Одиссеем загробного мира. Тема эта неоднократно будет встречаться в дальнейшем (у Вергилия, Данте и т.д.), поэтому нам особенно интересно одно из самых ранних ее отражений. Обратимся к книге польского исследователя темы смерти и потустороннего мира в культурах разных народов Анджея Токарчика "Мифы о бессмертии" (А. Токарчик. Мифы о бессмертии. Потусторонний мир. - М.: Прогресс; Прогресс-Академия, 1992. С. 37 -46.) , цитируя которую вперемешку с цитатами из "Одиссеи", попытаемся увидеть потусторонний мир таким, каким представляли его древние греки.

Перед нами едва ли не первый вариант так называемой апокалиптической литературы, столь распространенной во всем мире. "Гомеру, - пишет А. Токарчик, - мы обязаны увековечением в "Одиссее" представлений древних греков о потустороннем мире, легших в основу европейской культуры. Стремление ко всеобщему познанию и изучению, жажда деятельности, желание добраться даже до подземного мира - все это черты европейца-завоевателя. Одиссей и является таким первым европейцем...

навсегда утраченной родине. Тени умерших сожалеют, что живут уже не на земле, а в Гадесе. Их жизнь теперь - прозябание.

Далеко-далеко за океаном, на негостеприимном, безлюдном континенте находится пропасть, ведущая в Гадес. Прибывший туда неутомимый греческий странник и путешественник - Одиссей - должен был прежде всего принести душам умерших жертву: заколоть барана и овцу. Этот ритуал являлся условием его вступления в подземное царство теней.

Скоро пришли мы к глубокотекущим водам Океана; 
Там киммериян печальная область, покрытая вечно 
Влажным туманом и мглой облаков; никогда не являет 
Оку людей там лица лучезарного Гелиос, землю ль 
Он покидает, всходя на звездами обильное небо, 
С неба ль, звездами обильного, сходит, к земле обращаясь; 
Ночь безотрадная там искони окружает живущих. 
Судно, прибыв, на песок мы втащили; барана и овцу 
Взяли с собой и пошли по течению вод Океана 
Берегом к месту, которое мне указала Цирцея.... 

Сам я барана и овцу над ямой глубокой зарезал; 
Черная кровь полилася в нее, и слетелись толпою 
Души усопших, из темныя бездны Эреба поднявшись: 
Души невест, малоопытных юношей, опытных старцев, 
Дев молодых, о утрате недолгия жизни скорбящих, 
Бранных мужей, медноострым копьем пораженных смертельно 
В битве и брони, обрызганной кровью, еще не сложивших. 
Все они, вылетев вместе бесчисленным роем из ямы, 
Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным. 
Кликнув товарищей, им повелел я с овцы и с барана, 
Острой зарезанных медью, лежавших в крови перед нами, 
Кожу содрать и, огню их предавши, призвать громогласно 
Грозного бога Аида и страшную с ним Персефону. 
Сам же я меч обнажил изощренный и с ним перед ямой 
Сел, чтоб мешать приближаться безжизненным теням усопших 
К крови, пока мне ответа не даст вопрошенный Тиресий. 

(Одиссея, XI, 13 - 22, 35 -50)  

У каждой тени, - продолжает А. Токарчик, - было что сказать. Но все они чуствовали себя столь слабыми, что перед разговором с Одиссеем должны были подкрепиться жертвенной кровью. Среди теней Одиссей узнает храброго Элпенора (спутника нашего героя - В.Р.), тело которого так и не было погребено.

Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло. 
Голос возвысив, я мертвому бросил крылатое слово: 
"Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида! 
Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном". 
Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он: 
"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный... 

                       ...в область Аида мгновенно 
Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым, 
Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим 
Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома, 
Ныне молю (мне известно, что область Аида покинув, 
Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) - о! вспомни, 
Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был 
Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева 
Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою. 
Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень, 
Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого; 
В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков 
В землю на холме моем то весло водрузите, которым 
Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил". 

