Приглашаем посетить сайт

Мифы классической древности.
Часть вторая. Книга пятая. Возвращение Одиссея.
Одиссей в Аиде

Заявление о нарушении
авторских прав
Автор:Штоль Г. В., год: 1849


Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница

Одиссей в Аиде
(Гомер. Одиссея. XI)

Спустив корабль на священные воды, Одиссей и спутники его утвердили на нем мачту, привязали паруса. Взяв потом с берега барана и овцу, взошли они на корабль. Тяжко было у всех на душе, все проливали слезы. Цирцея послала им попутный ветер, и целый день плыли они по волнам Океана глубокотекущего. Когда же солнце село и наступила ночная тьма, они достигли противоположного берега великой реки [

  ...покрытая вечно
Влажным туманом и мглой облаков. Никогда не являет
Он покидает, всходя на звездами обильное небо,
Ночь безотрадная там искони окружает живущих.

Двоим из спутников своих Одиссей дал подержать обреченных на жертву животных, сам же мечом своим вырыл яму в локоть длиной и шириной, совершил три возлияния мертвым и обещал, по возвращении в Итаку, принести им в жертву корову, не имевшую тельцов, Тиресию же особо посвятить лучшего в стаде барана. Дав такое обещание, сам он зарезал овцу и барана над ямой. Черная кровь полилась в нее, и слетелись души умерших. Но Одиссей мечом отгонял их от крови. Кликнул товарищей, Одиссей велел им содрать кожу с овцы и барана и, предав их огню, призвал грозного бога Аида и страшную Персефону.

Между тенями впереди всех был Эльпенор: бедный, еще не зарытый, не оплаканный в доме Цирцеи, лежал он на земле. Пролил слезу Одиссей, когда увидел его и, состраданием проникнутый, так сказал ему: "Скоро же, друг мой Эльпенор, очутился ты в царстве Аида! Пеший, ты был проворнее, чем мы на корабле быстроходном". Тогда рассказал ему Эльпенор, как, пьяный, погубил он себя, и умолял, чтобы по возвращении в жилище Цирцеи Одиссей предал погребению и оплакал его, чтобы поставил ему высокий холм гробовой и на холме этом водрузил то весло, которым при жизни треножил он волны. Все это Одиссей обещал исполнить. Потом подошла к Одиссею тень матери его Антиклеи, Автоликовой дочери: в живых оставил он ее, когда отплыл в Трою. Увидев призрак матери, Одиссей заплакал - печаль проникла ему в душу; но и ее, как это ни тяжко было душе, не пустил он к крови: не дал еще ему ответа прорицатель. Наконец предстала Одиссею тень фиванского старца Тиресия с золотым жезлом в руке. Узнал Одиссея провидец и обратился к нему с такими словами: "Лаэртид злополучный! Что побудило тебя покинуть пределы светлого дня и подойти к безотрадной обители теней? Отодвинься от ямы и мечом не препятствуй мне подойти к крови, чтобы мог я правдиво возвестить тебе судьбу твою". Так он сказал; отступив от ямы, Одиссей вложил в ножны меч свой, Тиресий же напился черной крови и так начал: "Славный Одиссей! Ты желаешь счастливо возвратиться в дом свой: но раздраженный бог затруднит тебе путь. Посейдон, колебатель земли, гонит тебя: ты прогневил его ослеплением Полифема, его милого сына. Но все же можешь, испытав много бедствий, возвратиться на родину, если обуздаешь себя и буйных спутников. С ними приведешь ты корабль свой к острову Тринакии. Там найдете вы тучных быков и баранов Гелиоса, который все видит, все слышит. Если воздержишься поднять руку на стада Гелиоса, то будешь в Итаке, хоть и встретишь великие бедствия. Если же подымешь на них руку, то пророчу погибель всем вам. Сам ты избегнешь смерти, но, претерпев великие беды, в дом свой возвратишься нескоро, без спутников, на чужом корабле. Да и дома встретишь не радость: там найдешь ты буйных людей, губящих твое достояние, докучающих Пенелопе своим сватовством и брачными дарами. Когда же обманом или явной силой ты умертвишь женихов, захвативших дом твой, тогда оставь дом свой и, взявши весло корабельное, отправься снова странствовать и странствуй до тех пор, пока не увидишь людей, не знающих моря и не солящих пищи. Если дорогой ты встретишь путника и путник тот тебя спросит: "Что за лопату несешь на плече?" - тогда водрузи весло свое в землю; тогда конец твоему роковому, долгому странствию. Принеси в ту пору царю Посейдону великую жертву: быка, барана и вепря. Потом возвратись домой и дома соверши священные гекатомбы Зевсу и прочим богам, владыкам беспредельного неба, всем по порядку. И смерть не застигнет тебя на туманном море; кончину ты встретишь спокойно, украшенный старостью светлой, богатый счастьем своим и народным. И сбудется все предреченное мною".

"Пусть совершится то, что предназначили мне боги. Ты же скажи мне, как сделать, чтобы узнала меня и заговорила со мной тень моей матери: неподвижная, сидит она, будто не смеет поглядеть сыну в лицо и завести разговор с ним". Тиресий открыл Одиссею, что только испив крови, тень получает сознание и возможность говорить разумно. Когда удалился прорицатель, Одиссей дал тени матери своей испить жертвенной крови. Тотчас узнала тогда его мать и с тяжким вздохом сказала ему: "Сын мой, как мог ты, живой, проникнуть в туманную область Аида? Скажи мне, ты прямо из Трои? Неужели ты не был в Итаке и не видал ни дома отцов, ни супруги?" Одиссей же в ответ ей: "Милая мать, всевластная судьба привела меня к жилищу Аида: я должен был вопросить душу Тиресил Фивского. В землю ахейцев я не мог возвратиться, отчизны я не видел; бесприютно скитаюсь с тех пор, как с царем Агамемноном поплыл в Илион, богатый конями. Ты же скажи мне, мать, какою из парк предана ты в руки смерти? Медленный ли недуг сразил тебя, или вдруг Артемида-богиня убила легкой стрелою? Также скажи о покинутых мною отце и сыне. Сохранился ли им сан мой? Или другой избран на мое место и меня считают уже в народе погибшим? Скажи мне, что делает дома жена Пенелопа? С сыном ли живет она, неизменная в верности мужу, или сочеталась уже браком с кем-нибудь из ахейских владык?" И в ответ ему Антиклея: "Верная Пенелопа терпеливо ждет твоего возвращения; в слезах и печали проводит она долгие ночи и дни. Царский сан твой никому не отдан народом: Телемах владеет твоим достоянием и пользуется царскими почестями. Лаэрт же не ходит более в город. Он живет в поле; в дождливое зимнее время он вместе с рабами спит на полу у огня, покрытый убогой одеждой, в летнюю же пору в виноградном саду находит себе ложе из опавших листьев. Там он лежит, сердцем сокрушается, плачет, и все о тебе; старость его безотрадна. Я умерла тоже от горя: не Артемида сразила меня быстрой стрелою, не болезнь, но тоска по тебе, Одиссей". И умолкла Антиклея. Влекомый сердцем, Одиссей захотел обнять отошедшую душу матери; три раза руки свои он простер к ней, но три раза проскользнула она, как тень или призрак. И, полный скорби, воскликнул он тогда: "Милая мать! Зачем не даешь ты мне прижаться к родимому сердцу и слезами облегчить вместе с тобою печальную душу? Или Персефона вместо тебя послала мне один лишь призрак, чтобы усилить мое великое горе?" Так говорил он, и Антиклея в ответ ему: "Милый, злополучный сын мой! Персефона не желает вводить тебя в заблуждение; но такова судьба всех смертных, расставшихся с жизнью: крепкие жилы уже не связуют их мышц и костей; все истребляет огонь погребальный, лишь горячая жизнь покинет охладевшие кости: вовсе тогда душа исчезает, улетает как сон. Ты же поспеши с возвращением на радостный свет; но помни, что я сказала, и все повтори при свидании супруге".