Так говорил Ельпенор, и, ему отвечая, сказал я: 
"Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет". 
Так мы, печально беседуя, друг подле друга сидели, 
Я, отгоняющий тени от крови мечом обнаженным, 
Он, говорящий со мною, товарища прежнего призрак. 
Вдруг подошло, я увидел, ко мне приведенье умершей 
Матери милой моей Антиклеи... ее меж живыми оставил я дома, 
В Трою отплыв. Я заплакал, печаль мне проникнула душу; 
Но и ее, сколь ни тяжко то было душе, не пустил я 
К крови: мне не дал ответа еще прорицатель Тиресий. 

(Одиссея, XI, 55-60,65-89.)  

Царь Одиссей, возвращения сладкого в дом свой ты жаждешь. 
Бог раздраженный его затруднит несказанно, понеже 
Гонит тебя колебатель земли Посейдон; ты жестоко 
Душу разгневал его ослеплением милого сына. 
Но, и ему вопреки, и беды повстречав, ты достигнуть 
Можешь отечества, если себя обуздаешь и буйных 
Спутников... 
      ....И смерть не застигнет тебя на туманном 
Море; спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину 
Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным 
Счастьем богатый. И сбудется все, предреченное мною. 
(Одиссея, XI, 100-106, 134-137.) 

Лишь выслушав сетования и просьбу Элпенора (и предсказание Тиресия - В.Р.), Одиссей смог поговорить с душой своей матери. Когда он отправлялся на своем корабле на завоевание Трои, мать Одиссея еще была жива. При виде ее тени скиталец не может удержаться от слез. Плачет и его мать. Необычна их беседа.

Скрылась душа прорицателя, мне мой сказавшая жребий. 
Я ж неподвижно остался на месте; но ждал я недолго; 
К крови приблизилась мать, напилася и сына узнала. 
С тяжким вздохом она мне крылатое бросила слово: 
"Как же, мой сын, ты живой мог проникнуть в туманную область 
Аида? Здесь все ужасает живущего; шумно бегут здесь 
Страшные реки, потоки великие; здесь Океана 
Воды глубокие льются; никто переплыть их не может 
Сам; то одним кораблям крепкозданным возможно. 
Скажи же, Прямо ль от Трои с своим кораблем и с своими людьми ты, 
По морю долго скитавшися, прибыл сюда? Неужели 
Все не видал ни Итаки, ни дома отцов, ни супруги?" 

Так говорила она, и, ответствуя, так ей сказал я: 
"Милая мать, приведен я к Аиду нуждой всемогущей; 
Душу Тиресия фивского мне вопросить надлежало. 
В землю ахеян еще я не мог возвратиться; отчизны 
Нашей еще не видал, бесприютно скитаясь повсюду 
С самых тех пор, как с великим царем Агамемноном поплыл 
В град Илион, изобильный конями, на гибель троянам. 
Ты ж мне скажи откровенно, какою из Парк непреклонных 
В руки навек усыпляющей смерти была предана ты? 
Медленно ль тяжким недугом? Иль вдруг Артемида богиня 
Тихой стрелою своею тебя без болезни убила? 
Также скажи об отце и о сыне, покинутых мною: 
Царский мой сан сохранился ли им? Иль другой уж на место 
Избран мое и меня уж в народе считают погибшим? 
Также скажи мне, что делает дома жена Пенелопа? 
С сыном ли вместе живет, неизменная в верности мужу? 
Иль уж с каким из ахейских владык сочеталася браком?"