яме. Одна за другой подходили они и называли ему каждая свое имя. Прежде других подошли к нему дочь Салмонеева Тиро, мать Пелия и Нелея; Антиопа, мать Зета и Амфиона; Гераклова мать Алкмена; Мегара, супруга Геракла; Эдипова супруга Иокаста; Хлорида, супруга Нелея; Леда, мать Диоскуров; Ифимедея и много других жен и дев. Когда разлетелись все эти тени, Одиссею предстала душа Агамемнона, окруженная душами тех арговян, которые убиты были с Агамемноном в доме Эгисфа. Напившись крови, Агамемнон узнал Одиссея. Тяжко, глубоко вздохнул он; заплакали очи; простерши руки, он ими хотел прикоснуться к Лаэртову сыну - напрасно: руки не слушались; не было в них ни сил, ни движения. Пролил слезы Одиссей. Полный сострадания, так он сказал ему: "Сын Атреев, владыка мужей Агамемнон, какой паркой ты предан навек усыпляющей смерти? В волнах ли тебя погубил Посейдон в грозную бурю, или на суше был умерщвлен ты рукою врага в бою из-за быков криворогих и баранов или из-за жен и сокровищ?" И в ответ ему Атрид Агамемнон: "Лаэртид благородный! Не Посейдон, не противник на поле битвы погубил меня, тайно Эгисф с гнусной женой моей заодно приготовил мне гибель. Он пригласил меня в дом свой и у себя на веселом пиру убил меня, как быка убивают при яслях. Все товарищи, возвратившиеся вместе со мною из-под Трои, также убиты, как вепри, которых заклают в доме богатого мужа на обед или свадьбу. Часто видал ты без страха, как гибли сильные мужи в битвах, иной одиноко, иной в многолюдной схватке, - здесь же пришел бы ты в трепет, обмер бы от страха, если б увидел, как между столами, полными яств, все мы лежали на полу, дымящемся нашею кровью. Услышал я крики юной Кассандры, Приамовой дочери; в грудь вонзила ей меч Клитемнестра; полумертвый, лежа на земле, попытался я протянуть холодеющую руку к мечу; жена равнодушно отвратила от меня взор свой и мне, отходившему в область Аида, не захотела закрыть тусклых очей и холодеющих уст. На свете нет ничего ужаснее жены, замыслившей такое дело, приготовившей мужу гибель. Как радовался я мысли, что возвращусь в отечество, увижу детей и ближних, но злодейка погубила меня и навеки опозорила себя и даже весь пол свой". - "Горе, - воскликнул тогда Одиссей. - Сколько бед причинил Зевс через женщин всему роду Атрея! Погибло немало могучих мужей через Елену; а вот Клитемнестра, коварная, устроила тебе смерть". И в ответ ему Агамемнон: "Одиссей, берегись быть слишком доверчивым с женой; не должно открывать ей всего, что знаешь. Но ты, Лаэртид, не умрешь от жены; разумна и благородна дочь старца Икария, чудная Пенелопа. Ты покинул ее в самых цветущих летах, с ней был оставлен грудной, едва лепетавший ребенок. Теперь заседает он, конечно, в совете мужей, и отец, возвратись, увидится с ним; мне же жена не дала взглянуть на сына. Скажи мне, Лаэртид, не слыхал ли ты чего-нибудь о сыне моем Оресте, не знаешь ли, где живет он, я знаю, он не умер еще". - "Атрид, зачем спрашиваешь ты меня об этом? Не знаю, жив он или умер, пустое же говорить не годится".

Так беседовали они печально о минувшем и грустно сидели друг подле друга. В это время предстала Одиссею тень Ахилла, Пелеева сына, а с ним и Патрокл, и Антилох, и Аякс, сын Теламона. Тотчас узнал Ахилл старого своего соратника и сказал ему: "Зачем здесь ты, Одиссей многохитростный, какое замыслил ты великое дело? Как проник в эту мрачную обитель теней?" -- "Славный Пелид, пришел я сюда затем, чтобы вопросить тень Тиресия, как могу я достигнуть моей каменистой Итаки. Я еще не видал родины и до сих пор скитаюсь и бедствую. Тебя же, Ахилл, нет счастливее между смертными: живого чтили мы тебя как бога, и здесь ты царишь над всеми тенями: тебе нельзя роптать на смерть, Ахилл богоравный". И в ответ ему сын Пелеев: "Одиссей, не надейся утешить меня: лучше хотел бы я быть поденщиком у бедного пахаря, но живым, нежели здесь царствовать над всеми тенями. Но расскажи мне о Неоптолеме моем. Был ли мой сын в сражении? Впереди ли всех он сражался? Также не слыхал ли ты о старце Пелее: по-прежнему ли он повелитель мирмидонцев, или уже перестали почитать дряхлого старца с тех пор, как пал его сын и защитник?" Ничего не мог сказать Одиссей о Пелее, но поведал он Ахиллу о сыне его Неоптолеме, о том, как на советах вождей о судьбах Илиона голос свой подавал он прежде других и в разумных суждениях был побеждаем лишь им, Одиссеем, да Нестором мудрым; как в поле троянском широком никогда не хотел Неоптолем оставаться с толпой и всегда быстро устремлялся вперед, один, обгоняя храбрейших, и бился с врагами как сын, достойный великого отца. Так говорил Одиссей, и душа Ахилла с гордой осанкой, большими шагами пошла по асфоделонскому лугу, радуясь великой славою сына. Пришли к Одиссею души других знаменитых умерших, грустно говорили герои с ним о том, что всего ближе сердцу каждого; но Аякс, сын Теламона, молча стоял вдали, все еще злобясь на Одиссея за то, что он одержал над ним верх в споре из-за доспехов Ахилла. Пожалел Одиссей о злосчастной судьбе великого героя, гибели которого он сам был невольной причиной, и обратился к нему с ласковой, миротворной речью. Не дал ответа Аякс; за другими тенями, грозный, пошел он и скрылся во мраке. Скоро увидел Одиссей и старца Миноса, славного властителя Крита, Зевсова сына. Золотой скипетр держал он в руке и, сидя на троне, судил умерших: они же, кто сидя, кто стоя, ждали его приговора в просторном, широковратном аиде. После Миноса явилась гигантская тень Ориона; по асфоделонскому лугу гнал он зверей, убитых им некогда медной, несокрушимой палицей в пустынных горах. Увидел он и Тития, сына прославленной Геи. Распростертый по земле, неподвижно лежал он, и целых девять плефров занимало его исполинское тело; по бокам же сидели два коршуна, рвали его печень и терзали когтями утробу, и руки тщетно на них подымал он. Так страдал исполин за то, что оскорбил Латону, супругу Зевса. Видел также и Тантала, томимого страшной мукой. В светлом озере стоял он по горло в воде и, томимый мучительной жаждой, напрасно порывался захлебнуть воды. Когда же наклонялся к воде, быстро убегала она от него, а внизу под его ногами являлось черное дно. Над головой Тантала росло много обильных золотыми плодами деревьев: яблонь, груш, гранат, смоковниц и маслин, но как только к плодам старец протягивал руку, разом все ветви поднимались к темному небу. Видел Одиссей и Сизифа, лукавого коринфского царя. Обеими руками катил он камень тяжкий в гору, но едва достигал вершины, как с грохотом устремлялся обманчивый камень назад, и снова, мышцы напрягши, весь в поту, покрытый черною пылью, начинал Сизиф свою напрасную работу.

он лук со стрелой на тугой тетиве, как будто готовился выстрелить, и тени умерших шумно летели от него, как улетают в испуге птицы. Увидав Одиссея, он узнал его и обратился к нему с такими словами: "Благородный сын Лаэрта! Или и тобой играет судьба, как мной играла она под лучами всезрящего солнца? Я сын Крониона Зевса, но тем не был спасен от безмерных страданий. Рок повелел мне служить недостойному мужу; возлагал он на меня тяжкие труды: так, повелел достать из аида пса трехглавого. Но я совершил этот подвиг с помощью Гермеса и светлоокой Афины".

Так сказал призрак Геракла и удалился в жилище Аида. Одиссей же остался на месте и ждал, не придет ли кто из могучих умерших мужей. И увидел бы он многих героев минувших времен, но, слетевшись толпою, души подняли страшный крик. Одиссей ужаснулся и поспешил к своему кораблю: боялся он, не выслала б Персефона из мрака голову страшной горгоны. Быстро собрались на корабль спутники Одиссея и сели на лавках у весел. Судно спокойно пошло по течению вод Океана, сначала на веслах, потом с благовеющим попутным ветром.



Предыдущая страницаОглавлениеСледующая страница