Так я ее вопросил; Антиклея мне так отвечала: 
"Верность тебе сохраняя, в жилище твоем Пенелопа 
Ждет твоего возвращенья с тоскою великой и тратит 
Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали; 
Царский твой сан никому от народа не отдан; бесспорно, 
Дома своим Телемах достояньем владеет, пирами 
Всех угощает, как то облеченному саном высоким 
Следует; все и его угощают. Лаэрт же не ходит 
Более в город; он в поле далеко живет, не имея 
Там ни одра, ни богатых покровов, ни мягких подушек; 
Дома в дождливое зимнее время он вместе с рабами 
Спит на полу у огня, покровенный одеждой убогой; 
В летнюю ж знойную пору иль поздней порою осенней 
Всюду находит себе на земле он в саду виноградном 
Ложе из листьев опалых, насыпанных мягкою грудой. 
Там он лежит, и вздыхает, и сердцем крушится, и плачет, 
Всё о тебе помышляя; и старость его безотрадна. 
Кончилось так и со мной; и моя совершилась судьбина. 
Но не сестра Аполлонова с луком тугим Артемида 
Тихой стрелою своею меня без болезни убила, 
Также не медленный, мной овладевший недуг, растерзавши 
Тело мое, из него изнуренную душу исторгнул: 
Нет; но тоска о тебе, Одиссей, о твоем миролюбном 
Нраве и разуме светлом до срока мою погубила 
Сладостно-милую жизнь". И умолкла она. Увлеченный 
Сердцем, обнять захотел я отшедшую матери душу; 
Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я, 
Три раза между руками моими она проскользнула 
Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье. 
Ей наконец, сокрушенный, я бросил крылатое слово: 
"Милая мать, для чего, из объятий моих убегая, 
Мне запрещаешь в жилище Аида прижаться к родному 
Сердцу и скорбною сладостью плача с тобой поделиться? 
Иль Персефона могучая вместо тебя мне прислала 
Призрак пустой, чтоб мое усугубить великое горе?" 

Так говорил я; мне мать благородная так отвечала: 
"Милый мой сын, злополучнейший между людьми. 
Персефона, Дочь громовержца, тебя приводить в заблужденье не мыслит. 
Но такова уж судьбина всех мертвых, расставшихся с жизнью. 
Крепкие жилы уже не связуют ни мышц, ни костей их; 
Вдруг истребляет пронзительной силой огонь погребальный 
Всё, лишь горячая жизнь охладелые кости покинет; 
Вовсе тогда, улетевши, как сон, их душа исчезает. 
Ты же на радостный свет поспеши возвратиться; но помни, 
Что я сказала, чтоб все повторить при свиданье супруге". 

(Одиссея, XI,151-224.) 

Печалью и покоем веет от этого античного гомеровского царства теней, Гадеса. Необычная, кратковременная встреча с живым человеком вызывает у многих умерших, в основном смирившихся со своей судьбой, бурное волнение. Каждый из них стремится рассказать Одиссею о последних минутах своей земной жизни, у многих даже есть личные просьбы. Здесь жена фессалийского царя Кретея - царица Тиро, дочь речного бога Асопа - Антиопея, жена Амфитриона - Алкмена (мать величайшего греческого героя - Геракла), мать и жена Эдипа - несчастная Эпикаста, жена Нелея - Хлорида, а также Леда, Ариадна, Климена, Эрифила и много-много других некогда прекрасных и славных женщин и девушек.

дом.

Агамемнону ведомы будущность и решения богов, поэтому он делает Одиссею соответствующие предостережения. Он же предсказывает ему легкую смерть в преклонном возрасте в родимой стороне.

Одиссей беседует также с величайшим героем троянской войны - Ахиллесом. Но Одиссею недостаточно этих бесед. Его обуревает любопытство, он хочет хотя бы раз заглянуть в глубь пропасти, ведущей к Тартару.

В глубинах Гадеса Одиссей встречается с легендарным владыкой Крита Миносом - сыном Зевса и Европы. Минос восседает на золотом троне, держит в руке золотой жезл и вершит суд над всеми умершими. Его приговора ожидают тени, стоящие у выкованных из железа врат Гадеса. Среди них славный охотник Орион, гигант Титий, вечный мученик Тантал и неустанно занятый безрезультатным трудом Сизиф. К Одиссею подходит Геракл и, посетовав на свою нынешнюю судьбу в мрачной глубине подземелья, уступает место тени Тезея, величайшего афинского героя.

...Толпою бесчисленной души слетевшись, 
Подняли крик несказанный; был схвачен я ужасом бледным, 
В мыслях, что хочет чудовище, голову страшной Горгоны, 
Выслать из мрака Аидова против меня Персефона. 
Я побежал на корабль и велел, чтоб, не медля нимало, 
Люди мои на него собрались и канат отвязали, 
Все на корабль собралися и сели на лавках у весел. 
Судно спокойно пошло по течению вод Океана, 
Прежде на веслах, потом с благовеющим ветром попутным. 

(Одиссея, XI, 632-640.) 

Двенадцатая песнь как бы заканчивает первую часть поэмы, часть скитаний героя. Вторая половина посвящена его мщению. Она тоже делится на своего рода три тетрады: Одиссей у Евмея (XIII - XVI), неузнанный Одиссей в своем дворце (XVII - XX) и собственно месть Одиссея женихам с ее последствиями (XXI - XXIV). Но по порядку.

Тринадцатая песнь посвящена возвращению Одиссея на Итаку, куда он приплыл ночью. Проснувшись утром, он не узнал родного острова, окутанного волшебством Афины густым туманом. Богиня является герою в облике молодого пастуха, наставляет его в том, как действовать в борьбе с женихами Пенелопы и, придав Одиссею вид дряхлого нищего, направляет его к свинопасу Эвмею.

В четырнадцатой песни Одиссей рассказывает Эвмею вымышленную историю о себе, но дает понять, что царь Итаки жив и вот-вот возвратится на родину.

В пятнадцатой песни повествуется о том, как Афина является во сне Телемаху, все еще находящемуся у Менелая, и повелевает ему тоже ехать к Эвмею. Телемах приходит к Эвмею и посылает его во дворец известить Пенелопу о своем возвращении. Одиссей, оставшись наедине с сыном, открывается ему. Вместе они обдумывают план мщения женихам.

осыпают бранью и насмешками. Пенелопа, возмущенная недостойным поведением женихов, отправляет их по домам, а сама желает выслушать нищего, которому известно что-то о судьбе ее мужа.

Девятнадцатая песнь. Поздно ночью Одиссея приводят к Пенелопе. Он рассказывает ей кое-что о ее муже. Обрадованная и растроганная Пенелопа, не зная, как наградить странника за добрые вести, приказывает старой рабыне Эвриклее, давным-давно нянчившей маленького Одиссея, омыть гостю ноги. Та узнает героя по старому шраму на ноге.

... Отдернула руки она в изумленье; упала 
В таз, опустившись, нога; от удара ее зазвенела 
Медь, покачнулся водою наполненный таз, пролилася 
На пол вода. И веселье и горе проникли старушку, 
Очи от слез затуманились, ей не покорствовал голос. 
Сжав Одиссею рукой подбородок, она возгласила: 
"Ты Одиссей! Ты мое золотое дитя! И тебя я 
Прежде, пока не ощупала этой ноги, не узнала!" 
Кончив, она на свою госпожу обратила поспешно 
Взоры, чтоб ей возвестить возвращение милого мужа. 
Та ж не могла ничего, обратяся глазами в другую 
Сторону, видеть: Паллада ее овладела вниманьем. 
Но Одиссей, ухвативши одною рукою за горло 
Няню свою, а другою ее подойти приневолив 
Ближе к нему, прошептал ей: "Ни слова! Меня ты погубишь: 
Я Одиссей; ты вскормила меня; претерпевши немало, 
Волей богов возвратился я в землю отцов через двадцать 
Лет. Но - уж если твои для узнания тайны открылись 
Очи - молчи!.. 

(Одиссея, XIX, 468 - 486.) 

из них, однако, не смог даже натянуть тетиву. Одиссей просит позволить ему принять участие в состязании. Несмотря на насмешки женихов, Телемах дает ему лук, и Одиссей без труда поражает цель, а затем убивает двух женихов. Завязывается бой, в результате которого герой отправляет в Аид всех незаконных претендентов на руку своей жены.

Двадцать третья песнь. Пенелопа, находясь в своем покое, ничего не знает о происходящем. Прибежавшая Эвриклея сообщает ей о случившемся. Известие о возвращении Одиссея кажется Пенелопе невероятным. Только когда Одиссей дал ей доказательства своей личности, она признала в нем своего мужа, двадцать лет назад ушедшего в военный поход против Трои. Вот эта, одна из лучших в поэме, сцена.

 ж того он желает, ему, Евриклея, постелю 
Ты приготовь; но не в спальне, построенной им; а в другую 
Горницу выставь большую кровать, на нее положивши 
Мягких овчин, на овчины же полость с широким покровом". 
Так говорила она, испытанью подвергнуть желая 
Мужа. С досадою он, обратясь к Пенелопе, воскликнул: 
"Сердцу печальное слово теперь ты, царица, сказала; 
Кто же из спальни ту вынес кровать? Человеку своею 
Силою сделать того невозможно без помощи свыше; 
Богу, конечно, легко передвинуть ее на другое 
Место, но между людьми и сильнейший, хотя б и рычаг он 
Взял, не шатнул бы ее; заключалася тайна в устройстве 
Этой кровати. И я, не иной кто, своими руками 
Сделал ее. На дворе находилася маслина с темной 
Сению, пышногустая, с большую колонну в объеме; 
Маслину ту окружил я стенами из тесаных, плотно 
Сложенных камней; и, свод на стенах утвердивши высокий, 
Двери двустворные сбил из досок и на петли навесил; 
После у маслины ветви обсек и поблизости к корню 
Ствол отрубил топором, а отрубок у корня, отвсюду 
Острою медью его по снуру обтесав, основаньем 
Сделал кровати, его пробуравил, и скобелью брусья 
Выгладил, в раму связал и к отрубку приладил, богато 
Золотом их, серебром и слоновою костью украсив; 
Раму ж ремнями из кожи воловьей, обшив их пурпурной
Тканью, стянул. Таковы все приметы кровати. Цела ли 
Эта кровать и на прежнем ли месте, не знаю; быть может, 
Сняли ее, подпилив в основании масличный корень". 
Так он сказал. У нее задрожали колена и сердце. 
Признаки все Одиссеевы ей он исчислил; заплакав 
Взрыд, поднялась Пенелопа и кинулась быстро на шею 
Мужу и, милую голову нежно целуя, сказала: 
"О, не сердись на меня, Одиссей!.." 

(Одиссея, XXIII, 173 - 209.) 

Двадцать четвертая песнь поэмы рассказывает о том, как души убитых женихов приходят в загробный мир, а их родственники в Итаке поднимают восстание против Одиссея. Однако он вместе с отцом Лаэртом, сыном Телемахом и верными рабами убивает главарей и заключает мир с остальными жителями острова. В этом, как и во всем остальном, ему помогает "светлая дочь громовержца Афина Паллада". Этой строкой и заканчивается вторая величайшая поэма древности "Одиссея", поэма о человеке практического ума и ловких рук, об истинном, по выражению А. Боннара, "кузнеце своего счастья".

Он, - говорит швецарский ученый, - полон решимости добиться счастья, построить его вновь, как некогда своими руками он соорудил супружеское ложе... Мы видим его в поэме поочередно косцом, плотником, кормчим, каменщиком, шорником: он орудует топором, плугом и рулем так же уверенно, как и владеет мечом... Одиссей воплощает борьбу, которую человеческий разум ведет за человеческое счастье на земле. (А. Боннар. Греческая цивилизация. Т.1. С. 96.)